Вместе у телевизора, или О чем мы не услышали в речи президента

Одним из событий празднования Дня независимости должно было стать выступление президента страны. Большинством сограждан ожидавшееся с нетерпением. Помня о нереализованных (но анонсированных) ежемесячных выступлениях, хотелось надеяться, что уж раз в полгода президент найдет возможность донести до с каждым днем все больше разочаровывающихся украинцев свое видение реалистичного образа ближайшего и более отдаленного будущего страны.

Интерес также подогревался вопросом — услышим ли мы хоть фрагментарный анализ деятельности власти, в том числе ошибок и упущений, или же нам в очередной раз предложат порцию восхваления действующего Кабмина? Поставит ли, наконец, президент стратегические цели и тактические приоритетные задачи или снова будут начертаны призрачные намерения и маловразумительные проекты? Какая сфера останется «за кадром», станет достойной, в лучшем случае, лишь упоминания? На чем президент предпочтет «не заострять» внимание?

Как и прогнозировалось, значительная часть выступления была посвящена демократическим ценностям, взращиваемым ныне в Украине, особо была подчеркнута социальная направленность, упомянуты новый имидж на международной арене, трудности в преодолении коррупционных барьеров. Однако ожидания тех, кто надеялся услышать хоть элементы конкретики относительно экономической составляющей политики, которая, собственно, и призвана формировать базис устойчивого долгосрочного развития, в который раз оказались напрасными. Что же мы НЕ услышали из уст президента?

Бескризисные перспективы?

Заметим, значимость экономической составляющей ни при каких условиях не должна недооцениваться. Сегодня в нашем политикуме обсуждаются возможности краткосрочных, ситуационных союзов, основным смыслом формирования которых является завоевание максимального количества голосов на парламентских выборах. И все варианты стратегии и тактики обусловливаются лишь необходимостью достижения указанной цели исключительно к требуемой дате. Экономике же в столь краткосрочных временных рамках просто не остается места. К тому же в обществе справедливо опасаются новых витков шоковых проявлений (правительство не любит, когда говорят о «кризисах», поэтому будем называть их шоками) вследствие отсутствия общего политического видения даже у ближайших союзников. Поэтому кому, как не президенту, следовало четко расставить акценты.

Вытеснение на второй план экономической проблематики более чем не случайно. Во-первых, нынешние экономические достижения далеко не очевидны, а по ряду позиций и весьма сомнительны (скажем, вряд ли кто-нибудь в Украине, кроме первых лиц, верит в нынешние 6,7% инфляции). Во-вторых (что более существенно), сегодня мы являемся свидетелями формирования долгосрочной властной вертикали Ющенко—Тимошенко, которая через несколько лет сможет легко трансформироваться в вертикаль Тимошенко—Ющенко. Парламентская победа 2006 года — лишь один, пусть и важный, шаг. Поэтому не могу согласиться с теми, кто предрекает скорый распад указанного дуэта: задачи создания экономического подспорья вертикали власти скорее будут его цементировать, какие бы «публичные» противостояния ни возникали. Перефразируя «как встретишь первое полугодие, так и весь период пройдет», получаем намек на то, какая экономическая участь нам уготована лет этак на 10—15. Далеко не радужные перспективы, если отбросить популистский аспект, который крайне быстро исчерпается.

Ведь речь не идет лишь о резком торможении экономической динамики или возрастающем инфляционном давлении. Снижение деловой активности, в том числе малого и среднего бизнеса, значительное сокращение притока прямых иностранных инвестиций и даже отказ крупных инвесторов от вхождения в Украину, фактическая консервация процесса приватизации логично совмещаются с раскручиванием новых конфликтов. В таких условиях очень сложно ответить на вопрос, за счет каких источников может произойти возврат к высокой позитивной динамике.

Резкое снижение темпов экономического роста само по себе не представляет существенной угрозы для развития, если сопровождается структурными изменениями. В равной степени рост дефицитов государственных финансов — не проблема, если видны надежные источники их (дефицитов) покрытия. Администрирование на валютных рынках может оказаться действенным инструментом сбалансирования внешних счетов, если учитывает макроэкономические реалии, а не направлено исключительно на фискальные нужды государства. С сожалением следует констатировать, что за последние полгода в экономической сфере власти так и не удалось продемонстрировать последовательность и рационализм. Скорее, мы стали свидетелями стольких бессистемных «трансформаций», что можно лишь удивляться живучести и устойчивости национального бизнеса, терпению и снисходительности украинцев.

Но, заметим, ни один из шоков не был проанализирован. Иные их источники, кроме «сговора», даже не упоминались (хотя понятно, что природа, скажем, весеннего и нынешнего бензиновых ценовых шоков различна). Все перипетии или же обещания (наведения порядка) вскоре «забывались», поскольку на подходе оказывался очередной шок. Более того, ни один из шоков так и не получил должной оценки президента. Точнее, вообще никакой оценки, как будто ничего особенного и не происходило...

Пока в Украине наблюдались лишь локальные шоки на отдельных рынках: бензиновом, мясном, сахарном, транспортном. На подходе — новые повышения тарифов на жилищно-коммунальные услуги, новое движение продовольственных цен. Однако если шоковые проблемы на отдельных рынках в разной степени удавалось контролировать и локализовывать, не допуская бесконечного раскручивания кризисной спирали, то желание не заметить или проигнорировать приближение системных кризисов (теперь уже кризисов!) создаст необратимые дисбалансы в экономическом организме страны.

Прежде всего, речь следует вести об инвестиционном, к которому мы уже, несомненно, вплотную приблизились. С макроэкономической точки зрения бросается в глаза удручающе низкий уровень инвестиций. Так, в первом квартале нынешнего года инвестиции в структуре ВВП по категориям конечного использования упали до 12-процентного уровня, а прямые иностранные инвестиции на единицу ВВП в первом полугодии сократились более чем в два раза по сравнению с тем же периодом прошлого года. Очевидно, что в последующие месяцы, учитывая дальнейшее фискальное расширение и массовые социальные выплаты, ситуация будет лишь ухудшаться. И будет большим успехом, если к концу года мы выйдем хотя бы на 15—17-процентный уровень.

Доля инвестиций в ВВП в 12—15% — много это или мало? Катастрофически мало! Как свидетельствует опыт развивающихся и трансформационных стран, лишь 22—23-процентный уровень может поддерживать относительно высокий уровень развития (а у азиатских «тигров», напомню, инвестиции в период роста превышали 30% ВВП). Для развивающихся и трансформационных стран минимально приемлемым может считаться уровень в 18—19% (к которому наша страна подошла в последние годы), однако же он означает лишь возможность поддержания основных производственных и инфраструктурных фондов, но никак не может стать основой быстрого роста, обновления и развития.

На микроэкономическом уровне мы являемся свидетелями приостановки или консервации очень многих инвестиционных проектов. По свидетельству бизнесменов, продолжается финансирование лишь тех из них, чья приостановка затруднена технологическими особенностями или необходимостью выполнения действующих контрактов с поставщиками. Несомненно, важнейшим и существеннейшим фактором инвестиционного разрушения стал реприватизационный передел.

Вспомним, при подписании июньского меморандума о гарантиях прав собственности президент заверил, что, во-первых, закон о приватизации не будет иметь обратной силы и реприватизации в Украине не будет, во-вторых, изменение прав собственности будет проходить исключительно по решению суда, в-третьих, руководство государства будет способствовать решению споров путем подписания мировых соглашений. Достойно сожаления, но ни одно из положений на сегодня не выполняется, и каждый день нам приносит все новые опровержения положений меморандума.

Власть готова подвергнуть ломке едва ли не любое успешное предприятие, принадлежащее «бывшим приближенным». Политизация судебных решений в вопросах собственности набирает обороты: требование премьера к прокуратуре «разобраться» с судьей, посмевшим принять решение по НЗФ «не в пользу государства», беспрецедентно, но, вероятно, это лишь первая «ласточка».

Как в таких условиях ожидать прихода крепкого стратегического инвестора даже на потенциально «лакомые» предприятия типа «Криворожстали»? Впрочем, предложенные конкурсные условия, с немыслимыми (и, вероятно, в полной мере не выполнимыми) инвестиционными обязательствами, в том числе по социальной сфере, структуре и прибыльности производства, объемах и направлениях рынков сбыта, вызывают сомнения в искренности и готовности утверждать в Украине институт собственности. Скорее, это свидетельствует о желании власти сохранить за собой возможность и инструменты новых перераспределений успешных «дойных коров»...

Напомним лишь два вывода, которые следуют из эмпирического анализа развития в 90-х годах восточноевропейских стран—кандидатов на вступление в ЕС:

— активная приватизационная политика способствует привлечению прямых иностранных инвестиций, увеличивает экспорт и создает условия для расширения производств с высокой добавленной стоимостью;

— политическая неопределенность заставляет инвесторов откладывать принятие стратегических решений, что существенно сдерживает развитие.

Исходя из этих постулатов, снижение нашего внешнеторгового сальдо, возросшая неопределенность валютной динамики, резкое падение объемов валютных торгов на межбанковской бирже являются следствием не только ухудшения внешнеэкономической конъюнктуры (о чем, кстати, совершенно забывают «писатели» тендерных условий для «Криворожстали»), но и приватизационно-инвестиционного торможения в целом. Если мы не расчистим инвестиционное поле, отбросив все политиканские настроения, то не будет у нас ни столь желаемых властью инвестиций, ни роста, ни интеграции, ни развития.

Также заметим, что затягивание нынешней предкризисной ситуации еще на месяц-другой означает, что инвестор не будет принимать позитивных решений до парламентских выборов и далее, вплоть до формирования нового правительства, оценки первых шагов его деятельности. То есть международный инвестор действительно оценивающе посмотрит на Украину никак не раньше сентября следующего 2006 года. О каком развитии, какой европейской интеграции мы в таком случае можем вести речь?

Свита делает короля?

Другой кризисной областью, а значит, сферой первоочередного внимания президента, является наша система принятия государственных решений. К счастью, первую страницу — административно-территориальные нововведения — нам удалось относительно безболезненно перевернуть (просто прекратив «эксперимент»). Но поскольку этим проблематика не исчерпывается, тем более важны президентские выводы об уроках и перспективах.

Кризис в системе принятия решений проявляется прежде всего в том, что легитимных демократических решений сегодня становится все меньше. Власть все больше тяготеет к абсолютной централизации и «ручным» методам управления. Свидетельством этому вполне может служить как противостояние между Кабмином и ВР, скажем, по вопросам ВТО, так и недавние конфликты вокруг импорта сахара-сырца или же специальных преференций государственным компаниям на зерновом рынке (кстати, демонстрирующих истинную цену «переживаний» правительства за вступление Украины в ВТО).

«Ручное» управление развязывает руки. Так, не успели высохнуть чернила на подписанном президентом законе о приватизации «Укртелекома», приостанавливающем этот процесс до принятия новой государственной программы приватизации, как Кабмин своим постановлением включил компанию в перечень объектов для первоочередной подготовки к приватизации…

Бесперспективность централизованного подхода неплохо продемонстрировал провал нынешнего этапа административно-территориальной реформы. Собственное изобретение нынешней власти (здесь уже трудно отсылать к наследию) потерпело полное поражение при первой же попытке реализации, что является подтверждением непродуманности и неподготовленности как в идеологическом, так и организационном плане. Заметим, одной из причин провала админреформы является то, что она опять же была направлена на перераспределение властных полномочий, но лишена экономической основы.

Нововведением, причем беспрецедентным, является разве что резкое повышение заработных плат высшим государственным управленцам (в разы, в то время как остальным, в том числе пенсионерам, — на проценты). Безусловно, власть не должна быть дешевой. Однако значительное повышение зарплат целесообразно лишь в том случае, если это связано с существенным повышением уровня и качества государственных услуг. Есть ли у кого свидетельства, что в нынешнем году или за прошедшие два месяца (после указанного повышения) власть стала понятнее, демократичнее и публичнее?

Следует признать, что конструктивная линия государственного управления у власти никак не вырисовывается (и уже сомнительно, что это случится до весенних выборов). Да и как она может вырисоваться, если и год-два назад тогдашняя оппозиция (а ныне властные силы) обсуждала, спорила, комбинировала с партийными списками, слияниями и поглощениями, политическими лоббированиями и обязательствами? Места для дискуссии об обустройстве общества как не было, так и нет. Как нет и смелых, продискутированных, выверенных идей и механизмов их реализации.

Не могу не сослаться на польский опыт, к которому мы часто прибегаем. В сентябре 1976 года инициативной группой диссидентов был создан КОР (Komitet Obrony Robotnikow) — Комитет защиты трудящихся. Считается, что без него были бы невозможны появление «Солидарности», «Круглый стол», демократия в Польше. Организация вела публичную деятельность, ее члены подготовили и опубликовали ряд идеологически-программных документов, причем основные вопросы касались не властных полномочий, а именно обустройства общества. Поэтому нет ничего удивительного в том, что организаторы и наиболее активные участники КОР успешно вошли в послереволюционную власть.

К сожалению, ни один представитель нынешней властной верхушки в Украине, будучи во власти, затем в оппозиции и снова во власти, так и не нашел возможности публично изложить, подобно полякам, свое видение актуальнейших вопросов современности. Или это нам не требуется для создания действенной системы принятия государственных решений? Не потому ли ни секретариат, ни Кабмин так и не смогли за полгода подготовить для президента сколь-нибудь вразумительный стратегический документ. Или сформировать высшие управленческие команды из бережно сохраненных квалифицированных специалистов.

К сожалению, в условиях жесткого кадрового голода власть не находит ничего лучшего, как продолжать придерживаться принципа «революционной целесообразности» или же «политической преданности», что, особенно в регионах, усиливает разочарование и озлобленность как бывших «синих», так и «оранжевых». Трагедия большевистского периода — «страной может управлять и кухарка» — уже начинает повторяться, как фарс. И соглашаясь с тем, что «свита делает короля», вынужден напомнить, что король изначально ответственен за свою свиту. Здесь не может быть места незнанию, недоинформированности, игнорированию инакомыслия, эмоциональным всплескам, окрикам, указаниям за день-два упразднить и доложить. Ответственность за власть и соответствие власти — стороны одной медали.

Будучи разочарованными действиями наших руководителей, мы часто упрекаем их в отходе от идеалов и принципов, провозглашенных на Майдане. Да, расставаться с утопиями тяжело и грустно. И, возможно, имеет право на существование прагматичный тезис о том, что гражданам страны целесообразно поскорее избавиться от иллюзий и мифов, навеянных революцией. И чем раньше это произойдет, тем шире станут возможности для экономического возрождения. Однако хочется верить, что у нас еще остается возможность повлиять на верховную власть — взывая к идеалам Майдана, требуя соответствия им в политике и экономике, не допустить девальвации тех ценностей, от которых люди не отказались даже под угрозой применения силы, в которых граждане увидели перспективы реализации своего человеческого достоинства.

Ожидалось, что президент сможет нас убедить, что Майдан не был только инструментом завоевания власти. И сам президент остается верным идеалам Майдана, готов отстаивать их ценность. И все же в ответе на вопрос, кого после праздничной речи стало больше — «прагматиков» или «идеалистов» Майдана, боюсь, чаша весов склоняется в пользу первых.