Роман Виктюк: «Движение в полете произошло на глазах у всего изумленного мира»

Когда-то львовянин, а теперь москвич Роман Виктюк, к счастью, частый гость в Украине. Украинский зритель видел практически все его спектакли, да не по одному разу. Тем не менее, залы не пустеют, а долгие благодарные аплодисменты заставляют артистов и постановщика еще и еще раз выходить на сцену. На прошлой неделе театральной публике Украины была представлена новая работа Театра Романа Виктюка «Нездешний сад» по пьесе Азата Абдуллина, главный герой которой — звезда мирового балета Рудольф Нуреев, мятущийся гений, так рано и трагично покинувший этот мир. Это трагическая притча о жизни конкретного человека, несущего тяжкий крест божьей отметины — таланта.

Как режиссер Роман Виктюк уже не раз доказывал, что ему подвластны олимпийские высоты. Достаточно вспомнить постановки разных лет — «Служанки»,
«М. Баттерфляй», «Рогатка», «Соломея», «Мастер и Маргарита»… Список нескончаемо длинен. Спектакль о Нуриеве совершенен по своей эмоциональной концентрации и целен с точки зрения театрального действа. Нет «швов» между работой постановщика, установившего очень высокую драматически-хореографическую планку для великолепных исполнителей, и скупым, но очень точным изобразительным рядом сценографа Владимира Боева. Между интеллигентной хореографией Артура Ощепкова и музыкальным сопровождением, главная тема которого — классическая тема судьбы. Филигрань и тактичность создаваемых артистами образов — Рудольф (Дмитрий Бозин), Марго (Екатерина Степанкова), Мать и Марлен Грэхем (Людмила Погорелова) и все шесть абсолютно разных характеров в исполнении Александра Дзюбы — надолго оставляют тончайшее послевкусие. Я завидую тем, кому еще предстоит посмотреть спектакль и уверена, многие придут на него снова. К счастью, осенью предполагается проведение фестиваля Театра Романа Виктюка.

— Роман Григорьевич, как, на ваш взгляд, будет теперь развиваться культура, в частности, театр родной вам Украины?

— Не могу быть пророком. Есть общечеловеческие процессы, которые происходят во всем мире, и есть упущенное время в развитии культуры Украины. И не только Украины. Помню времена (и не только помню — испытал на себе), когда каких-то режиссеров запрещали — в их работах усматривали намеки на советскую власть. Не говорю уже о тех зарубежных и русских авторах, которые никак не могли попасть в репертуар украинских театров. Это и мечты, и планы погибшего Курбаса. Его жизнь и его поиски были оборваны сознательно. На протяжении многих лет этот гениальный человек из Западной Украины был «врагом» культуры. А все его идеи, которые могли бы быть воплощены его учениками, хотя бы часть их! Эти люди боялись даже произносить вслух его имя. Они работали и во Львове, и в Дрогобыче, и в Ивано-Франковске. Именно так была похоронена идея об украинском театре как о европейском, интеллектуальном. Известны, конечно, попытки молодых режиссеров, тогда и сейчас — и Таирова, и Мейерхольда — хоть что-то вернуть из идей Курбаса, и не только, но это были вспышки, которые не взорвали социалистический реализм. А вот идея «искусство принадлежит народу» — фальшива. В один прекрасный день оказалось, что искусство никому не принадлежит. Европа прошла через театр абсурда, через театр экзистенциализма. Поиски, вершины лучших режиссеров Европы — все это прошло мимо нашей страны. Как можно одним усилием протолкнуться туда? Надо смириться с тем, что есть Тайна, есть вопросы, которые никогда не будут решены. Причастность европейского театра к религиозности — самый высокий фактор. Мы же на протяжении почти столетия занимались копированием фальшивой, лживой жизни. Собирали самый высокий урожай, проводили партсобрания и после партсобрания приходили в театр и видели продолжение этого же партсобрания. Среди драматургов были единицы, которые позволяли себе говорить о человеческом — Петрушевская, Володин, Радзинский, Рощин. «Фабричная девчонка» Володина, которую я ставил во Львовском ТЮЗе, могла хотя бы намеком рассказать, что в комсомоле есть недостатки или что комсомольский вожак должен быть живым человеком. Чтобы прикрыть эту пьесу, придумал сотрудничество с бригадой коммунистического труда. Мы пошли на завод, взяли фотографии ударников. Заканчивался спектакль тем, что выходили артисты вместе с бригадой и звучал «Марш ударников коммунистического труда». Номер не прошел. Пани Балясная, руководитель пионерской организации, ногами в сапогах так топала по мраморному полу ТЮЗа, театра в котором когда-то работал Шолом-Алейхем, что разбила его. И потом я ставил тех, кого нельзя было ставить — Эдика Радзинского, Людмилу Петрушевскую. Театр закрывали, спектакли снимали, а я упорно, с тупостью кретина продолжал. С началом перестройки понял: нужно продолжать то, что у нас украли. Но как перепрыгнуть эту пропасть вопрос не только практический, но и метафизический?

— Теперь все бросились на колени и стали молиться. Поможет?

— Бог должен быть в душе. Это внутреннее дело. Без покаяния ничего не может быть. Каждый человек должен самостоятельно через это пройти.

— А то, что произошло сейчас в Украине, — тот шаг?

— Не только шаг — рывок. И каждый должен это в себе ощутить. Чем быстрее движение, тем важнее остановка. Когда интенсивность движения приближается к скорости света, остановка — это движение в полете. Она произошла на глазах у изумленного мира. Вопрос теперь: этот свет, который в молодых лицах неожиданно вспыхнул, власть примет как благо, как знак или как шаг к личному спасению?

— Человеку творческому нужны помощь и поддержка. А театр без государственной поддержки может существовать?

— Это титанический труд. Мне удалось соединить структуру государственную со структурой частной. Они почему-то нам разрешили. Я счастлив.

— Каким может быть руководство культурой со стороны государства?

— Думаю, никакого руководства не нужно. Должна быть только свобода. И условия для того, чтобы любой творец театрального процесса знал, что он великий, что у него есть крылья. Необходимо ощущать полет и знать, что никто — ни гражданский, ни военный, ни из пистолета, ни из рогатки, ни из ружья не выстрелит в тебя. Если этого не будет, никакого движения, никакого изменения культурного процесса не произойдет. Украинский народ сегодня себя почувствовал нацией. Как поддержать этот взрыв через культуру, чтобы использовать энергию, вспыхнувшую прежде всего в молодых сердцах и молодых душах? Вот как их привлечь? Опять начинается попса, опять животные ритмы, которые запросто погасят эту энергию.

— Что вы планируете включить в осеннюю фестивальную афишу?

— Хочу привезти все свои спектакли. Будут и премьеры — «Последняя любовь Дон Жуана», по пьесе замечательного французского драматурга Шмидта. И еще, хочу провести эксперимент, чтобы наши артисты говорили в спектакле на настоящем, хорошем украинском языке. Хочу доказать, что этому языку подвластны такие высоты, какие не доступны ни одному театру мира. Ведь украинский театр благодаря Лесе Украинке и ее поэтическим произведениям — такая высота, такое просветление. И что-то из поисков новой украинской генерации хочу сделать, есть у меня великолепные поэтические пьесы.

— Роман Григорьевич, никогда не делая спектаклей по заказу, вы всегда очень точно попадали в болевую точку зрителя. Как вы подбираете репертуар?

— Моя теория очень проста. Считаю, что души драматургов, которые ушли, своей энергией окутывают земной шар. Все их идеи остаются. Они открывают себе окошечко, смотрят на землю, ищут того человека, который может их услышать. Вот так они меня тормошили. Верю в процесс взаимопроникновения энергии. Только режиссер с очень чистыми помыслами услышит сигналы, которые идут из тех окошечек. Убеждался в этом не раз. Так же слетаются артисты: прилетают на свет только те, кто понимает, что нужно стать частью этого света. Прилетающие с корыстью обжигают крылья.

— Дар божий — одно, а школа?

— Научить всем движениям, знакам профессии — самое простое. Сложнее найти безумцев, сумасшедших, которые готовы на служение.