КУДА ВЕДЕТ МОНЕТАРНЫЙ ПРОТЕКЦИОНИЗМ

Почти год мы прожили с «большой гордостью» по поводу того, что яма, в которую свалилась украинская гривня после финансового кризиса в России, оказалась вдвое менее глубока, чем у первоисточника, и мельче, чем в других странах СНГ. Та же гордость обуревала нас, поскольку число украинских банков-банкротов в сотню раз меньше, чем в России. При этом мы не желали замечать, что события в ареале бывшего СССР, да и не только в нем, свидетельствуют, по меньшей мере, о сомнительности подобной «гордости». Очередной виток падения гривни стал символическим фоном для ряда недавних западных публикаций, которые мы даем в тезисном изложении.

Старший помощник Фонда Карнеги Андерс Аслунд:

«Россию спас финансовый кризис?»

(Project Syndicate, июль 1999)

Что-то удивительное происходит с российской экономикой, которая в прошлом августе пережила финансовое крушение. Рынок акций упал на 94%, рубль - вчетверо, половина банков закрылась или близка к тому. ВНП и промышленное производство упали в 1998 году на 5%, бедность выросла вдвое, безработица поднялась до 14%. И хотя МВФ предсказывал падение ВНП в 1999 году на 9%, в последние месяцы все изменилось. В мае производство выросло на 6% и продвигается к годовому росту минимум на 5%, но ВНП едва ли поднимется из-за сокращения услуг. Наиболее заметен эффект на улицах Москвы, где появились хорошие российские товары (раньше импортировалось 80% их ежедневного потребления), а наряду с прежними дорогими ресторанами - масса дешевых закусочных.

В основе успеха - девальвация, которая привела к двойному сокращению импорта и удешевлению экспорта. Однако поднялась промышленность, которая поставляет не сырье, а промежуточные товары: химикаты, бумагу, стройматериалы, а также некоторые готовые товары, особенно в микробиологии, фармакологии, машиностроении, легкой промышленности (рост производства некоторых продуктов превысил 30% в год). Бартер между предприятиями сократился с 54 до 40%, быстро уменьшаются взаимная задолженность, долги по зарплате, больше налогов платятся реальными деньгами (в РАО «ЕЭС России» этот показатель достиг в мае 32%). Число банкротств увеличилось в несколько раз, но стабильно растет и число прибыльных предприятий.

Происходит качественный прорыв, а не временное улучшение в результате девальвации и более высоких цен на нефть. Сама суровость финансового удара убедила всех, что свободных денег больше нет. Иностранные инвесторы, которые принесли капитал, равный 10% ВНП в 1997 году, сбежали, и никакие новые гособязательства не нашли покупателей. Способов значительно поднять налоги или иные госдоходы не было. Поэтому в 1999 году правительство урезало общественные расходы на 5% ВНП. В конечном итоге падение банков уничтожило проблему безответственных кредитов и российские предприниматели осознали, что им необходимо делать только те продукты, которые можно прибыльно продать на рынке. Проблема России была не в недостатке спроса или кредитования, а в отсутствии барьера спроса.

Российская банковская система принесла больше вреда, чем пользы. Банки не смогли внушить необходимое доверие для привлечения больших депозитов; у них не было ни информации, ни умения для получения серьезных займов. Как это ни иронично, но финансовый кризис сыграл роль шоковой терапии против коммунистического наступления, с чем в свое время не справились российские реформаторы. За последние десятилетия Польша прошла через два финансовых кризиса, которые сейчас рассматриваются как необходимые предпосылки сегодняшнего успеха.

Ведущий экономист Всемирного банка Дэвид Тарр: «Казахстан возвращается

к свободной торговле

и реалистичному валютному курсу»

(Transition, апрель 1999)

За июнь 1998 - январь 1999 года тенге по отношению к доллару упал на 15%, но по отношению к рублю вырос на 68%. Завышенный курс тенге привел к потере казахскими производителями конкурентных позиций на рынках региона - в первую очередь в России. В 1998 году торговый дефицит увеличился в три раза, торговый оборот снизился на 9%, ВВП - на 2%. Хотя введение торговых барьеров постепенно оказывало негативное влияние на экономический рост, вариант девальвации вызывал большие опасения из-за возможного неконтролируемого падения валютного курса и даже финансового кризиса, аналогичного российскому. Но опыт России, Украины, Молдовы, а также целого ряда других стран показал, что в удержании курса нет никаких среднесрочных преимуществ. Более разумно проводить девальвацию как можно раньше по следующим причинам:

- поскольку в обмен на инвалютные поступления экспортеры получают сравнительно мало национальной валюты, сокращаются производственные затраты и возможность конкурировать на внешних рынках, а сокращение притока инвалюты снижает возможность страны импортировать товары для производственного развития;

- национальные отрасли сталкиваются с усиливающейся конкуренцией со стороны иностранных компаний, что заставляет промышленное и аграрное лобби жестко требовать введения протекционистских мер, которые уменьшают доступ к самым современным материалам, комплектующим и технологиям и тем обрекают на поражение в международной конкуренции;

- завышенный валютный курс приводит к утечке капитала, так как население постоянно ожидает девальвации;

- поддержание завышенного валютного курса путем жесткой монетарной политики обычно вызывает сильный экономический спад в стране.

4 апреля с.г. правительство и Национальный банк Казахстана объявили об установлении плавающего курса тенге и прекращении протекционистских торговых мер против России, Узбекистана и Киргизии. Сначала курс упал с 88 тенге за доллар до 150, но потом стабилизировался в пределах 110-120. Тем самым у властей была снята головная боль за увеличение объемов ввоза контрабанды через тысячи километров открытых границ, что является естественной реакцией на ужесточение таможенного режима.

Из журнала

The Economist

от 17-23 июля 1999 года

Более дешевое евро - это как раз то, что в данный момент необходимо Европе. В последние годы курс евро (составляющих его валют) и уровень производства были тесно взаимосвязаны: по мере снижения курса увеличивались темпы экономического роста. Ослабление евро не оказало никакого влияния на инвестиции и уверенность производителей, особенно экспортеров, считающих американские компании своими главными конкурентами. Например, крупнейшие компании Германии даже рады снижению курса евро, так же как и некоторые официальные лица Европейского центрального банка.

Из газеты

«Урядовий кур'єр»

от 17 июля 1999 года

В первом квартале текущего года ВВП России сократился на 4,4%, Казахстана - на 3,6%, Украины - на 4,8%. Объем экспорта товаров из Украины по сравнению с аналогичным периодом прошлого года уменьшился на 21,7% (в Россию - на 40,3%), импорт - на 23,9 (в Россию - на 28,1%). С апреля-мая в экономике Украины начали проявляться положительные тенденции. За полгода спад ВВП сократился до 3%, а объем производства вырос на 0,2%. В пищевой, деревообрабатывающей и целлюлозно-бумажной промышленности, цветной металлургии и электроэнергетике производство выросло на 4,1-14,5%. Задолженность по зарплате в бюджетной сфере уменьшилась с начала года на 20,3 млн. грн.

Эпилог, так и не ставший прологом

Как видим, жестко регулируемая украинская девальвация свела к минимуму возможный выигрыш от нее. Так что отнюдь не случайно г-н Степашин добивается, чтобы свою сельхозпродукцию мы отдавали за газовые долги по внутренним российским ценам: при нынешнем курсе

гривня/рубль это крайне выгодно. Но при 40% спада экспорта в страну, поставляющую львиную долю энергоносителей, чем за них расплачиваться?

В контексте постоянного нарастания нашего внешнего долга при «сильной» гривне приходится еще раз напомнить цитату из статьи Милтона Фридмена «Уроки финансового кризиса», которая приводилась в «ЗН» осенью 1998 года: «Развивающейся стране из трех возможных режимов обменных курсов необходимо отдать предпочтение либо по-настоящему фиксированному без центрального банка, либо плавающему при наличии центрального банка (третий режим - поощряемое МВФ колебание курса в узких пределах. - А.Г.). Этот урок явно следует из восточно-азиатского эпизода, но его поддерживает и гораздо более ранний опыт». Иными словами, субъектов экономики можно перевоспитать только рыночными методами, но не административными.