Петр Панчук, "трижды Шевченко"

Живет на свете человек. Смотрит на Небо, молится Богу. Много и успешно играет на самой престижной сцене страны. Но его постоянно тянет в родное (глухое) село, где на любительской сцене вместе с доярками и бригадирами также очень много играет…

Актер Петр Панчук - человек (как по мне) необычный. Хотя, возможно, некоторым его коллегам кажется, что эта "необычность" - составляющая мудро разработанного имиджа. Так ведь ничего подобного! Вот кто из тех, кто заботится об "имидже", каждое лето (во время театральных каникул), подобно ему, даже мыслью себя не тешит о солнечных курортах-морях, а спешит на малую родину? В нашем сюжете - это село Лобачевка на Волыни.

И что же он там делает? Да уж не только огород возделывает. Но и собирает вокруг себя доярок, аграриев, даже местных алкоголиков - и вместе с ними создает "театр". В репертуаре которого: "Тевье-Тевель" Г.Горина, "Мартын Боруля" И.Карпенка-Карого, "Рассказы Шукшина".

Вот такой сюжет.

И какова мотивация подобного "имиджесотворения", господа? Разве о таком расскажут украинские феодальные каналы или напишут гламурные журналы? Да никто на свете о таком не покажет и не расскажет. Но ему все равно. Далеко от Киева, как настоящий бессребреник, репетирует, играет, учит. Поливает родную землю и любительскую сцену настоящими слезами. Потому что не привык "экономить" на чувствах, когда речь идет о творчестве. Ну, и так же, как и в столице, прежде чем выйти на сельскую сцену, читает молитву…

…Эдакий миссионер, сельский философ (наподобие Фабиана из "Лебединой стаи" В.Земляка), талантливый актер-франковец Петр Панчук. "Сельский театр" для него - лишь одно из проявлений собственного богатого и непростого внутреннего мира. Того "мира", в котором, кстати, актер трижды (!) встречался на профессиональной сцене с Тарасом Шевченко, то есть с его театральными "отражениями". С этой темы мы и начали - да нет, не "интервью", а просто беседу.

- Петр, трижды Шевченко в вашей судьбе - конечно, не случайность, а некая предопределенность. Даже не вспомню других актеров, для которых сценическое воплощение образа Тараса стало бы сквозным мотивом в творчестве. В начале 2000-х вы переживали его лирические драмы в "Божественном одиночестве" режиссера Александра Билозуба. Года три назад играли, как пишут коллеги, Тараса-"мученика" в спектакле Сергея Проскурни в Черкассах. В этом году - третья ипостась: Тарас на сцене Русской драмы в спектакле "Везде один" режиссера Михаила Резниковича, где ваш герой, на мой взгляд, более земной, более сдержанный, но от того не менее несчастливый человек. Обо всем этом говорю, чтобы сейчас сказали уже вы: каким Тарас видится именно вам, скажем, в его последней по времени сценической реинкарнации - в спектакле Резниковича?

- Я бы не хотел формулировать по этому поводу "концепции", потому что это дело критиков - ваше дело. Но, думаю, что с образом Шевченко в моей жизни и в самом деле нечто особенное, даже сакральное.

- То есть?

- Мне кажется, что я сам никогда не "выбирал" этот образ - на сцене в частности. Будто бы сам Шевченко меня выбирал. И, возможно, началось это еще с шестилетнего возраста, когда наш председатель колхоза подарил мне "Кобзарь". Книга с того момента что-то затронула в моей жизни. Что-то изменила.

Со временем Шевченко "выбрал" меня для одной дипломной работы. Потом - "Божественное одиночество".

Та или иная роль - повод и способ выразить не только мир персонажа, но и собственное мировоззрение актера.

Вот кто такой Шевченко? Да, конечно, поэт, пророк, мученик… Впрочем, для меня он - воплощение образа яркой кометы, которая 200 лет назад появилась над землей, пролетела над миром - и все удивились. След от той кометы остался в сердцах, в памяти. И по этому следу мы и начинаем воссоздавать какие-то черты его образа - может, он был именно таким?

Каждый актер увидит в нем что-то свое, особенное.

Например, если говорить о "Божественном одиночестве" и "Везде один", то между этими двумя шевченковскими спектаклями (на украинской и русской сценах) есть "географическое" расстояние, временная дистанция. И я за это время изменился…

- И люди за эти десять лет вокруг заметно изменились…

- Скажем, если даже умышленно искать "различия" между двумя моими Тарасами на франковской сцене (когда-то) и в Русской драме (сейчас), то в спектакле Михаила Юрьевича, как мне кажется, Шевченко получился более "мужественным" по способу принятия невзгод, постигших его в жизни. То есть, он сдерживает свои чувства, свою боль, не так выражает их внешне.

А в целом, как вы понимаете, каждое художественное произведение содержит в себе составляющие, которые отличают и самого художника, - эстетические, этические, философские. Много всего. В спектакле в Русской драме использовано много документов - писем, мемуаров, а также художественных произведений. Собственно, сам режиссер склонен к рацио, поэтому образ Кобзаря у него, как по мне, более взвешенный.

- В двух спектаклях о Шевченко с вашим участием, которые я видел в Киеве, возникает мотив измены. Именно этот мотив, когда вы думали об образе Тараса, насколько он казался существенным - для внутреннего состояния героя и для определенных сценических способов выражения?

- Не знаю, что сказать. Актер должен искать только то, на что откликается его душа. Знаете, в давний период своей жизни я очень боялся кого-то предать. И, к сожалению, один раз все же предал. Еще в детстве. Была ситуация, когда из-за меня пострадал ребенок. Помню, пришел домой, плачу. Потому что подсознательно чувствовал: "Предал - именно я! Это из-за меня избили мальчика, из-за меня ему было больно…".

Теперь, когда меня кто-то предает, говорю сам себе: "Петр, не всегда полагайся на человека… Ведь есть Господь…".

Таким образом, тема измены для меня будто отошла сама по себе.

Поэтому, уже играя Тараса на сцене, пришлось много поработать над темой измены, из-за которой так страдал великий поэт.

- Вы сказали, что на человека не всегда стоит полагаться, потому что есть Господь… Только Театр и Бог - непростая тема. Даже если разговаривать об этом с верующим человеком.

- Сегодня у меня между ними равновесие. Между Театром и Богом. Недавно на спектакле "Всюду один" у нас был священник. Ему понравилась игра актеров. Говорит, приглашайте чаще. В театре можно смягчать человеческие сердца. Театр для меня - то же самое, что огонь или нож: важно, с какой целью его используешь, с чем выйдешь к людям.

- Вы, как и прежде, перед каждым спектаклем читаете молитву?

- Да. Даже когда шел на встречу с вами, тоже молился… А недавно во время репетиции возник конфликт между мной и одним актером. На следующий день он приходит, не может репетировать, у него давление. А я целые сутки пребывал в молитве, потому что ощущал какие-то психические атаки на себя. Это реальные вещи. И я понимаю, что когда выйду с этими "атаками" к людям, то буду говорить со сцены о чем-то другом. Поэтому молюсь. И когда открываю "Кобзарь", любые строки, сердце мое смягчается, текут слезы, душа меняется. Это так же, как и Евангелие: раскрываешь - и его "код" обязательно зацепит душу.

Когда думаю о Шевченко, когда читаю Шевченко - иногда плачу… У святого Ефрема Сирина есть о том, как святые просили Бога о плаче, потому что плач - это наивысшая молитва, а слезы - очищение. Наивысшая молитва - именно с плачем. И в наивысших поэтических устремлениях Шевченко - именно молитва.

- Вернемся к вашей родной Лобачевке, где ставите спектакли и играете в них. Титулованные коллеги-франковцы не насмехаются над вами: дескать, нашел себе развлечение - играть даром, а мог бы, как мы, за это же время в сериале неплохо заработать?

- Не смеются. Мне кажется, наоборот, реакция коллег открытая, искренняя, душевная.

- Играть в селе и для крестьян - сложно?

- Сложно ставить. Это же сельский клуб.

- Вот вы поставили, сыграли. И хоть кто-то сказал "спасибо"?

- Ну как? Нам грамоту дали в районе "за театральную деятельность". Да разве это главное? Мы играем себе в радость.

- А не бывает уныния? Ведь кроме вас такие альтруистичные проявления сегодня не очень кому-то и нужны?

- Уныние - грех. Так зачем об этом говорить?

Что же мне теперь сидеть и грустить - дескать, 30 лет никуда кроме своего села не еду летом отдыхать, ни на какой остров? Ну и не ездил. Зато было время, когда с Жолдаком выступали в Египте, Америке, Европе. Это когда-то... А этим летом в селе репетиции длились до полвторого ночи.

- Почему так долго?

- Потому что односельчане могли приходить на репетицию не раньше чем в половине одиннадцатого - работа, огород, хозяйство. Но приходят же!

- А у вашего сельского театра есть какое-то название?

- Да какое название? Лобачевский театр Панчука? ЛТП?

- А село большое?

- Около 300 дворов. Это возле Берестечка недалеко. В этом году я сказал: "Кто хочет, приходите, будем ставить спектакль". И пришли. Доярки, учителя, ученики. Согласились даже один местный алкоголик и психически больной юноша, который воспитывался в интернате.

Но алкоголику глубокой ночью тяжело играть. Тогда мы заменили его чудаковатым. Но и тот любит выпить… Однажды, придя на спектакль, он завалил нам всю декорацию. Потом не появился, потому что человек совестливый. Ситуацию спасли другие желающие.

- Вы строгий режиссер, когда работаете с сельскими актерами?

- Конечно. Возможно, кто-то думал, что соберемся на репетиции, семечки пощелкаем и разойдемся? Нет, я ставлю серьезные требования.

- В Театре имени Ивана Франко много лет легендой был спектакль "Тевье-Тевель" с Богданом Ступкой. Я так понимаю, что и ваши сельские театральные попытки прорастают, так сказать, под солнцем этой выдающейся постановки?

- Вы же понимаете, что не может быть даже речи о том, чтобы "повторить" или "воссоздать" какие-то мизансцены из постановки Сергея Данченко. Хотя все мы до сих пор в плену у того спектакля. Потому что так или иначе гениальное исполнение Богданом Сильвестровичем роли Тевье дает о себе знать. Потому что у Ступки - канонический рисунок роли.

Ну, конечно, у Богдана Сильвестровича был режиссер Данченко. А в селе у "Тевье" я сам себе режиссер и актер. На сцену забежал, со сцены убежал…

- Сельские зрители плачут на этом спектакле?

- И плачут, и смеются. И не только в финале, но и во время спектакля.

- Кто играет Голду? Передовая доярка?

- Землеустроитель.

- Вы играете в селе спектакль по рассказам Василия Шукшина - о русских чудиках. Российская тематика сегодня не настораживает волынян? Вы же видите, что вокруг творится…

- Шукшина играли в прошлом году. К нам в село приезжает - актриса из Москвы. Так вот она играла один из спектаклей на русском языке. Приглашаю также Наталью Ярошенко из нашего театра. Именно она однажды играла Голду. Из Варшавы приезжает польская актриса, которая снималась у Ежи Гофмана в фильме "Огнем и мечом". Как видите, понемногу привлекаю и профессиональных актеров – из родных стран.

- Село Лобачевка - "перспективное", как говорили раньше?

- Какая перспектива? В "перспективе" может быть только больная мать… Правда, автобусы из райцентра еще ходят. Но директор школы торгует огурцами в Луцке и Горохове. Не знаю, сколько у нас там учеников, но школа хорошая.

Однако работы мало, колхоз развалился. Все, как и везде.

- Старт, условно говоря, вашей театральной карьеры (и это не тайна), связан с Жолдаком. У него вы играли Мышкина в "Идиоте". Сегодня Андрей за пределами Украины: где-то что-то делает - говорят, успешно. Вы бы хотели встретиться с ним в работе снова? Ведь некоторые актеры крестятся - так он их "мучает".

- Для меня Андрей очень важный человек. Я ему признателен, что он пригласил меня на роль князя Мышкина.

Да, было сложно. Но ведь если актера не "мучить", то актер останавливается на каком-то своем условном уровне.

Я благодарен Жолдаку за то, что поднял меня на одну ступень. И вообще благодарен всем, кто давал возможность открывать себя и образы, которые играл. Постоянно мысленно благодарю Сергея Данченко, Богдана Ступку.

Честно говоря, хотел бы еще раз поработать с Жолдаком. Но несколько лет назад была одна история… Он привез в Киев свой румынский спектакль и показал его в бывшем Октябрьском дворце…

- Это была "Жизнь с идиотом" по рассказу Ерофеева.

- Я его спектакль посмотрел. Но, пусть уж он простит меня, не подошел к Андрею, ничего не сказал.

- Почему?

- Потому что врать тяжело, а сказать честно - он бы все равно не прислушался к моим словам.

У меня было такое состояние, что сразу после просмотра хотелось во всю прыть бежать домой и принять душ, чтобы отмыться от "такого" театра.

- Но вы же знаете, что есть театр, который "от Бога", как когда-то у Станиславского, Эфроса. А есть - "от черта" (список может быть длинным). Думаю, согласитесь, что у Сергея Данченко спектакли были от Бога, а у Андрея - способность быть комбинаторным: иногда хочет божественного, но зачастую заглядывает в ад. Такие его проявления часто пугают и отталкивают людей. Как это было на "Жизни с идиотом", от которого вы убежали, потому что там была физиология, "низ" человека, его распад.

- Во всяком случае о том, что убежал, я сказал честно.

- А когда разговаривали с ним о Мышкине - возможно, он некую планку предусматривал? Возможно, советовал: "Играй, как Смоктуновский!".

- Относительно "Идиота" Жолдак говорил: "Я Петру позволяю делать все". И выпускал меня на сцену как кота, а я уже подстраивался под разные обстоятельства. Он дал мне неделю самостоятельной работы, сначала ничего не говорил. Я репетирую, репетирую. А через неделю Жолдак говорит: "Так, как Петя, мы играть не будем, потому что так играл Смоктуновский!".

- Можно подумать, он его видел, запись спектакля Товстоногова не сохранилась.

- Со мной тогда что-то такое начало происходить на репетициях… И через неделю я взбунтовался… Мое человеческое нутро не принимало решений и установок Жолдака. Один из его помощников меня успокаивал, настаивал, чтобы я делал, как говорит режиссер. А я не мог. Поэтому сказал: "Андрей, меняй меня, я не буду играть!". А он: "Ты предатель!" А заменить некем, а мне уже 42, больше никакой работы.

И тогда я подумал: "Ну, пусть уже так и будет…". Закрыл свои глаза, стыд свой спрятал глубоко. И бросился в ту пропасть.

В тексте романа есть фраза о том, что, когда смотришь в глаза Мышкина, то видишь именно идиота… Так вот, внешняя идиотичность героя (таким, каким видел его режиссер) требовала от меня огромных усилий. А мне хотелось двигаться другим путем - внутренним. Но пришлось овладевать и внешней формой.

К сожалению, спектакль сыграли раз десять. Если бы дольше, то был бы спектакль намного лучше. Я бы со временем самостоятельно осветил его, сделал бы форму Жолдака более легкой.

Когда-то мы играли "Идиота" во Франции на фестивале. А перед нами выступали румыны, была конкуренция. В результате именно нас, украинцев, вызывали на поклоны без конца. Приняли спектакль чудесно.

- Всем франковцам известно, что при запуске некоторых спектаклей главную роль должен был играть Богдан Ступка, но потом на его месте появлялись вы. Так было, например, в "Наталке Полтавке", в спектакле по Сковороде "Букварь мира". Мне казалось, что Богдан Сильвестрович сознательно опекал вас.

- И я его любил.

- А он не предлагал вам "вместо себя" сыграть Льва Толстого в спектакле "Лев и Львица"?

- Нет, не предлагал. Но, возглавив театр, он спросил меня: "Что бы вы хотели играть?" - "То, что и вы…" - "Зайдите ко мне, будем думать, чтобы поставить на вас спектакль, ищите режиссера…"

Тогда это было для меня как гром среди ясного неба. "Для меня" ставить? Я же до того играл не очень много.

Богдан Сильвестрович дал мне максимальную возможность реализоваться не только как актеру. Я ставил как режиссер - Гришковца, Стриндберга. За все ему благодарен… За период его руководства сыграл в "Наталке Полтавке", "Кайдашевой семье", "Мартыне Боруле". Сыграл Стальского в "Перекрестных тропах"…

- Иногда нечаянно путаю название одного из ваших шевченковских спектаклей: говорю не "Везде один", а "Всегда один". Вот вы, кстати, "везде" один или "всегда" один - по жизни?

- Я не один. У меня жена, я молодой отец - сыночку два года. Только ведь "один" приходишь в этот мир. И "один" уходишь из него…

- В этом месте можно вспомнить слова и другого поэта: "Лишь одиночество учит сути вещей, ибо суть их – тоже одиночество".

Из досье: Петр Панчук - заслуженный артист Украины. Родился на Волыни. Ученик Леонида Олейника и Ады Роговцевой. 30 лет назад Сергей Данченко пригласил его в Киевский театр имени Ивана Франко. Театральные работы: Тарас Шевченко в спектаклях "Божественное одиночество", "Тарас: Слава", "Всюду один", Мышкин ("Идиот"), Сковорода ("Букварь мира"), Бездомный ("Мастер и Маргарита"), Кайдаш ("Кайдашева семья"), Старец Зосима ("Братья Карамазовы"), Стальский ("Перекрестные тропы"). В ноябре на сцене франковцев сыграет главную роль в спектакле "Хазяїн" по пьесе И.Карпенко-Карого.