С некоторых пор, точнее с минувших выходных, я уже без прежнего трагизма и безысходности читаю сводки с мест наших политических баталий. И без прежнего раздражения прохожу по когда-то нашему, а теперь красно-розово-голубому Майдану. И приезжие чужаки уже не кажутся такими чужими. И лица у наших милиционеров, оказывается, довольно симпатичные. Особенно если сравнить их с лицами озверевших российских омоновцев, явно испытывавших удовольствие от избиения сограждан, вышедших в Москве и Санкт-Петербурге на «Марш несогласных».
Поистине, все познается в сравнении. И даже наш политический бедлам кому-то может казаться проявлениями демократии. И во многих печатных репортажах российских коллег, подробно живописавших разгон демонстрантов в Москве и Питере, сквозила искренняя зависть: вон в Киеве уже которую неделю митингуют десятки тысяч, и ничего, а у нас не дали выступить даже горстке оппозиционеров, чья поддержка в обществе стремится к нулю. И после этого начинаешь даже немного гордиться. Это чувство несколько усиливается, когда узнаешь, как министр иностранных дел Арсений Яценюк, оказавшийся с первым визитом в Москве как раз в понедельник, быстро погасил «обеспокоенность» российской стороны «событиями, происходящими в Украине», заметив, что у нас-то как раз все более-менее мирно, а вот выставление девятитысячного ОМОНа против четырех-пяти тысяч демонстрантов с последующим их избиением в российских городах в самом деле не может не вызывать беспокойства.
Но Украина, погрязшая в собственном кризисе, на самом деле уделила «Маршу несогласных» и его жесткому разгону слишком мало внимания. Ни президент Ющенко, ни премьер Янукович, чьи сторонники беспрепятственно маршируют в Киеве с площади на площадь, от одного госучреждения к другому, доказывали на этой неделе свою демократичность Европе, но не проронили ни слова по поводу избиения десятков демонстрантов в России. Если не ошибаюсь, с заявлением, осуждающим действия российских властей, выступила лишь «Наша Украина».
Впрочем, слишком мало внимания «Маршу» уделила и сама Россия. И дело не только в жесткой цензуре. Сегодняшняя Россия не готова к протесту, ее оппозиция малочисленна, разобщена и малопопулярна в обществе. Для нее и по сей день актуально классическое — «узок круг этих революционеров, слишком далеки они от народа». Однако сами российские оппозиционеры считают иначе и верят в свой возможный успех на грядущих парламентских и президентских выборах. Во всяком случае, так они говорят.
Сегодня «ЗН» предоставляет слово главе Народно-демократического союза России, одному из лидеров коалиции «Другая Россия», организовавшей «Марш несогласных», экс-премьер-министру Российской Федерации Михаилу Касьянову.
— Михаил Михайлович, украинские телеканалы широко показали столкновения московского и петербургского ОМОНа с участниками «Марша несогласных», однако о причинах, побудивших вас выйти на улицы, говорилось мало. Так с чем не согласны вы и ваши соратники?
— Явлений и фактов, с которыми мы не согласны, хватило бы на несколько интервью. Принципиально для нас следующее. За последние два года в Российской Федерации практически демонтированы все создававшиеся основы демократического государства. У нас более не существует федеративного государства, нет больше свободных средств массовой информации, права человека не являются высшей ценностью, как это записано в конституции, государство не является социально ориентированным, как об этом говорится в первой главе нашего Основного Закона — «Основах конституционного строя», у нас не существует независимой судебной системы. И самое главное, что мы хотим проверить на практике: осталась ли последняя свобода, напрямик дарованная нам конституцией, — возможность проводить мирные шествия, демонстрации и митинги?
Мы не согласны с растаптыванием конституции, с унижением людей и убежденностью властей предержащих, что народ — это никто. Группа людей, занимающих сегодня все высшие должности в российском государстве, думает, что их власть вечна, и они хотят убедить в этом себя самих. И убеждают в этом народ — через пропаганду, льющуюся с экранов российского телевидения, мол, не стоит дергаться, все кругом схвачено. Они откровенно дают понять: мы, государство, лучше знаем, что вам, гражданам, нужно, дадим вам и колбасы, и зрелищ, только даже не пытайтесь что-то изменить в нашей стране. Вот с этим мы принципиально не согласны. Поэтому наряду с обычной политической работой считаем необходимым проводить акции массового гражданского протеста в рамках конституции. Ведь Основной Закон напрямую дарует гражданам право на мирные шествия, митинги и демонстрации. Более того, в нем есть специальная статья, в которой говорится, что в отношении гражданских прав и свобод конституция применяется напрямую, никто не может интерпретировать ее каким-либо законом или решением. Власти не имеют права отказывать гражданам в проведении манифестаций, шествий и митингов. Даже закон о митингах и демонстрациях, существующий во исполнение этой нормы конституции, не дает право власти отменять или запрещать какие-то массовые мероприятия. Он обязывает организаторов и власть согласовывать время и место проведения для того, чтобы учесть интересы других граждан. Но наши власти отказываются проводить даже какие-либо согласования и говорят: «Знаете что, в законе написано — «согласование», а это означает, что мы, власть, даем или не даем вам свое согласие на проведение акций».
Это и есть тот перечень глобальных вещей, с которыми мы не согласны.
Все права, о которых я говорил выше, относятся к основам конституционного строя, это та святая часть конституции, которая может быть изменена только на всенародном референдуме. А тот, кто нарушает основы конституционного строя, как записано в самом Основном Законе, преследуется по закону. И я, и все мои соратники, и поддерживающие нас люди (а это примерно половина страны) утверждаем: власть сегодня растаптывает основы конституционного строя. Россия движется в неверном направлении. Все упомянутые права у нас уже забрали. Осталось одно — президентские выборы. Поэтому наш Народно-демократический союз и коллеги по коалиции «Другая Россия» требуют от власти продемонстрировать сегодня понимание необходимости обеспечения свободных и честных выборов. И убедить, что никаких изменений к конституции для продления полномочий нынешнего президента и никаких назначений через формальные выборы какого-то технического преемника не будет. Власть должна нас убедить, что она от этого отказывается и что будут проведены честные и свободные выборы.
— И в этой ситуации вы верите, что выборы могут стать новой точкой отсчета развития демократии в России?
— Именно в этой ситуации мы требуем от власти именно этого. Поскольку я и мои соратники ставим главной целью изменение политического курса для того, чтобы страна развивалась по пути демократии и справедливой рыночной экономики для того, чтобы не допустить революции. Власть фактически провоцирует революционные действия. Не сегодня, так через три-пять лет революция в России точно будет. Если не будут проведены честные и свободные выборы. Это единственный выход для всех.
Но события последних субботы-воскресенья, демонстрация властью наплевательского отношения к конституции, беззаконие, которое творилось эти два дня в Москве и Санкт-Петербурге, конечно, говорят о том, что будет эскалация напряжения, эскалация противоборства. Сегодня у нас начинается очень важный этап. В понедельник Россия проснулась другой страной, у нас уже иная ситуация: власть увеличила пропасть между собой и обществом. Поэтому, безусловно, мы будем продолжать оказывать давление на власть с целью принудить ее уважать Конституцию и выполнить свое главное конституционное обязательство: провести честные и свободные выборы.
— Насколько объединена и сильна российская оппозиция, чтобы выдвинуть на президентских выборах единого кандидата?
— Это вопрос ближайших двух месяцев. Он является ключевым, поскольку если будет единый кандидат от, как я ее называю, широкой право-левой демократической оппозиции, то это стопроцентная победа.
— Вы готовы выступить таким кандидатом?
— Об этом я говорил еще два года назад. И сегодня однозначно повторяю: готов. К сожалению, никто, кроме меня, такой готовности не проявляет. Тем не менее я не отказываюсь от своих планов, несмотря на то что постоянно растет давление на меня, моих коллег, мою семью, моих друзей, поскольку это сегодня единственная возможность каким-то образом консолидироваться и обеспечить победу. Мы должны направить страну по пути нормального цивилизованного развития, по пути строительства демократического государства, а не возвращаться в тоталитаризм и положение изгоя мирового сообщества, к чему власть своими действиями фактически подталкивает Россию.
Мы потеряли всех друзей. Не только Украина, но уже даже и Белоруссия не дружественная нам страна. Все страны вокруг нас в понимании властей вдруг оказались недружественными. Это ошибочная порочная внешняя политика, порожденная глубочайшими ошибками или даже преднамеренно неверным курсом, проводимым внутри страны. Как производная от этого неверного курса — неправильная внешняя политика, которая в сущности перепозиционирует Российскую Федерацию, выставляет ее в свете, в котором в мире уже никто не хотел бы видеть РФ, — как какое-то непредсказуемое и непонятное закрытое общество. Мы часть мирового сообщества, мы независимая сильная страна и хотим развиваться в этом направлении.
— Вам уже известно, кого власть собирается выдвинуть своим кандидатом на президентских выборах?
— Нам все равно, кого она желает выдвинуть. Мы против нынешнего курса и против его продолжения, поэтому нам все равно, кто будет кандидатом от власти — возможным будущим продолжателем этого курса. Мы будем бороться с этим курсом и с этим кандидатом на выборах в марте следующего года. И я уверен, что они состоятся.
— Как вы думаете, какова будет дальнейшая судьба Путина после завершения срока его президентских полномочий?
— Это должен рассказать он сам или кто-то из его представителей.
— А где, на ваш взгляд, больше свободы сегодня — в России или в Белоруссии?
— Я не знаю нынешнего реального состояния дел в Белоруссии, но по итогам прошедших там квазиреферендумов и квазивыборов мы увидели, что в этой стране все практически под тотальным контролем. Конечно, нельзя сказать, что мы тут в России живем совсем уж в тоталитаризме. У нас, по крайней мере, граждане пока могут ходить по улицам и разговаривать, обсуждать и критиковать власть. Интернет еще существует, и много других ценимых гражданами вещей, демонстрирующих, что какие-то свободы остались. В том числе возможность выезда за границу, приезда в страну, в Интернете, опять же, можно выразить свое недовольство. А в Белоруссии, по-моему, уже и этого нет. Но мы очень быстрыми темпами скатываемся к состоянию Белоруссии.
— Два года назад, сразу после оранжевой революции в Украине, многие надеялись, что победа демократии у нас сможет оказать существенное влияние на демократизацию соседних постсоветских стран, прежде всего России. Но если судить по сюжетам российского ТВ и соцопросам, то на самом деле российское общество получило прививку от революций. Ему все время тычут пальцем в сторону Украины и повторяют: вот к чему это все приводит. Как вы думаете, почему украинский пример оказался не заразителен? Сплоховали и все испортили украинские политики? Российское общество в самом деле не готово к демократическим преобразованиям? Или же виновато цензурированное российское телевидение?
— У нас нет в России независимого телевидения. Поэтому все, что вы смотрите, это одно видение — видение властей. Оно неверно и ошибочно. Это вредное видение. Оно дает несправедливые оценки, ведет пропаганду среди российских граждан, что Украина — это недружественное государство. И это неправильно. Поэтому не нужно на это ссылаться как на какой-то фактор. Нет большинства населения в России, которое бы осуждало происходящее на Украине. Да, сегодня в вашей стране существует политический кризис, но это кризис в понимании цивилизованного демократического государства, подобное происходит в разных европейских странах, у вас ведь не избивают народ на улице просто за то, что он там появился.
— Да, нашему народу еще и деньги за это платят…
— Ну, платят или не платят, это вы там у себя сами разберетесь. Но у вас идет рассмотрение в конституционном поле, кто прав, а кто виноват. Это нормально, это и есть проявление демократии. У вас же нет хаоса, не стреляют на улицах. У вас даже не избивают на улицах. Конечно, это переходный период, безусловно, хотелось бы, чтобы политический кризис был разрешен демократическим путем, а не силовым противостоянием. Конечно, этот кризис должен пройти быстрее, понятно, он многим не нравится, поскольку страна должна развиваться, и это развитие должно быть быстрым, с хорошими темпами экономического роста. Повторю: это переходный период, это издержки становления демократических институтов в Украине.
— Ну а российское население, которое смотрит все-таки российское телевидение, это понимает или у простых россиян извращенное видение и понимание того, что происходит в Украине?
— У них не извращенное видение и понимание, им просто ложь льют с экранов телевидения и заставляют принимать такую точку зрения. Еще раз подчеркиваю: это вредная и опасная политика, проводимая российскими властями. Украина не является недружественной страной для России, это дружественная для нас страна. Нужно понимать, что Украина — независимое государство, и все процессы, происходящие внутри, это дело украинского народа. Можно по-разному все это оценивать в зависимости от политических взглядов каждого — кто-то поддерживает одну группу политиков, кто-то другую, но это дело украинского народа. Поэтому навязывать российским гражданам одну точку зрения на происходящее на Украине — однозначно негативную, по моему убеждению, абсолютно неправильно и вредно.
— Россиян таким образом запугивают, чтобы не позволить им брать с украинцев пример?
— Конечно, это активно используется российскими властями для промывания мозгов: мол, смотрите, какой на Украине теперь хаос, такого же, что ли, хотите? Поэтому я и говорю, что это вредный политический курс и вредная политика — и по отношению к собственным гражданам, и по отношению к своим соседям.
— Ваша социология показывает, что уровень протестных настроений в России очень низок. Еще меньший процент россиян готов выйти на улицы, чтобы отстаивать свои права. Но вы утверждаете, что революция возможна. Что дает вам такую уверенность?
— Я делаю все возможное, чтобы не допустить революции. Но она возможна, как я уже говорил, через три-пять лет, потому что власть фактически провоцирует ее своими действиями. Но это не революция в вашем понимании, понимании протеста. Я говорю о том, что очень скоро могут начаться неприемлемые действия, которые называются революционными проявлениями. То есть, если власть будет продолжать нынешний политический курс, а она говорит, что будет, — революция неизбежна. Не потому, что кто-то хочет этого, а просто власть не понимает, к чему это может привести. И я со своими соратниками ставим одной из наших главных целей — недопущение революции, а это означает изменение политического курса в ту сторону, которая приведет к процветанию, а не к прозябанию.