УДИВИТЕЛЬНАЯ ГЛАВА В ИСТОРИИ ДУХА

Символизм не только еще не изучен, но, кажется, и не «прочитан».

...По-настоящему мы не знаем даже имен.

Владислав Ходасевич

Всевозможные словари, справочники и энциклопедии - это на сегодня, пожалуй, самый популярный жанр околоинтеллектуальной книгопродукции, одинаково любимый как издателями, так и читателями, желающими получить много, быстро, понятно и обо всем. Потребность в концентрированной и каталогизированной информации можно называть приметой времени, можно ужасаться подобному рационалистическому подходу, сжимающему явление до нескольких строчек или абзаца в колонке, можно философствовать: «Это вскоре пройдет» - вспоминая, к примеру, энциклопедический бум эпохи Просвещения. Однако за прошедшие с той поры столетия спираль истории хоть и обернулась, но слегка успела сместиться, и потому если последователи Дидро упорядочивали и репродуцировали окружающий мир, то современные авторы взялись осваивать «целину» человеческого духа, в качестве мелиорационных арыков предлагая разнообразные энциклопедии мистики, магии, языческих верований, религиозных течений, мыслей и культурологических срезов.

Впервые опубликованная во Франции в 1978 г. и переизданная в Москве в 1998 г. «Энциклопедия символизма» (Энциклопедия символизма: Живопись, графика и скульптура. Литература. Музыка ) Ж. Кассу, П. Брюнель. Ф. Клодон и др.: Пер. с фр. М.: Республика, 1998. - 429 с.) в характерной для французской восприимчивости манере названа «энциклопедией». Однако, как справедливо отмечено в послесловии В.Толмачева, «точнее было бы сказать, что мы имеем дело с промежуточным жанром». Ибо это одновременно и подобие тематического справочника, иллюстрированного словаря, путеводителя по эпохе и что-то вольное - эссеистическая интерпретация самого разного конкретного материала, объединенного условной темой. Примиряет физику и лирику здесь синтетичность темы: к концу XX в. символизм, как и сто лет назад, является скорее загадкой и чем-то не вполне проясненным, нежели общедоступной формулой, экспонатом музея культуры.

Волна символизма прошла в свое время по всей Европе, включая Россию, захватила обе Америки - англосаксонскую и иберийскую, а также Америку франкоязычную. Его языком заговорила эпоха, его осваивают различные виды творческого самовыражения, известные человечеству: прежде всего, разумеется, словесность - проза и поэзия, во многообразии их форм, включая ломающие традицию гибридные образования; новая драма и новая философия. На том же языке говорят и все прочие искусства: изобразительное и декоративное, графический и мебельный дизайн, архитектура, музыка.

По мнению составителей «Энциклопедии», существует два способа подойти к раскрытию сущности проблемы. Если придерживаться строгого определения символизма как, скажем, идеализма в литературе, то мы получим ограниченный список авторов и, кроме того, должны будем согласиться, что каждый из них (например, Малларме) в какие-то моменты приходит к инакомыслию. Если же принять более широкое определение и считать символизм аналогичным культуре «конца века», то он и вовсе потеряет свойство искусствоведческого направления. Так не миф ли в конце концов символизм, как пытался внушить Валери, и не единственная ли заслуга этого понятия в том, что оно весьма растяжимо? Скорее кажется, что он приложим к нескольким точно определяемым тенденциям: обновлению поэтики, намерению проникнуть в загадку и открыть мир сущностей, передать ощущение таинственного, потустороннего, глубоко личностного. Гаэтан Пикон очень верно писал об этом как «приоритете языка в языке или приоритете опыта в опыте. Именно в приоритетном объединены различные формы символизма». Во всем сомневаясь, все расщепляя, символизм мечтал о цельности, методом проб и ошибок искал непреходящее.

Превращение его из историко-литературного явления (коим был поначалу) в структурное измерение культурологического сдвига - который так, пожалуй, и не получил завершения - во многом вызвано протестом против утилитарного (рационалистическо-позитивистского) представления о художнике. Символизм, словно подводя итоги не только XIX века, но и мировой культуры, настаивал на том, что вырос из рефлексии о пределах творчества, о проекте вечного и даже невозможного, сверхчеловеческого. То, что он претерпел изменение, очевидно: утвердил свое представление о приоритетах в искусстве, что закреплено в современном статусе, скажем, Дебюсси или Рильке, сделал попытку благодаря их «обратному» влиянию перестроить всю цепь традиции и заново провел черту, отделяющую «современное» от «архаики». За счет чего же авторам «Энциклопедии» удалось наметить все эти измерения?

Ими атрибутирован и сведен воедино богатейший материал (литература, живопись, музыка, драматический и оперный театры, танец, издательское дело). Возникшая как бы в процессе сбора далеко не всегда идентичных фактов, эта иконология впечатляет своей непроизвольной целостностью. Конечно, в частностях с ней можно спорить. Она распространяется не на весь спектр символистской культуры (бросается в глаза отсутствие философских имен), игнорирует то или иное лицо или сочинение, кого-то включает в число символистов произвольно. Однако если здесь и предложена унификация обширного и очень эффектного материала, то это унификация особая. Апеллируя к конкретике (репродукции, описание бродячих мотивов и сюжетов, биографические сведения, критические высказывания), ученые прибегли к системе параллелей. Один и тот же образ возникает в серии контекстов - литературном, живописном, музыкальном, эстетическом - благодаря чему уточняется, обрастает подробностями, оценивается по качеству воплощения и оригинальности. Такое расположение разделов и словарных статей оказалось возможным и потому, что самих символистов, как известно, влекли к себе синтез искусств (по примеру древнегреческого театра), реализация одной творческой специализации в другой, а также опыт метаморфозы жизни в творчестве. Многочисленные параллели, выявленные «Энциклопедией», позволяют читателю самостоятельно проверить идею целостности символизма и его эпохально выраженного единства в разнообразии (Ср.: «Одна из задач этой книги заключается в том, чтобы показать движение символизма во всей широте и во взаимопроникновении разных видов искусства»).

Символизм все же не безграничен. Французские ученые прослеживают его историческое движение в течение приблизительно пятидесяти лет (1870-1920) разными способами. Хронология символизма для них - это эволюция его крупнейших фигур: Малларме, Метерлинка, Дебюсси. К ним добавлены и опередившие современников «символисты вне символизма» - Бодлер и, главное, Вагнер, музыка которого становится буквально Zeitgeist'om (духом времени) конца века и в этом качестве не совпадает с музыкой «Тангейзера» или «Летучего голландца» как таковой. Феноменам «вагнеризма», «бодлеризма», «дебюссизма» явно тесно в сетке координат одной символистской специализации. Генерируемые ими образы, мотивы, фактура письма дают структурное отображение идеи, бытие которой последовательно стягивает пространство от По до Валери и Йейтса, от Делакруа, «назорейцев» и прерафаэлитов до Гогена и Мунка, от Вагнера до Шенберга, от Ибсена до Пиранделло, от Антуана до Мейерхольда.

Авторы «Энциклопедии» сочли необходимым настаивать на литературоцентричности и франкоцентричности символизма, а также искренне верят, что «в последней своей истине он откроется тому, кто сумеет увидеть и познать его человечность».