Зимние сны надежды

Продолжительную часть жизни человек проживает во мраке. Большинство из нас не ведает, что нас ожидает на том конце. Добрая половина проживает жизнь в этом помрачении, уверенная, что ничего плохого не привнесла в этот мир. Мир, вылепленный ими, внезапно превращается перед окончанием пути в обман. Поэтому меньшинство, опаленное вселенским дыханием, скорбно несет по этому миру отравляющую печаль радости. Вплоть до самого конца неизвестности, как большое и необъятное ничто. Меньшинство из них называют поэтами. Сейчас и всегда мы размениваем достоинство на монеты — мелкие и крупные. Мудрость, в адской юдоли человеческой жизни, трезво мыслить, поглощаясь водоворотом реального, — дар Господний. Именно поэты несут эту юдоль в своих печальных глазах и крепко сжатых губах. Разорванным нервом они блуждают в сладкой патоке обыденности. Все это касается поэта Надежды Степулы.

Для меня лично не существует понимания: хороший поэт, плохой поэт. Есть поэт, а остальное — множество разделительных знаков и букв, громкие литавры, протитулованное различными союзами и масс-медиа. Даже скучно, господа, о таком говорить. Поэт — это живое существо, человек, коронованный неизвестно кем, но иногда он носит эту корону, как ведро или очипок, и гордится этим. Поэт является, скорее всего, несознательным катализатором окружающего. Поэтам не надо придерживаться зазубренных принципов морали или кланяться под осуждающие выкрики вчерашних поклонников. Обреченность гения — в его неспособности жить в согласии с собой, а об окружающем социуме не стоит и говорить. Но им все равно ставят памятники, хоть последние отчетливо понимают, что после поэта все-таки что-то останется, а от остальных — разве что протертый депутатский мандат и черный фрак на выход сдадут в комиссионный. В лучшем случае родственники будут ходить по субботам на их могилки, а потом тихо эмигрируют или в Америку, или в Арабские Эмираты. Но в этом ничего нового.

Волнами зимнего сна разливаются стихи Надежды по вашему миру. От этого бывает жутко, как в детстве, когда впервые вдыхаешь воздух зрелости. Именно эта сломанная деликатная линия, отделяющая от двух миров, как демаркационная, перечеркивает твой солнечный и светлый горизонт. Каждое ее стихотворение совершенно не похоже на другое, даже тематически, оно отделено, как будто портя интеллектуальную тональность неожиданной простотой и чистотой завершенного. То есть поэт всегда ставит точку там, где ей нужно стоять, но до этого перед вами лежало безграничное пространство одиночества и женской печали. Белые снега белеют на виске, сердце стынет в кельях одиночества, где горят сожженные надежды, а жизнь, вымытая высохшими руслами, протекает древними улицами древних украинских городов.

О поэтах трудно говорить, трудно писать. Как поймать в руки воздух? Как остановить ладонями дождь? Как понять солнечную пыль над мостовой старого Львова? Есть вещи, о которых не стоит говорить, поскольку ничего до конца так и не разъяснится. На то есть поэт, и он слуга многих миров, как всевидящий глаз. Все поэты — люди веры. Даже если он этого не захочет, будет говорить так, как велено, а не как хочется.

Женский мир для меня чем загадочнее, тем более привлекателен, но он всегда не понят. Когда соприкасаешься с ним у Надежды Степулы, то обязательно жестокость конкретики, а не условности поставят вас всегда перед выбором: читать это или просто отложить в сторону. Границы очерчены четко, а не условно. Поэтому, очевидно, и отличается женщина от мужчины. Надежда из простых мелочей, банальных вещей — лампа в окне, свет в окне, освещенная улица, омытый скучным осенним дождем провинциальный уголок — выводит свой странный мир. Банальность вечна, это подтверждено давно, только доказывать это довольно трудно и многим не по силам. Вот поэтому наша литература кишит кликушами и ханжами, воспевающими аистов, мазаные хаты и нашу вечную бестолковость. У Надежды место действия каждого стихотворения конкретно ограничено, хотя в этом тихом месте ограничения могут расцветать галактики, миры, судьбы, жизнь. И поэтому флер обманчивого женского счастья висит над вами постоянно, и поэтому он каверзничает, как женщина. Под тонким шелком печали кипит страсть. Вопрос жизни и смерти у Надежды Степулы звучит не гламурной сказочкой в псевдоготическом стиле, а как изведанное и прожитое, опять-таки конкретика, далекая от кино и телевидения. Свобода в выборе темы еще раз поставила нас перед фактом печально известной Пандоры. Жизнь перестает быть жизнью, мир слизывается глянцевым гламуром, хотя и смотрит в пасть катастрофы. Гармония у Степулы добывается из дисгармонии окружающего. И из переживаний внутренних — это только мнимая черта. Другая — это невидимое и иррациональное, о чем говорить нужно много и там, где нужно, но лучше знать о том, что Бог есть везде, куда бы вы ни ступили.

Печаль. Что может быть страшнее текучих рек печали и памяти? Что более бескорыстно, чем вера и надежда? Возможно, здесь, на этой части земли, любовь — терпкая, трудная, как наступление помешательства. Только небо проплывает между осенними голыми деревьями. И трудно проследить женскую логику. Щемящая, почти детская печаль летит по строкам поэзии Надежды. Все вокруг пенится карнавалом и дуреет от чумной человеческой глупости, а ее голос звучит серебряными колокольчиками, вытягивая тебя в дорогу. А потом, сам того не замечая, вопреки желанию, ты проходишь странные женские ландшафты, с вихрями духов, с шуршанием платьев, с безделушками и трескотней, и останавливаешься на дне чистых воспоминаний, умноженных на желание. Здесь проступают разительные контрасты между конкретикой и фантазиями. И это можно воспринимать как угодно, но это действует поразительно. На языке вертится нечто роковое, а воочию возникает тихая женская музыка любви. Это присутствие в поэзии голоса, голосов, звуков, отзвуков и полутонов. Фантазия тихим мягким котом следует за твоим воображением, чтобы выпустить острые коготки. Это у Надежды ложится просто, одной строкой, а то и вкладывается в одно слово. Все расставлено на свои места, втянуто в четкий каркас слова.

В сложности времени мы не замечаем своей жизни, ее зыбкой преходящести. Наполняя ее, мы еще надеемся на завтра. Завтра, оказывается, никогда может не наступить. Сработает стоп-кадр, но повторного дубля никогда не будет, а если и будет, то лишь для того, чтобы показать наши никчемные потуги и претензии. Настоящая жизнь проходит мимо нас как скорый свадебный или похоронный поезд. Река тянет свои воды до конца, и мы можем созерцать ее берега, но где конец, где она сливается с тысячами и тысячами человеческого неприкаянного гумуса? Неизвестность и тайна, совершенно скрытая и хрупкая, кипит под человеческой личиной у Надежды Степулы. Там нет того флерового и напускного. Тайна безобразна и страшна, но — с благодарностью к жизни. Чем больше вы вычитываете у Надежды тайну, тем больше чувствуете вкус жизни: терпкая, спелая и... мимолетная. Очевидно, женщины чувствуют эту быстротечность намного сильнее мужчин. Злые ветры пролетают над их мечтами, над их кельями, где они вылепливают свои трагедии, свои мечты, из удивительных прозрачных, фантастических миров. Но стоит нам более нахально заглянуть за дверь той келии, только у вас не хватит деликатности, — и все превратится в банальный обман. Для этого можно просто листать толстые тома и фолианты бесконечного числа историков, и не вспоминать о поэзии. По крайней мере со мной происходило именно так: соприкоснувшись лет десять назад с писаниями одного горе-пиита, я перестал читать поэзию, нахально объясняя людям сознательным, что в поэзии я не разбираюсь. Конечно, это сознательное вранье, чтобы не читать того, чего не нужно для моих усталых нейронов. С Надеждой получается другое. Зрелость и цена слова. Поэтому я боюсь вчитываться, и нельзя сказать, что я не разбираюсь в ее поэзии. Надежда Степула задает вопросы. Они задаются конкретно, для самой себя, но, как у мощного таланта, всегда проектируются на окружающий мир, хочешь ты этого или нет. Одним словом — поэт. В ее слове заложена вероятность невероятного. Чистота помыслов. Ирреальное сцеплено с крепким интеллектуальным содержанием. И удивительно четко они звучат, без сумасшедшей нахрапистости современного содома, с вечно продолжительным апокалиптическим знаком.

Самые загадочные существа, приносящие в мир жизнь, — женщины. Мы напрасно изучаем их мир, а они наблюдают за всеми с улыбкой, и ясными глазами матерей провожают нас завоевывать, приобретать, учиться жить и умирать. Они привносят в этот мир печаль и скорбь любви, платя горьким одиночеством за это право. Не иначе мы существуем в их химерическом мире, с грубыми узорами судьбы на их хрупких ладонях. Мир их солнц стоит над нашими головами в вечной и темной бессмыслице человеческой суеты. Очевидно, именно это я хотел сказать о поэте Надежде Степуле. Последние знаки расставит время и люди, без которых нельзя, как оказалось, обойтись. И так до тех пор, пока воды надежд не сомкнутся над нашими головами.

Степула Надія, Плеса звогнених тиш. – Львів, Друкарські куншти, 2006.