ЗАПРЕТНЫЕ БУДНИ ИРИНЫ КАРПИНОС?

Поделиться
Я часто задаю себе вопрос: куда исчезли женщины? Судя по литературе и воспоминаниям собственного детства и юности, когда-то существовало множество типов и подвидов этого загадочного творенья природы -Женщины...

Я часто задаю себе вопрос: куда исчезли женщины? Судя по литературе и воспоминаниям собственного детства и юности, когда-то существовало множество типов и подвидов этого загадочного творенья природы -Женщины. Может, и вы припоминаете: корицей пропахшая домашняя хозяйка, старая дама в соломенной шляпке, мрачно-прекрасная диссидентка в черном свитере, ветреная офицерская жена в светлых кудряшках, - да где же они все?! А куда, спрашивается, подевались мужчины, которых так волновала пресловутая тайна женственности? Может быть, эпоха распада империи и наше барственное проживание среди философских бесед и возлияний и породили романтику моего поколения. И, увы, как «вешние воды», сошла на нет эта куцая романтика, лишь только в воздухе запахло деньгами... Прекрасные дамы из восьмидесятых завистливо провожают глазами лакированные мордочки валютных близняшек, хроническое безденежье погасило былую интеллигентскую говорливость - и кому теперь интересна эта самая женственность? Но душа женщины никуда не исчезла, не растворилась в ежедневности. И примером тому - автор и исполнитель своих песен, поэт и журналист Ирина Карпинос.

«Ирина, неужели у тебя бывает состояние, когда ты ощущаешь себя дурочкой?» - спрашиваю я у своей подруги. Тот, кто знает Ирины песни, поймет меня правильно. Есть у нее такая песенка «про дурочку, ту, что из переулочка». Еще в Литературном институте меня удивила эта песня в ее репертуаре. Как это такая уверенная, яркая киевлянка сравнивает себя с городской дурочкой... «Хороший вопрос, - смеется Ирина. - Конечно, бывает. Я вообще считаю себя этакой «обезьяной», актеры меня поймут. Каждый раз я невольно перевоплощаюсь в людей, с которыми мне приходится сталкиваться, вчувствываюсь в них до полного отождествления с собой. И когда я вижу городских нищих, юродивых, я очень реально представляю себя на их месте. От сумы да от тюрьмы, знаешь...»

- Ирина, что означает для тебя романтизм? (Я надеюсь услышать что-нибудь о Паустовском или Грине. Но вместо этого выслушиваю экспрессивный монолог о женщинах Достоевского).

- Для меня именно в них и заключалась романтика. Мне всегда была интереснее Настасья Филипповна, чем Татьяна Ларина. Знаешь, в своей очередной новой жизни, беря интервью у ярких талантливых личностей, я придумала такой термин: романтическая журналистика. Это то, чем я сейчас занимаюсь, - романтизирую образы людей искусства.

- Ирина, а почему именно такой выбор имен в твоих стихах-монологах из книги «Круговорот»? Каэтана, Ариадна, Сапфо, Русалочка, боярыня Морозова, булгаковская Маргарита?

- Вообще-то эти поэтические монологи виделись мне как театр песни, в котором я, автор и исполнитель, должна была петь от лица своих героинь. Я тебе уже говорила о страсти к перевоплощениям. Мне бы хотелось, чтобы мужчины видели во мне на сцене Каэтану. А в жизненных ситуациях я бывала часто Русалочкой, иногда Маргаритой и редко -Каэтаной.

- Ирина, в твоей первой книге стихов меня остановило и как-то тронуло посвящение памяти бабушки Симы. Расскажи немного о ней.

- О жизни моей бабушки можно написать целый роман. Во время гитлеровской оккупации она спасла себя и трех своих детей благодаря мужеству и интуиции. Перед приходом немцев она закопала документы, крестилась сама и крестила детей. Бабушка была еврейкой и женой комиссара, ее с детьми должны были расстрелять в первую очередь, но она нарушила немецкий приказ и, как овечка, на заклание не пошла, а сестра деда пошла и ее расстреляли. Дед погиб под Москвой в 41-м, и бабушка осталась верна его памяти до конца жизни. А петь я научилась от нее. Сколько я себя помню, она пела всегда, и репертуар был обширнейшим: русские, украинские, еврейские народные песни, романсы, все песни из фильмов Любови Орловой, Вертинский, Утесов, комсомольские песни... Она всю жизнь была неистовой комсомолкой и страстно любила русскую классическую литературу. И детей назвала парадоксально: маму - в честь Ларисы Рейснер, дядю - в честь Пушкина и тетю - в честь «Светланы» Жуковского.

... Я спрашиваю, похожа ли сама Ирина на бабушку. Она отвечает, что не совсем. А мне почему-то кажется, что очень похожа. Эта любовь к несоединимым вещам и предметам, эта упрямая способность идти наперекор очевидным обстоятельствам. Ах, да ведь это и есть одна из основных особенностей психологического портрета Ирины Карпинос - полное отсутствие обстоятельств в ее жизни. То есть они есть, конечно. Но Ирина так яростно борется с ними, что преодолевает, и они не становятся определяющими в ее судьбе. А на первый план выходят характер и предначертание, то глубинное, что ведет человека по жизни. Она и на своих выступлениях в театре «Колесо» стоит так, будто шаманствует со своим зрителем. Пожалуй, она напоминает мне белокурого рыцаря, который безнадежно отстаивает мир у себя за спиной. Но, в отличие от символического рыцаря, Ирина - женщина живая и ехидная. Я часто недоумевала по поводу ее определения Киева: «Этот город без движенья, умирающий от жажды» - только пожив здесь, поняла Иринину правоту. Вообще некоторая киевская вялость ее угнетает. В ней самой заложено такое количество энергии, что хватило бы на несколько городов, на сотни концертов. Задав ей вопрос об авторской песне, выслушала раздраженный монолог о том, что с некоторых пор она никакого отношения к этому жанру не имеет. Наверное, так оно и есть. Песни Ирины Карпинос гораздо ближе стоят к городскому романсу, романтической балладе или эстрадному монологу. И очень хотелось бы увидеть и услышать их в исполнении автора не просто в концерте, а в настоящем представлении. С аранжировкой, профессиональным светом, костюмами и режиссурой.

Три года назад Ирина сообщила мне, что у нее появился приличный по тем временам гонорар за стихи. «Как ты думаешь, что я решила с этими деньгами сделать?» - загадочно вопросила она. Я уже понимала, что ничего правильного она с ними не сделает, но на всякий случай поинтересовалась: «Может, мебель? Или шубу?» «Нет, - сказала она. - Я поеду в Париж». Я навсегда запомнила свою легкую зависть даже не к поездке в Париж, которая, конечно, состоялась. А к той внутренней свободе, к тому присутствию женского каприза и нематериальной мечты, которые сохранили в Ирине стремление к исполнению желаний. Потом я часто рассказывала об этом знакомым, и они поражались: вот чудачка, разве так живут? Но она живет именно так. ЕЕ вторая, только что вышедшая книга стихов называется «Запретный праздник». Но живет Ирина Карпинос так, словно навсегда запретила себе будни.

Поделиться
Заметили ошибку?

Пожалуйста, выделите ее мышкой и нажмите Ctrl+Enter или Отправить ошибку

Добавить комментарий
Всего комментариев: 0
Текст содержит недопустимые символы
Осталось символов: 2000
Пожалуйста выберите один или несколько пунктов (до 3 шт.) которые по Вашему мнению определяет этот комментарий.
Пожалуйста выберите один или больше пунктов
Нецензурная лексика, ругань Флуд Нарушение действующего законодательства Украины Оскорбление участников дискуссии Реклама Разжигание розни Признаки троллинга и провокации Другая причина Отмена Отправить жалобу ОК
Оставайтесь в курсе последних событий!
Подписывайтесь на наш канал в Telegram
Следить в Телеграмме