МОСКОВСКИЙ ПЕРЕПЛЯС

Когда пишутся эти строки, Московский международный кинофестиваль в самом разгаре. А когда вы их будете читать, уже станут известны итоги смотра. Возможно, они внесут некоторую ясность в суть происходящего. Пока же нынешний ММКФ - последний в уходящем столетии и «тезка» по «номеру» с веком грядущим - выглядит неким гигантским хороводом противоречивых событий. Суперновинки мирового кино в программе соседствуют с фильмами содержательно вчерашними и даже позавчерашними. В дискуссиях и «круглых столах» интеллектуальная респектабельность перемежается откровенной дешевкой. Накладки в пресс-центре настолько многочисленны и существенны, что журналисты обратились в оргкомитет с письмом протеста и угрозой бойкота ММКФ. Напротив, на кинофоруме стран СНГ и Балтии, где аккредитован автор этих строк, все столь безукоризненно отлажено, что так и хочется благодарственно бухнуть в ножки хозяйкам этого уютного закоулка в общей кутерьме - Ирине Курдиной и Галине Пешковой. В общем, перед вами - сбивчивая хроника из гущи хаотичных событий.

Церемония открытия фестиваля, как сейчас видно, предвосхитила весь его последующий раздрай и эклектику. Президент киносмотра царственный Никита Михалков явил изнывающей от духоты публике сразу два не вяжущихся с его фирменным образом качества. Во-первых, мазохистской безвкусицей повеяло от плотного серого кашне, которое режиссер почему-то (в эдакую-то жару!) счел возможным накинуть поверх своего смокинга. А, во-вторых, обычно высокомерно-барственный метр в публичном общении на сцене с премьером России Степашиным неожиданно обнаружил интонации угодливости и подобострастия, что, согласитесь, нехарактерно для него. Зато в антракте российского оскароносца можно было видеть в истинно дружеском, на равных, общении с лидером коммунистов Зюгановым. В тот вечер ММКФ стартовал со скромной внеконкурсной «Кормильцы» Марко Беллокио, хотя логичнее было бы ожидать просмотра легендарных российских фильмов последнего времени - «Молоха» А.Сокурова или «Хрусталев, машину!» А.Германа (выяснилось, что эти работы вообще нельзя будет увидеть на фестивале). Наконец, роскошный банкет под открытым небом сада «Эрмитажа», увенчавший все это, был необратимо спрофанирован проливным дождем. По-вечернему одетые гости превратились в стайки мокрых и жалких субъектов, сгрудившихся под редкими навесами, где размещалась снедь. Какое уж тут творческое общение! Самое смешное из увиденного - некий господин, пытающийся одной рукой очистить вареного рака…

А вот увиденное до сих пор на фестивальном экране не столь забавно. На форуме стран СНГ и Балтии именинниками оказались казахские кинематографисты. Их стабильно работающая киноиндустрия и безоговорочный успех на международных конкурсах действительно, поразительны и завидны. В их московской программе были представлены и студенческая полнометражная лента «1997», снятая на хорошем европейском уровне (реж. А.Амеркулов), и национально-патриотическая притча «Заманай» (реж. Б.Шарин), и социально-критическая в «нововолновском» стиле лента «Аксуат» (реж. С.Апрымов), трагикомедия «для всех» «Омпа» (реж. С.Нарымбетов). Казахский кинофеномен был проанализирован на специальной дискуссии. Новоизбранный глава Союза кинематографистов Казахстана Макс Магулов - живописный восточный бородач - заявил буквально следующее: «Я и казахское государство в ближайшее время добьемся еще более замечательных успехов. В конце концов мы завоюем Россию». Публика, потрясенная этой перспективой, онемела. Украина специализировалась в основном на ретроспекциях одесского происхождения. Из советского кинопрошлого были показаны «Астенический синдром» Киры Муратовой (1989) и «Пустыня» Михаила Каца (1991). Постсоветский этап отразили «Фучжоу» Михаила Ильенко (1993) и свежеиспеченный опус «Как коваль счастья искал» Радомира Василевского. Возникшая затем дискуссия о нашем национальном кино заслуживает особой статьи. И не одной.

Конкурсные просмотры пока несут лишь разочарования. В моем субъективном рейтинге лидирует австралийская «Страсть» Питера Данкана. Это история, основанная на реальной биографии гениального пианиста и композитора Перси Грейнджера. К счастью, зрителя не столько посвящают в таинства профессии музыканта, сколько погружают в интригующе неизъяснимую атмосферу интимных тяготений гения к невесте своего лучшего друга, к «личной» любовнице и к… собственной матери. Вся эта эксцентричная эмоциональная субстанция пережигается основной и пламенной страстью - к творчеству, давая в итоге чистейшей прелести музыкальные вещи. Увы, остальные конкурсные работы выглядят преимущественно слабыми, явно негожими для солидного фестиваля. Например, испанскую ленту «Час храбрецов» и мексиканскую «Сладкий запах смерти» вполне можно представить в конкурсе того же ММКФ лет эдак пятнадцать-двадцать тому назад, когда все только и толковали об заидеологизированности и псевдодемократичной «народности» этого мероприятия. И вот поди ж ты, то прошлое кусает это настоящее. Что бы это значило? Знать, Зюганов неспроста присутствовал на открытии форума.

Совершенно потрясающее впечатление, и пока самое сильное, оставила внеконкурсная программа российской документалистики. «Павел и Леля» В.Косаковского - хроника вечной любви перед лицом неизбежной смерти. В Израиле от неведомой хвори медленно умирает ленинградский кинооператор Павел Каган. Его жена Леля неотлучно при нем. С угасающим на глазах возлюбленным она шутлива и оптимистична, а с нами, зрителями, наедине дает волю своему бесконечному запредельному отчаянию. «Хлебный день» С.Дворцевого - хроника борьбы буквально за хлеб насущный целого поселка. Поселок зовут «№3». Расположен он в восьмидесяти километрах от Петербурга. №3 тоже умирает. Здесь осталось лишь несколько десятков престарелых русских мужиков да баб. Жить и им охота, впрочем, то, что мы видим, жизнью и назвать сложно. «Последний король симеизского пляжа» Г.Негашева рассказывает о своеобразном микрокульте местного значения - о страсти группы курортников к прыжкам со скалы «парус» в Симеизе. Игра со смертью, примитивное удовлетворение тщеславия, опыт преодоления страха в себе, братание с такими же лихачами - чего только нет в этой разновидности наркомании. Но вот странность, которую бесстрастно фиксирует экран: в конце концов смалодушничав, не прыгнув перед кинокамерой с 40-метровой высоты в море, последний чемпион этого дела, некий московский инженер, через пару месяцев тихо скончался в своей квартире. Видимо, все ритуалы бытия достойны уважения. Даже такие элементарные как симеизские прыганья.

…Киноритуал под названием ММКФ тем более значим, что бы о нем ни говорили и прежде, и сейчас. Об особом смысле этого киноритуала я попробую сказать в следующем номере «ЗН».