ЗЕМЛЯ-2

Семьдесят лет тому назад Довженко создал «Землю». С тех пор накопилось немало мнений и сомнений, толкований и кривотолков, суждений и рассуждений, положений и предположений, теорий и гипотез о жизни на «Земле». В любом случае, достаточное количество для того, чтобы появилась необходимость вернуться на «Землю» - то есть доехать до Миргорода, а там через Гоголево и Диканьку (ту самую, близ которой «Вечера...») попасть в село Яреськи. Там продолжают жить потомки красивых людей, которыми создатель населил «Землю». Продолжают также спокойно умирать деды, «похожие на Бога» и рождаться внуки, на которых похожи ангелы.

Колхоз имени Довженко, при его жизни бывший имени Тельмана, а также и имени Гоголя, закупает уже новое поколение тракторов «Фордзонов». Председатель колхоза Михаил Григорьевич Сукач строит на улице имени Довженко церковь имени архангела Михаила. А на месте, где некогда была старая, Андреевская, стоит «Неизвестный солдат» и не то с печалью, не то с улыбкой смотрит на новое поколение, втихаря прикуривающее от вечного огня отцовскую «Приму». На «Землю» вернулся Бог, отсутствовавший при ее создании...

«Земля» снова делится на колхозную и «куркульскую», но Хома уже не замышляет убить Василя. Оба мирно пашут трактором - каждый свое... На землю пришел цвет и звук и исчезло черно-белое деление мира, хотя как и прежде в тишине зреют яблоки, цветут подсолнухи, пасутся кони и любят люди.

Быть может, все это повод, чтобы вернуться на «Землю» и с таким же трепетом, что и ее создатель, трудиться на ней и над ней. Пусть это будет «Земля-2», и 3, и 4... Первая «Земля» тоже была всего лишь символом

ЗЕМЛИ, режиссер которой на небесах и продолжает работать на том же месте, что и всегда.

Посещение «Земли»

Колхоз имени Тельмана - Гоголя - Довженко тоже продолжает работать. Практически вся продукция перерабатывается на месте: есть и спиртзавод, и кирпичный, и сахарный, есть колбасный цех и даже броварня, которая варит пиво, естественно, «Гоголевское». Как прежде, в Яреськах есть бедные дворы и богатые, но нет, как и прежде, некрасивых - окружающая природа не позволяет. Под впечатлением от ее красоты, а еще от равной ей доброты людской, мы предположили, что в Яреськах можно даже «Рай» снимать. «Ой, дітки, тут i ад можна знімати», - поправили нас. И это тоже правда... За неполных семьдесят лет со времен «Земли», обвиненной в свое время в «биологизме», село пережило столько, что биографии человека, дома, улицы, холма или дерева достойны поэмы, трагедии, впрочем, и комедии тоже. Бабушка восьмидесятитрех лет, дворик весь в траве, яблоках и цветах, ухоженный огородик... - «Тата вбило грозою у 39-му, коло корів... Чоловіка у 41-му, хороший був такий, для жизні хороший був, розумієте...» С тех пор одна, домик каменный, по нынешним временам уже «бідний», возвела сама, «донька у Миргороді психіатром, син воєнний, далеко. Ото таке... А скажіть мені, що воно таке, Бога не було, тепер - є?»

Или сидит перед вами «маленька чорноока дівчинка», которую Сашко Довженко «три рази гоняв на Псьол ті очі мити». «Тому що чорні ж вони в мене дуже вже були, - смеется. - Ото таке».

Другая «дівчинка» носила воду из колодца для Сашка, оправдывается: «Просто глечик йому сподобався. Будеш, каже, воду мені в ньому носити... Дуже вже той глечик зручненький був, мамо на базарі якраз купили, а вони якраз знімали тут на вулиці, то він і зайшов води напитися... Ото таке». Глечик тот теперь в сельском музее, криницы, правда, заилены. Одна из них - Довженкова, но по рассказам так получается, что все. И таких историй столько, и все это - «крупным планом», что предполагаемую «Землю-2» неизбежно будут упрекать в «биографизме». Кстати, одно из обвинений в адрес довженковской «Земли» вполне обоснованно. Это действительно «кулацкая кинокартина» - по составу участников. Только в одном из известных эпизодов за трактором идут три «куркуля» (каждый - владелец от 10 до 20 гектаров земли). Сегодня колхозники за колхоз, но не против и на своей земельке жить. Жалеют только, что нечем будет ее обработать. Есть еще и «фактор психологический». При коллективизации людей приучали к тому, что жизнь возможна только в коллективе. Вне его - смерть. Так оно и было на самом деле, ведь хлеб у всех отбирали, а выдавали только колхозникам. В коллективе было также и теплее, потому что индивидуалистам к приходу зимы успели развалить печи. Но даже и тогда срабатывал «психологический фактор». Случалось, человек запишется в колхоз, отведет коня, корову, сдаст инвентарь, а на утро, как в сказке, - все на своих местах и только жена места себе не находит, плачет и хочет умирать. Так и умирали целыми семьями. «Гараздюки всі вимерли. Не хотіли в колгосп, багаті ж були, то й жалко було хазяйства. Савка в лузі помер, Марія з дочкою в садочку поховані. Іван син, то той у ліс пішов, там його тато наш і знайшли, зняли з себе одежину та й поховали. А після вже сосну посадили. Як на станцію будете йти, то її видно, роздвоєна така виросла... Ото таке».

Оставшиеся в живых активисты, комсомольцы и колхозники гибли при немце. Однажды даже все село гоняли в район. Думали, расстреляют. Но пришел батюшка и предложил всем покаяться и помолиться. Покаялись, помолились и пошли домой. «А коли йшли через ліс, то бачили багато євр... Людей постріляних багато» (оговорка здесь - не плод фантазии и не литературный прием. Так в тексте).

Теперь на покаяние никто насильно не гонит. Уже готов иконостас и царские врата, их мы застали еще в бывшей ленинской комнате, - наверху - голова Ленина, внизу - Иисуса Христа. Зрелище, удивившее бы, наверное, и такого искушенного семиолога, как Ролан Барт. Художники уже дописывают сцены Страшного суда и рассказывают, что «посетители» просят, «щоб було не так вже й дуже страшно».

Вечер. Возле бюста Довженко два человека в разной расцветки турецких клетчатых рубахах, рядом две разных по цвету «Нивы»: председатель и молодой батюшка обсуждают, очевидно, детали...

«З кручі діда Семена», «Звенигоры», видно Шишаки, Диканьку, Гоголево. «А Сорочинцы?» - спросили мы. «Только при очень ясной погоде», - ответили. Весенний свет создает впечатление, будто луг только что написан самым светлым художником, взявшим самые чистые краски. Чайки летают над маленькими круглыми озерцами, ловя в них свои отражения. Озерца эти здесь называют «сагами», а кто и почему их так назвал, уже никто не помнит.