РАСТИ — НЕ ПАДАТЬ ЧЕРЕЗ 27 ЛЕТ РЕФОРМ УКРАИНА, ВОЗМОЖНО, ДОСТИГНЕТ ПРОИЗВОДСТВА 1991 ГОДА

Впервые за последние 11 лет в украинской экономике в течение одного финансового года сохранялись положительные темпы роста. Предшествовавший спад обозначился еще в 1989 году, когда в советской экономике началось общее сокращение объемов производства. Факт последующего 60-процентного сжатия ВВП Украины общеизвестен. В США за четыре года депрессии, впоследствии названной Великой, национальный продукт сократился на 30,5%. В Украине валовой продукт только за один 1994 год упал фактически на 23%...

Американское производ-
ство сокращалось в период 1930—1933 годов со среднегодовым темпом 9,5%. Отечественная же экономика в течение последних восьми лет (1992—1999) падала ежегодно в среднем на 10,2%. Парадоксальным при этом является тот факт, что затянувшийся кризис вынудил США пойти на экономические реформы, тогда как в нашей стране коллапс совпал с их началом. Вопрос о гипотетической возможности выбора иных темпов и последовательности преобразований в Украине в известной степени риторичен, поскольку в течение всех десяти лет она самостоятельно определяет стратегию своего социально-экономического развития.

Американской экономике потребовалось четыре года, чтобы приблизиться к уровню производства 1929 года, и шесть лет, чтобы превзойти их. При 10-процентных темпах ежегодного роста Украина могла бы достичь уровня производства 1991 года в 2009-м. Однако расти — не падать: десять процентов ежегодного роста в течение девяти лет — достаточно редкий вариант экономической динамики. Хотя в новейшей истории и он имеет место. Например, ВВП Ботсваны в 1982—1991 годах рос со среднегодовым темпом 10,8%. Валовой продукт Китая в те же годы прирастал в среднем на 9,6% в год. Правда, в отличие от Украины, первая успешно занимается промышленной разработкой алмазов, а второй копированию соседского опыта предпочел собственную стратегию развития.

Что до флагмана постсоциалистических экономик, то Польша в 1992—1999 годах действительно имела среди них наиболее высокие темпы роста, составлявшие в среднем 5%. Если предположить, что украинская экономика сможет удерживать аналогичную динамику, то ей понадобится 17 лет для количественного достижения объемов производства 1991 года.

Результат достаточно обескураживающий: за 27 лет реформ мы, возможно, достигнем количественных объемов производства, которые имели до их начала. Однако за это время из жизни уйдет целое поколение.

Социальная цена текущих трансформаций, безусловно, огромна. На начало 1992 года численность населения Украины в возрасте 40 лет и старше превышала 22 миллиона человек. Тем, кому десять лет назад было 40, в 2017 году исполнится 65. Средняя же продолжительность жизни к 1999 году сократилась до 68 лет. Понятно, что по естественно-демографическим причинам преобладающая часть этих 22 миллионов может уже не достичь уровня доходов, который был у нее до начала реформ.

Большинство из них вряд ли сможет спокойно мириться с этим фактом. Их неудовлетворенность будет провоцировать формирование симпатиков крайнего толка, никак не способствующих усилению социальной стабильности: даже треть потенциально проигрывающих — 7 миллионов человек — является чрезвычайно представительной частью отечественных избирателей. Их число сопоставимо с населением многих наших соседей: Белоруссии (10,3 млн. чел.), Венгрии (10,3 млн.), Молдовы (4,4 млн.), Словакии (5,4 млн.).

Безусловно, можно предположить, что теневые доходы снижают социальную цену текущих трансформаций, а будущие изменения в структуре производства повысят качество личного и общественного потребления. Однако сами по себе эти предположения уже ничего не значат для более 6 миллионов наших соотечественников, ушедших из жизни в период 1992—2000 годов. Что до оставшихся, то полулегальный характер части их доходов вряд ли является смыслом и целью реформ. Да и затевалась она, в общем-то, для улучшения качества жизни. А до него еще надо дожить. В Украине ежегодно умирает более 700 тысяч человек. Ну, и, наконец, темпы роста могут оказаться ниже рассматриваемых, например, на уровне 4 или 3 процентов. Тогда еще для нескольких миллионов материальные результаты начатых преобразований могут оказаться недостижимыми.

Между тем, ситуация обостряется еще и потому, что окружающий нас мир не стоит на месте. По оценкам экспертов Международного валютного фонда, в 1982—1991 годах мировой ВВП рос со среднегодовыми темпами 3,3%. Ожидается, что по итогам 1992—2001 годов они составят 3,4%. В развивающихся странах указанные темпы достигали, соответственно, 4,3 и 5,5%. В силу этого прошедшее десятилетие мы проиграли не только из-за сокращения собственного производства. Украина также отставала от своих конкурентов по естественной причине их ежегодного роста.

Даже если отечественное производство будет расти со средними темпами развивающихся стран, достижение его дореформенных объемов может оказаться достаточно горьким плодом — поскольку, вероятнее всего, наша страна сохранит свою невысокую позицию в мировой табели о рангах. Но кто из нас удовлетворен ею после десяти лет беспрерывного падения? Для поступательного движения темпы экономического роста должны быть более высокими и стабильными, нежели у соседей-конкурентов. В этом отношении опыт Китая, увеличившего их до 10,5% в 1992—1999 годах, несет заряд оптимизма. Однако Украина избрала иную стратегию реформ, поэтому механически рассчитывать на повторение его успехов, по крайней мере, безосновательно.

На протяжении последнего десятилетия мы скорее копировали шаги России, которая в сверхудачном 2000 году впервые сумела увеличить свой ВВП на 7,6%. Стремительный взлет мировых цен на энергоносители позволили ей свести платежный баланс за 11 месяцев прошлого года с положительным сальдо в 60 млрд. долл. Однако в текущем году аналитики прогнозируют снижение темпов роста российской экономики до 4,7%. На этом фоне перспектива устойчивого 5-процентного роста выглядит для Украины достаточно оптимистичной.

Однако ее долгосрочное удержание само по себе не является очевидным. Дело в том, что в развитии стран, как правило, наблюдаются среднесрочные циклы, фазы ускоренного роста сменяются его замедлением, вплоть до циклического падения. Например, в той же Ботсване в 1992—1999 годах среднегодовые темпы роста снизились до 4,85%. Кроме этого, по мере экономического развития скорость роста обычно замедляется. Так, в течение последних 20 лет индустриальные страны росли со средним темпом 3% в год, тогда как в развивающихся они составляли почти 5%. Наконец, последний диапазон темпов роста фиксирует скорее их нижние пределы, позволяющие хотя бы не отставать от движения мирового сообщества. Поэтому 5-процентная динамика может оказаться не оптимальным вариантом, а минимумом, на который должна ориентироваться Украина в своей долгосрочной стратегии.

Говоря о приближении к ма-
териальным стандартам развитых стран, необходимо учитывать не валовые, а среднедушевые доходы. Для ежегодного увеличения последних реальный рост валового продукта должен опережать динамику населения. Его текущее сокращение в Украине (с 52 до 49 млн. человек) в значительной степени обусловлено циклической рецессией, являющейся долгосрочным последствием естественных потерь во время Второй мировой войны. В условиях экономического оживления и смены фаз демографической волны, удержание 5% роста среднедушевых доходов может потребовать от Украины еще более высокой динамики ВВП — теоретически, до 6—7% в год. В этом смысле текущие планы правительства по доведению в 2002—2004 годах среднегодовых темпов роста до 6,5% представляются резонными.

В течение 1982—1998 годов среднедушевые доходы в индустриальных странах увеличивались в среднем на 2,25%. В развивающихся экономиках их рост составлял примерно 3%. Для последних увеличение реальных среднедушевых доходов с темпами ниже 2% означает безнадежное отставание от уходящих вперед лидеров. Темпы в диапазоне 2—3,75% рассматриваются в качестве низких. И только рост, превышающий 3,75% в год, позволяет, по оценке экспертов МВФ, говорить о высокой скорости конвергенции с развитыми экономиками.

Между тем, статистические исследования не подтвердили гипотезу о международном сближении среднедушевых доходов. Последнее наблюдается только в небольшой группе богатых наций, бедные же экономики от них все более отстают. За последние 30 лет (с 1970 по 1998 годы) только семь развивающихся стран сумели достичь среднедушевых темпов роста, потенциально достаточных для преодоления этого разрыва: Ботсвана (7,3%), Китай (6,9%), Корея (6), Маврикий (4,6), Таиланд (4,5), Малайзия (4,3) и Индонезия (3,9%). Примечательно, что по крайней мере пять из указанных стран последовательно сочетали возможности централизованного регулирования с эволюционными реформами, не делая ставку на модели шоковых трансформаций.

По оценкам экспертов Всемирного банка, в 1997 году доходы на душу населения в Украине в сопоставимых ценах составляли 3252 доллара США. В Аргентине они равнялись 11683, Чили — 8108, Мексике — 7393, Бразилии — 6693 доллара США. Если среднедушевые доходы в указанных странах будут увеличиваться на 3% в год, а в Украине — на 5%, последняя сможет догнать Бразилию через 38 лет, Мексику — через 43 года, Чили — 48 лет, Аргентину — через 67 лет.

Что касается мировых лидеров, то при сохранении ими 2% роста среднедушевых доходов, Украине потребовалось бы от 70 до 85 лет, чтобы достичь уровня, соответственно, Великобритании и США. При увеличении скорости роста последних всего на один процентный пункт процесс конвергенции удлиняется примерно на 50 лет. При подобных временных горизонтах впору уже рассматривать исторические перспективы отечественных реформ. В этом отношении общественная ломка, которую мы сегодня переживаем, может иметь определенные аналогии.

Как это кощунственно ни
звучит, но насильственная колонизация Америки, начатая 500 лет назад, несла с огнем и Библией не только смерть и разрушения, но также крупицы новых знаний, отношений и технологий. В отличие от Западного полушария, Африканский континент в целом удачно противостоял колонизаторам вплоть до конца XIX века. К этому времени практически все американские государства уже успели добиться своей независимости и встать на путь самостоятельного развития.

Этот четырехсотлетний разрыв в процессе принудительной европеизации не прошел бесследно. Сегодня на долю Африканского континента приходится 12% населения планеты и 3,2% производства мирового ВВП. В западном полушарии (не считая США и Канады) проживает 8,5% населения планеты и производится 8,4% мирового ВВП. Из 51 африканского государства 35 относятся к числу беднейших, безнадежно придавленных бременем внешних долгов. В западном полушарии расположено 35 стран, из которых в список беднейших включены только три — Гайана, Гондурас и Никарагуа.

Колониальный импорт европейских ценностей, за которые десятки поколений коренного населения Америки и афроамериканцев заплатили чудовищную цену, в какой-то момент, безусловно, способствовал экономическому развитию американского континента. В конечном счете, США и Канада в прошлом были такими же колониями, как Гондурас и Никарагуа. С той лишь существенной разницей, что в первых изначально доминировали буржуазные идеалы Голландии, Великобритании и Франции, а во вторых господствовали рабство и феодальные отношения испанских латифундистов.

Однако платить за экономический прогресс уничтожением национальной культуры сегодня совсем не обязательно. Тем более, что само по себе экономическое раскрепощение в среднесрочной перспективе может не гарантировать роста, достаточного для конвергенции с индустриальными странами. Так, несмотря на стимулирующий опыт и близость экономик США и Канады, ни в одной стране западного полушария на протяжении последних 30 лет среднедушевые доходы не увеличивались с темпами, превышающими 3,75% в год. В восточно-азиатском регионе таких государств пять. Средняя скорость роста доходов в указанной пятерке (5,12%) в два раза выше темпов их увеличения в наиболее динамичных экономиках западного полушария: с 1970 по 1998 г.г. в Доминиканской Республике и Чили реальные среднедушевые доходы росли с темпом 2,5%.

Поскольку высокие темпы
роста не являются естественным атрибутом развивающихся стран, в ходе реформ их необходимо рассматривать в качестве самостоятельной цели. В этом отношении прошлогодние 6% роста — совсем неплохое начало, требующее всесторонней поддержки. Однако сделать это будет непросто, поскольку за прошедшее десятилетие в производственном фундаменте Украины накопилось гораздо больше проблем, нежели предпосылок для успешного удержания достигнутой в прошлом году динамики.

Фактически вся отечественная экономика продолжает базироваться на мощностях, оставшихся после распада Союза. Последние в 90-х годах не столько технологически обновлялись, как морально устаревали и физически изнашивались. Например, к концу 1999 года доля энергоблоков на отечественных ТЭС с выработанным проектным ресурсом генерирующего оборудования составляла 82%, а с выработанным предельным ресурсом — 48%. При этом, по оценкам специалистов, морально устаревшими являлись от 30 до 90 основных видов горно-шахтного оборудования, эксплуатировавшегося в угольной промышленности. Характерно, что Россия переживает сегодня аналогичные проблемы. При средней изношенности основных фондов промышленности 52% (в Украине — около 49%), износ машин и оборудования в ее химической и нефтехимической отраслях достигает 78%.

Инновационная активность в 90-е годы затухала. В 1999 году промышленные предприятия Украины внедрили в четыре раза меньше ресурсосберегающих технологий, чем в 1991-м. При этом число введенных ими технологических комплексов-роботов сократилось с 35 до 1, а станков с ЧПУ — с 1787 до 43 единиц. Неизменность технологической базы консервировала товарную специализацию. Проблема не в том, что Украина экспортирует металл, ввозя автомобили и бытовую электронику. Вопрос — почему за прошедшее десятилетие в структуре этого товарообмена не произошло никаких изменений. Нельзя же всерьез рассчитывать на экономический прорыв за счет продукции, которую активно демпингуют на рынках сбыта уже не только индустриальные, но и развивающиеся страны.

Сегодня отечественная экономика остро нуждается в крупном капитале, качественной конкуренции и сильных государственных институтах. Встав на путь приватизации, последние не сумели поддержать ее действенными процедурами имущественной ответственности, включающими институт банкротства. При невысоком качестве конкурентной среды смена титула собственности превратилась в сверхдоходный бизнес, на фоне которого прочие виды деятельности откровенно проигрывают из-за своей незначительной рентабельности. При низких стандартах защиты прав собственности развитие и совершенствование производственной базы оказывается крайне непривлекательным. Государство же, отказавшись от прежних методов ее технологического обновления, новых предложить не сумело.

Ставка на малое предпринимательство и соответствующее дробление производственно-технологических связей обусловило распыление отечественного капитала и его неспособность охватить проблемы национального масштаба, не говоря уже об их защите или хотя бы эффективном лоббировании. При открытости экономических границ это ведет к капитуляции перед агрессивным напором значительно более мощных и зрелых зарубежных компаний. Последние же, как и наши отечественные предприятия, не склонны к поддержке и развитию своих потенциальных конкурентов. Иностранный капитал, в свою очередь, сталкивается в Украине с весьма нечетким и, подчас, противоречивым, законодательством. Последнее резко повышают риск потенциальных потерь, груз которых отпугивает, в первую очередь, наиболее добросовестных инвесторов, в силу чего усиливается их негативная селекция.

Все это, похоже, может привести к длительному процессу эволюционной концентрации национального капитала, постепенному упорядочиванию им прав собственности и только после этого — формированию предпосылок для инновационной деятельности. Проблема, однако, заключается в лимите времени, которым располагает Украина. Замедленное накопление капитала обусловливает невозможность полномасштабного производственного развития технологических направлений, в которых она сегодня имеет явные преимущества. Последние же с каждым годом стареют, снижая потенциал экономического роста.

Между тем, мировая экономика во второй половине 90-х годов фактически переживала бум слияния корпораций. Перешагнув в 1996 году барьер в 1 трлн. долл., стоимость ежегодно объединявшихся компаний выросла до 3,3 — в 1999-м и 3,5 трлн. долл. США — в 2000 году. Только в 1999 году произошло семь слияний, в каждом из которых стоимость соединившихся капиталов превышала 50 млрд. долл. Грубо говоря, Украине не хватило бы своего годового ВВП для одномоментного приобретения акций даже одной такой компании. Понятно, что политика именно таких гигантов, а не мелких ресторанчиков и парикмахерских, определяет сегодня экономическую динамику индустриальных стран и мира в целом.

С учетом территориальных и демографических размеров, Украина объективно не может рассчитывать на успешное развитие за счет, например, туристического бизнеса. При выборе же промышленной стратегии указанные тенденции заслуживают более внимательного анализа. Изменить за год ситуацию, складывавшуюся более десяти лет, нереально. Однако рассчитывать на успешное развитие без крупного капитала тоже несерьезно. Стимулируя его накопление и концентрацию, необходимо одновременно поддерживать ясные правила конкуренции, поскольку в противном случае будут формироваться неповоротливые монстры, обладающие чрезмерным политическим весом. В этом отношении показательны прошлогодние судебные слушания против Microsoft, причиной которых послужило не отсутствие достойных соперников у мирового лидера, а последовательная политика государства, оказавшегося способным пресечь его монопольное давление на конкурентов.