Привилегия демократического мира

Администрация Дональда Трампа поставила рекорд по скорости подготовки Стратегии национальной безопасности.

Начиная с 1986 г., когда Конгресс США обязал президента ежегодно готовить такой документ, ни одна администрация не то что не делала это ежегодно, но даже не успевала подготовить стратегию в год инаугурации. С учетом растянувшегося до весны прошлого года формирования команды, включая смену советника президента по национальной безопасности, который отвечает за процесс подготовки стратегии, времени на подготовку было совсем не много.

18 декабря прошлого года Дональд Трамп представил документ перед публикой и телекамерами. Это тоже новшество. Предшественники Трампа не утруждали себя личной презентацией.

Значение публикации в США документов в несколько десятков страниц, название которых начинается словами "Стратегия национальной безопасности" (далее возможны варианты, акцентирующие "дух времени") не следует преувеличивать. На принятие решений они оказывают лишь косвенное влияние. Скорее, принимаемые решения легализуются в виде политического документа, который дает понимание их смысла в рамках единой стратегии.

Смысл ее публичного формулирования состоит в придании целостности действиям исполнительной власти в сфере национальной безопасности. В немалой степени формулирование стратегии обеспечивает сплочение команды, отвечающей за политику безопасности, если речь идет о новой администрации.

Опубликованная в декабре Стратегия национальной безопасности США готовилась, как и положено традицией, под руководством советника по национальной безопасности Херберта Макмастера (сменившего скоропостижно скомпрометированного российским следом Майкла Флинна), командой во главе с его заместителем Диной Пауэлл, двумя ключевыми участниками которой были представители академической среды - Надя Шедлоу (ей прочат в ближайшее время место Пауэлл) и Сет Сентер. Разумеется, текст проходил согласования в причастных к безопасности министерствах и агентствах, имеющих отличающиеся взгляды и приоритеты. Удивительно, что документ был подготовлен столь быстро.

Представленная Дональдом Трампом стратегия - уже 17-я с 1987 г. В среднем за прошедшее время стратегии формулировались раз в два года. Только в редких случаях они вызывали политический и академический переполох.

Стратегия национальной безопасности Дональда Трампа, имеющая пусть не в названии, но во введении подзаголовок "Америка прежде всего", ажиотажа не вызвала, но и незамеченной не прошла. Переполох могут вызвать документы, которые раскроют содержание стратегии в конкретных приложениях. Можно напомнить, что на очереди публикация, возможно, уже в январе, обзора ядерной политики США.

Правильная традиция и ошибочная теория

Представляя Стратегию, Дональд Трамп отметил ее "принципиальный реализм". Подтвердить или опровергнуть декларируемую реалистичность сможет только время. Из текста судить об этом невозможно, он весьма традиционен для документов такого рода. Первый взгляд на документ позволяет заметить, прежде всего, пониженный уровень оптимизма. В этом Стратегия Трампа подобна первой стратегии президента Джорджа Буша-младшего, опубликованной после терактов 11 сентября. Но тревожность и алармизм совсем не обязательно свидетельствуют о реалистичности политики.

Документ оказался гораздо более традиционным, чем можно было ожидать, при этом - достаточно глубоким, чтобы можно было говорить о важной эволюции подходов США к обеспечению национальной безопасности. В Стратегии 55 неполных страниц (несколько больше, чем обычно), пять глав (вполне традиционно), определяющих четыре ее опоры и их региональное измерение. Опоры следующие:
1) "Защита американского народа, родины и американского образа жизни"; 2) "Содействие процветанию Америки"; 3) "Сохранение мира через силу"; 4) "Продвижение американского влияния".

Дональд Трамп заявил о революционном нововведении - причислении экономической безопасности к национальной, отраженном во второй опоре. Это, как минимум, преувеличение.

Названные опоры один к одному отражают коренные интересы США, как они уже десятилетия представлены в академической литературе и политических документах. Названия меняются, но содержание коренных интересов постоянно: суверенитет, процветание, внешняя безопасность и продвижение американских ценностей. Существуют разные взгляды на то, является ли последнее самостоятельным коренным интересом - или только производной от внешней безопасности. Но в целом корреляция структуры коренных интересов США со стратегией Трампа очевидна.

Коренные интересы не меняются, но эволюционируют интересы второго порядка. Меняется практика национальной безопасности, причем не столь решительно, как часто обещают твиты американского президента - и это довольно неожиданно. Меняется теория, лежавшая в основе многочисленных предыдущих стратегий, причем также в неожиданном аспекте. Подвергнута ревизии теория демократического мира, сформулированная еще Эммануилом Кантом и положенная в основу построенного западными странами мирового порядка.

Основной постулат этой теории, в современном звучании гласящий о том, что страны либеральной демократии не воюют между собой, не ставится под сомнение. Но названа ошибкой многолетняя самоуспокоительная вера в неизбежность демократического мира: "Начиная с
1990-х годов США… исходили из того, что демократический мир неизбежен, …считали, что либерально-демократическое взаимодействие может фундаментально изменить природу международных отношений и что соперничество однажды уступит место мирному взаимодействию".

Новая ситуация требует от США переосмыслить политику последних двух десятилетий, которая "базировалась на предположении, что вовлечение противников и их включение в международные институты и глобальную коммерцию может превратить их в добросердечных акторов и заслуживающих уважения партнеров. По большей части, это предположение оказалось ложным".

Новые соперники

Указанная теоретическая ошибка стоила США появления двух соперников - Китая и России, - ценности и интересы которых, как выяснилось, несовместимы с американскими, и к соперничеству с которыми США оказались не готовы. Попытки распространить на них преимущества открытых демократических систем привели лишь к тому, что эти страны, внутренне не связанные демократическими правилами, получив доступ к западным рынкам, технологиям и информации, изучив слабости демократических систем, начали их сознательно и последовательно разрушать.

Переведение Китая и России из партнеров в соперники является, пожалуй, главной манифестацией новой стратегии.

К Китаю и России уже неприменимы прежние принципы открытости, свойственные внутреннему устройству демократического мира. Попытки вовлечения в западную систему не изменили природу этих стран. Они пока еще не враги. США намерены поддерживать с ними стратегические отношения (имея в виду баланс ядерных сил). "США будут искать в отношениях с соперниками области для кооперации, но с позиции силы", добившись, чтобы американские вооруженные силы не имели себе равных и были полностью интегрированы с другими инструментами силы, а также с силами союзников.

Помимо соперников, Стратегия идентифицирует также и врагов. К последним причислены враждебные режимы, такие как КНДР и Иран, названные "бичом современного мира", а также "транснациональные угрожающие группы", к которым отнесены экстремистские и террористические организации. С врагами США не ищут областей для кооперации и не поддерживают стратегический баланс. К ним применяются доступные методы воздействия с целью устранения угрозы.

Слово "гибридный" не упоминается ни в каком виде. Но то, как описаны действия Китая, России, КНДР, Ирана и террористических организаций, вполне соответствует определению гибридной агрессии: "Враги и соперники стали искусны в действиях ниже порога открытой войны на грани нарушения международного права… Они используют изощренные политические, экономические и военные компании, которые комбинируют отдельные акции. Они терпеливы и последовательны в накоплении стратегических преимуществ… И по мере признания этих постепенно приобретаемых преимуществ формируется новый статус-кво".

Новая Стратегия признает, что США оказались не готовы к тому типу идентифицированного, но не названного гибридного соперничества, которое ведут Китай и Россия. Но Стратегия обещает, что США повысят уровень игры, чтобы защитить свои интересы и укрепить ценности, в том числе создав инструменты сдерживания во всех доменах, в которых действуют соперники и враги, а не только в ядерной сфере.

Хотя упоминания привычного для Украины выражения "гибридная агрессия" в новой Стратегии США нет, есть другой интересный с точки зрения теории и практики международных отношений термин - "экономическая агрессия". Этот термин раньше можно было найти только в редких попытках академического теоретизирования. Сейчас он может стать частью политического лексикона.

В Стратегии термин "экономическая агрессия" упоминается дважды, без раскрытия содержания, но с явной ссылкой на поведение Китая. Все же новый термин можно определить от противного. Судя по контексту, "экономическая агрессия" связана с "нечестными торговыми практиками" и относится к действиям, которые противоположны "экономическим отношениям, основанным на честности, взаимности и искренней приверженности правилам".

Если концепция будет развиваться, возможна "война терминов". Китай и Россия найдут понимание друг у друга и во многих авторитарных странах, чтобы объявить "экономической агрессией" американские санкции, которые в новой Стратегии трактуются в качестве одного из легальных инструментов продвижения американских ценностей и защиты человеческого достоинства.

Многополярные баррикады

Новая Стратегия США не делает отличий между ревизионистскими Китаем и Россией, враждебными КНДР и Ираном и террористическими группами в одном ключевом измерении. Все они находятся по другую сторону от США, их союзников и партнеров в "политическом соревновании между теми, кто предпочитает свободные общества, и теми, кто предпочитает репрессивные системы". Это не война, а именно соревнование, которое США намерены вести с позиции силы.

Вообще, соревнование - главный мотив Стратегии и, вероятно, тот фильтр, через который администрация Трампа видит мир. Это слово вместе с синонимами появляется в тексте 75 раз, в то время как слово "агрессия" - 12 раз, "война" - 10.

Многие страны могут сами решать, по какую сторону баррикад в глобальном соревновании они предпочитают занять в отношениях с США. Картина мира не черно-белая. Между врагами и союзниками США много градаций - партнеры, аспиранты, соперники. Подходы к разным странам скорее индивидуальные, чем обобщающие. Есть и пока еще не названные полутона.

В последней главе Стратегии, где раскрывается ее региональный контекст, содержится множество упоминаний стран без обозначения их статуса или только с косвенным намеком на этот статус. Украина упоминается лишь однажды, вместе с Грузией, как жертва российской агрессии. Но и большинство стран Западной Европы упомянуты лишь однажды в контексте волны терактов. Великобритания упомянута дважды, Австралия трижды, Япония четырежды, Индия и Пакистан по восемь раз.

Но ни одна из стран не сравнится с Китаем, упомянутым 38, и Россией, упомянутой 25 раз, в большинстве случаев вместе ("Китай и Россия"), причем никогда - в позитивном контексте.

Цитируемость стран и регионов в новой Стратегии не означает позитивного внимания. Она имеет весьма отдаленную корреляцию с экономической и военной мощью стран. В позитивном контексте упоминаются Индия, Япония, Австралия и Канада, последняя лишь единожды, но исключительно позитивно. Неожиданно хорошо упоминаются Филиппины и Таиланд (неожиданно для тех, кто следит за мировыми событиями через российскую новостную ленту). НАТО упомянута многократно и в целом позитивно, с той ремаркой, что позитива будет больше, если союзники увеличат расходы на оборону.

Вообще, честный с точки зрения Стратегии подход к международным организациям состоит в том, что влияние США на принятие решений должно быть пропорционально их военному и экономическому вкладу в выполнение этих решений. У ЕС в смысле цитируемости в Стратегии Трампа дела хуже - и упоминаний меньше, и контекст блеклый, как будто есть проблемы с честностью торговли. Все же сам факт того, что Россия видит в НАТО и ЕС угрозу, укрепляет убежденность США, что Россия - соперник с несовместимой системой ценностей.

В страноведении, предложенном Стратегией Траппа, неожиданно на первое место поставлен "Индийско-Тихоокеанский регион". В этом регионе находятся сразу две проблемные для США страны - Китай и КНДР. Европа следующая - она важна в качестве экономического партнера и инвестора в американскую экономику, США будут ее защищать от российской агрессии, укрепляя НАТО.

На Ближнем Востоке США будут действовать исходя из подтвержденного последними событиями факта, что израильско-палестинский конфликт не является главной проблемой региона. Об этом не сказано, но из этого следует, что признание Иерусалима столицей Израиля никоим образом не взорвет Ближний Восток, новых угроз не возникнет.

В Южной и Центральной Азии приветствуется усиление влияния Индии, как противовеса Китаю, и осуждается предоставление Пакистаном территории для террористических организаций. Прозвучал опасный для этой страны сигнал: США выразили надежду, что Пакистан остается надежным управляющим своего ядерного арсенала, причем без упоминания симметричной проблемы арсенала индийского.

В Западном полушарии проблемами для США остаются Куба и Венесуэла, в том числе ввиду китайского и российского вмешательства. В Африке одна из главных проблем - китайская экспансия.

В который раз в Стратегии повторено, что лидерство США обеспечивается примером собственного успеха, а не навязыванием американского образа жизни. Но теперь не только навязывание, но даже преждевременное приглашение присоединиться к демократическому миру объявляется опасным. Претенденты должны этого искренне захотеть и прилагать усилия для сближения. Поддержка со стороны США этому сближению возможна, но платить всего лишь за декларацию желания американские налогоплательщики не будут. Впрочем, как следует из Стратегии, обстоятельства и причины предоставления поддержки могут быть разными.

Демократический мир, если "принципиальный реализм" новой Стратегии США подтвердится, может оказаться эксклюзивным клубом, защищенным возросшей военной мощью США и их союзников, обладающим "энергетическим доминированием" (одна из новаций Стратегии) и особой способностью технологического и экономического развития.

В Стратегии упоминается Инновационная база национальной безопасности. О том, что это такое, - информации мало, но российскому президенту об этом уже доложили, и он пространно рассуждал, в том числе в этой связи, об агрессивности новой американской Стратегии на недавней предвыборной встрече с редакторами российских печатных СМИ.

Соперничество западного демократического мира, не упомянутых в тексте китайского "Один пояс - один путь" и российского "русского мира" не может быть, согласно Стратегии, равным с моральной точки зрения, ибо "не может быть морального равенства между нациями, которые придерживаются верховенства права, наделяют правами женщин, уважают индивидуальные права, и теми, которые ожесточают и подавляют своих людей".

Элитаризм демократии в американском стратегическом видении не исчез. В последние годы он был не без успеха оспорен Китаем и Россией, продвинувших собственные модели существования. Закрывая блага демократии для тех, кто ее отвергает, администрация Трампа ставит вопрос стратегического соревнования ребром: победит сильнейший. Теперь соперникам США придется доказывать, насколько самодостаточны их альтернативные модели развития.

Появление новой Стратегии национальной безопасности США - одно из тех событий, которые ввиду отсутствия скандальности легко теряются за потоком твитов американского президента. Информационный шум вокруг экстравагантных заявлений Трампа в социальных сетях не должен вводить в заблуждение. Под рябью его поверхности текут мощные потоки политического стратегирования.