Лифарь: танцующий на вулкане

Сергей Михайлович Лифарь родился 2 апреля 1905 года в зажиточной киевской семье чиновника Департамента водного и лесного хозяйства Михаила Лифаря и его жены Софьи — дочери владельца старинного имения в Каневском уезде Киевской губернии. Как отмечает в своей работе Владимир Шлеев, «появившись на свет в Киеве, он был, бесспорно, как это видно даже из его фамилии, украинцем по происхождению: в его семье сохранялись не только легенды о прошлом Украины, о чубатых запорожцах и их героических боевых делах, но и «пожелтелые выцветшие грамоты с восковыми печатями, которые дали Лифарям украинские гетманы и кошевые атаманы великого Войска Запорожского». Творческое наследие Лифаря — это постановка балетов «Вакх и Ариадна», «На Днепре», «Икар», «Александр Великий», «Шота Руставели», «Франческа да Римини», «Федра» и др. Умер Лифарь в Швейцарии (в Лозанне) после тяжелой болезни, похоронен в Париже на кладбище Сент-Женевьев де Буа.

Париж празднует двойной юбилей Сергея Лифаря (Киев, 1905 — Лозанна, 1986). В парижской «Гранд-опера» будут идти постановки украинского маэстро балета Suite er blanc («Сюита в белом») и Les Mirages («Миражи»). В программу зато не вошли ни «Икар» как воплощение его «Хореографического манифеста», ни «Шота Руставели», которого Лифарь считал своим ведущим произведением. Но настоящим событием стала демонстрация в парижских кинотеатрах незаурядного документального фильма Доминика Делюша Serge Lifar Musagete («Сергей Лифарь — предводитель муз»). Неоконченные разговоры, цитаты и комментарии.

Уже сорок лет Доминик Делюш создает кинолетопись французского классического балета, содействуя передаче грядущим поколениям «хрупкого воспоминания» о Танце. Он зафиксировал самых известных звезд, используя как свою любовь к Красоте, так и свое всестороннее образование — изучал и живопись, и театр, и фортепиано, и бельканто, и архитектуру, и кино, и кинокритику (журналы «Экспресс», «Кае дю синема», «Синема ново», работа о Федерико Феллини, чьим помощником он был с 1954 по 1959 год). Делюш — тонкий и умелый кинооператор: своей камерой он снимает волнующие сцены, показывая разнообразные грани работы звезд балета. Короткометражный фильм Le Spectre de la Danse («Видение танца», 1959), отмечает критик Патрик Босати, — «настоящий «Манифест» этого режиссера, преследующего цель показать звезд балета в другом свете, не затмевая их ауры или их светлого образа». Делюш так показывает и Лифаря, объясняя «Жизель» перед балетным спектаклем в исполнении Компании маркиза де Куэваса.

Последний его фильм «Серж Лифарь — предводитель муз» (декабрь 2005 г.) — рассказ о Лифаре в двенадцати картинах. Название напоминает блестящее исполнение балета Apollon Musagete («Аполлон — предводитель муз», 1928 г.), шедевр, освятивший талант Лифаря. Пресса приветствовала этот «красивый» («Ле Монд») и «захватывающий» («Фигароскоп») фильм. «Что же касается зрителей, то, растроганные премьерой, они не хотели уходить из зала... Доминик Делюш, эстет, является ко всему прочему и продюсером большинства короткометражных документальных и телефильмов (среди которых Hommage a Serge Lifar — «Поклон Сержу Лифарю», 1990 г.), а также игровых фильмов благодаря своей фирме Les Films du Prieure.

— Ваши фильмы о балете все больше ценятся, особенно за качество исторического освещения. Вы утверждаете, что именно через балет вы открыли театральное искусство, балет стал для вас искусством почти божьим...

— Мне было 12—13 лет во время Второй мировой войны, когда открыл пространство, где мужчины и женщины игнорировали законы гравитации. Для меня они были как ангелы, о которых рассказывали на уроках Закона Божьего. А после того, как я в опере увидел танцовщиков, решил, что ангелы действительно существуют и что их зовут Лифарь, Дарсонваль, Перети, Лорсия... С тех пор я больше не расставался с балетом, и когда приобщился к другим искусствам — прежде всего кино, — конечно, взял с собой и балет.

— По словам французского критика Жана Тюляра, никто лучше вас «не сумел зафиксировать в образах танец и сделать зримым волшебство музыки». Достаточно ли у вас средств, чтобы снимать подобные фильмы?

— Для выпуска одного фильма в моем распоряжении в среднем 150 тысяч евро. Это дает возможность вложиться в очень тесные рамки. К счастью, танцоры не «хапуги» и соглашаются на плату, которую им предлагаю, за что им признателен. К тому же надо платить и техническому персоналу. Я в списке — последний и могу вас заверить, что никогда не наживался на своих фильмах о балете. А теперь с видеокассетами и DVD появились другие возможности. Продажей занимается мой дистрибьютор.

— Вы были одним из немногих, кто отдал дань уважения покойному Сергею Лифарю в столетие со дня его рождения...

— Я хотел завершить свою кинематографическую деятельность. Но опять взялся за камеру, поскольку приближалась сотая годовщина со дня рождения Сергея Лифаря. Тем более что я понял — парижская Опера не намеревалась отмечать это событие. Хотя благодаря ему она многого достигла, можно сказать — всего.

— При каких обстоятельствах вы познакомились с Лифарем?

— Когда снимал документальный фильм «Видение танца». Он согласился быть хореографом.

— Ваш полнометражный фильм «Сергей Лифарь — предводитель муз» показывает хореографические постановки Сергея Лифаря и изнурительные пробы (репетиции) танцоров. В нем предстает харизматичный Сергей Лифарь, хотя к тому времени уже прошло 20 лет после его смерти.

— Я в нем повторил кадры из своего короткометражного фильма «Видение танца» — одного из редчайших фильмов, где мы видим самого маэстро. Снял я его в 25-летнем возрасте, и мне сразу посчастливилось получить согласие маэстро на сотрудничество. К тому же он никогда не брал за него деньги. Фильм имел определенный успех, даже за границей, и таким образом содействовал моей карьере. Тогда я не надеялся, что тот фильм будет жить так долго.

— Эти фильмы ценны еще и потому, что, как вы говорите, Сергей Лифарь не был академическим танцовщиком и не хотел, чтобы его снимали. Почему?

— Хотя кое-кто считал, что он очень гордый и высоко себя несет, Лифарь долго колебался, прежде чем позволил снимать на кинопленку себя и свои постановки, в отличие, например, от Мясина, о котором осталось много документальных фильмов.

Довольно неприятный эпизод о Леониде Мясине остался в воспоминаниях Сергея Лифаря Ma vie («Моя жизнь», Париж, 1965 г.). Подписав договор с Сергеем Лифарем и Рене Блюмом в 1938 году об основании Балета Монте-Карло, Мясин его тут же нарушил. В частности в Нью-Йорке пытался не дать Лифарю танцевать «Жар-птицу». И после провала его «Богатырей» он хотел снять балет «Жар-птица» с афиш под предлогом, что он «слишком современный для Америки». Сергей Лифарь напомнил ему о его обязательствах. Напрасно. Тогда Лифарь прислал к нему свидетелей, чтобы вызвать на поединок. Напуганный Мясин уступил, и «Жар-птица» прошла с невероятным успехом.

Главный редактор французского журнала Saisons de la Danse («Сезоны танца») Андре-Филипп Эрсен в 1987 году утверждал: «Директор парижской Оперы Сергей Лифарь умел отыскивать молодые таланты и делать из них звезд. Лорсия, Алгароф, Дарсонваль, Рени, Перети, Туманова; позднее Беси, Moт, Амиель, Рае, Атанасоф, Нанон Гибон... обязаны ему своим расцветом. И именно в вашем полнометражном фильме Les cahiers retrouves de Nina Vyroubova («Найденный дневник Нины Вырубовой», 1995 г.) вы оригинально показываете процесс подготовки одной из балерин, которую Лифарь поднял к вершинам славы. Нина в этом фильме находит свои первые школьные тетради, куда она заносила оценки и схемы постановок, которые Сергей Лифарь делал для нее, тогда еще молодой звезды парижской Оперы.

Доминик Делюш: Лифарю подражали, сознательно или бессознательно, Нина Вырубова, Жанин Шара, Жан Бабиле, Моник Людиер... и все танцоры оперы — вплоть до прихода Нуриева, не любившего стиль Лифаря и отбросившего неоклассицизм на 30 лет назад, к стилю Петипа. Сергей Лифарь был Богом, более великим, чем Нуриев. Он был одновременно исполнителем и творцом. Лифарь привнес в парижский балет лиризм, которого ему недоставало. Господство его продолжалось 30 лет. Он осуществил революцию в танце, сделав из искусства развлекательного искусство священное.

— Вы были лично знакомы с Сергеем Лифарем. Как вы можете его описать?

— Это был замечательный человек, вопреки тому, что о нем говорили. Он был очень щедрый, смиренный. Тогда как враги распространяли слухи, якобы он — претенциозный. Он был благородный, чрезвычайно вежливый, как будто человек из прошлого столетия.

— Правда ли, что у Сергея Лифаря не было собственной труппы? Что ему была равнодушна судьба созданных им балетов?

— Нет. Парижская опера была для него больше чем коллектив — настоящая семья. Он лелеял своих танцовщиков и свои балеты как собственных детей. Он обиделся, когда «Гранд-опера» отказалась от него, предали некоторые танцовщики. Ему очень завидовали. Многие мечтали занять его место. Он воспринимал танцовщиков как своих детей, поэтому и говорит в моем фильме: «Дети не прощают родителей».

— Исключая завистников, как к Сергею Лифарю относились его танцовщики?

— Когда он отправился в Монте-Карло в качестве балетмейстера, все хотели ехать с ним, особенно такие ведущие танцоры, как Ивет Шовире, Жанин Шара, Владимир Скуратоф, Юли Альгароф и др. В конце концов, его опять приняли в парижскую Оперу как балетмейстера (1947 г.), потом — как танцовщика (1949—1956 гг.).

Бывший ученик Сергея Лифаря и ведущий танцовщик «Гранд-опера», а сегодня — независимый хореограф, французский член жюри Международного конкурса им. Сергея Лифаря в Киеве Оливье Пате: «С Лифарем я прожил незабываемые времена. Встретился с ним впервые, когда мне было 10 лет. Позже я танцевал па-де-де из его балетов во время его лекций в Сорбонне (1980 и 1984 гг.). Наконец, я танцевал основную партию в «Миражах» с Вильфридой Пиоле (1984 г.) и Элизабет Плятель (1986 г.).

Лифарь был не так терпелив, как обычный учитель. Он всегда работал с солистами высокого уровня, чтобы как можно быстрее видеть плоды своих хореографических поисков. Мне очень нравился его стиль. Я радовался и гордился тем, что был на сцене рядом с ним. Это был хореограф-творец с изысканным стилем и вкусом. Я глубоко проникся его эстетическим идеалом и сценической выразительностью».

Его упрекали за то, что он продолжал выступать в оккупированной Франции. Он объяснял это следующим образом. Парижскую Оперу во время оккупации закрыли, что для многих «было равноценно смерти». Имея нансеновский паспорт (для беженцев), Лифарь все же хотел быть полезным Франции. В безлюдном к тому времени Париже в городской ратуше образовался тайный комитет «для спасения французского имущества от реквизиции» и «сохранения французской власти на территории оккупированной столицы». Он поручил Лифарю охранять парижскую Оперу, ее сцену, танцовщиков, декорации и архивы. Лифарь подчинялся только исполняющему обязанности французского министра образования Гюставу Руси. Для выполнения этой задачи он получил «абсолютную свободу действий» и имел «параллельные средства» в своем распоряжении. Немцы должны были знать, что в парижской Опере за все отвечает Лифарь. Для него это стало художественной задачей с подтекстом национального спасения. Достигнув вершин искусства и мировой славы, он делал все, что мог, для выполнения этой задачи.

— В каком моральном состоянии был Лифарь, когда вы познакомились с ним в 1959 году? Делился ли он с вами своими мыслями?

Доминик Делюш: Он ничем со мной не делился, поскольку был чрезвычайно целомудренный, как Отверженный Принц, глубоко оскорбленный человек. Ему пришлось уйти из оперы при унизительных обстоятельствах, и он пытался зализать эту рану, на зло отвечая добром. Человек чистый, он не понимал, что его предают за спиной. После освобождения Франции он сначала был среди тех, кого внутренний комитет очищения оперы выгнал с работы. После процесса в связи с «коллаборационизмом» его оправдало правосудие. Он очень переживал из-за остракизма, которому его подвергли, но не жаловался. За внешним спокойствием трудно было заметить, как сильно он мучается. Сергей Лифарь никогда не был озабочен материальными вопросами, это был шляхтич и мистик.

Известному танцовщику и хореографу Сергею Лифарю завидовали и за границей. Импресарио Юрок, «враг независимости, которую мог позволить себе» Сергей Лифарь, опасался, чтобы тот не «завоевал себе место в США». Хотя Лифарь, после своих триумфальных выступлений в Нью-Йорке, Чикаго, Монреале, никоим образом не был заинтересован в приглашениях, получаемых от таких власть имущих, как Рокфеллер, или от фирм — таких, как «Метро Голдвин Майер». Судьба его была — «жить для истории искусства», а не для «сегодняшнего дня».

Из-за хитросплетений войны долг заставил его «танцевать на вулкане»: он отклонил приглашение своего товарища Жана Трюэля, из лагеря де Голля, выехать в Лондон. «Я нужен парижской Опере, мое присутствие защищает моих танцовщиков. Я не могу бросить их на произвол судьбы, чтобы спастись самому».

Вот что говорит Оливье Пате о «коллаборационизме» Сергея Лифаря во время оккупации: «Для меня единственная «ошибка» Сергея Лифаря — то, что он не уехал, когда немцы заняли Париж. Но он захотел остаться, чтобы дать возможность работать танцовщикам, поскольку их художественная карьера коротка. Доминик Делюш: «Сергей Лифарь также спасал евреев, беря их в группу: это танцор Жан Бабиле, настоящая фамилия которого — Гутман; Сандрини... Николя Штайн со всей семьей». А в полнометражном фильме Делюша «Серж Перети, последний итальянец» (1997 г.) звезда балета вспоминает, как при германской оккупации Сергей Лифарь спас его от комендатуры, приобщив к танцу». Оливье Пате: «К тому же никто не знал, как долго будет продолжаться оккупация. Думаю, он не осознавал всех сторон политики того времени. Так же, как и все тогдашние французы. Что он принял от немцев?» Доминик Делюш: «Ничего. Скорее всего, немцы любили его и восхищались им. Он позволял собой восхищаться. Вот и все. На самом деле Сергей Лифарь не понимал политики оккупации. С другой стороны — это была большая война между Россией и Украиной». В самом деле, «я был в центре всемирной ссоры», утверждал Лифарь.

* * *

Сергей Лифарь, возможно, не знал — а русские друзья этому содействовали, даже дезинформировали, сознательно или бессознательно, — что Москва затевала против украинцев, боровшихся за независимость (убийства Симона Петлюры, Евгения Коновальца, Степана Бандеры...). Вредила даже далекому от политики Сергею Лифарю. Известного украинца, даже когда он не видел ничего, кроме искусства, должны были перетянуть к себе, дискредитировать, даже уничтожить. В 1939 году он случайно узнал на одном из парижских балов, почему германские дипломатические службы постоянно отказывали ему в визе. Его же постоянно приглашали в Зальцбург, на Олимпийские игры, приглашали его Ричард Штраус или Вильгельм Фуртвенглер. Германский посол фон Вильчек дал ему понять, что там его считают евреем. Что эту «информацию» подхватили определенные франкфуртские газеты и что доносы с такой «информацией» почти ежедневно поступали в посольство от «Русских балетов». Лифарь записал в своем дневнике: «Я запомнил тонкого, высокообразованного дипломата, духовно близкого Франции».

Фамилия Лифаря была также в черном списке гестапо, подославшего к нему тайного агента, чтобы его убить. Но тот агент, Соня Ольпинская, влюбилась в Лифаря и помогла ему спастись. Как-то, вызванный к Гитлеру, перед тем как зайти в канцелярию рейха, Лифарь прокрутил в голове свою жизнь и с горечью сказал себе: «Когда-то в далеком Киеве я решил стать танцором. И мне все-таки это удалось. Вдруг жизнь моя стала мне чужой, она уже была не моей (...) я не знал, или сплю еще, или проснулся, где я, кто я». Это был срыв в самоосознании.

Действительно, почему Сергей Лифарь так часто думал о «своей» Украине, «своем» Киеве, «своем» Днепре, о «своих», путал «свою» Украину с оккупанткой Россией и называл ее тоже «моя Россия»? Почему он потерял ориентиры, хотя сам происходил из украинских казаков, здоровых духом и телом, сам он был свидетелем и жертвой чужеземных нашествий и вращался среди сильных мира сего? Неужели успех и почести ослепили этого идеалиста?

Первая причина того срыва видится в том, что Лифарь полностью отдался своему призванию — танцу. «Как этот неумелый танцор, научившийся танцевать поздно и почти самостоятельно в Киеве, своем родном городе, среди ужасов гражданской войны, несмотря на насмешки Брониславы Нижинской, руководившей хореографическим кружком, куда он записался, стал таким известным?» — спрашивал французский критик Жюстен Мальро (Парижский хореографический журнал, 1953 г.). Прежде всего благодаря своему крепкому волевому духу, унаследованному от предков-казаков, энергии, которую он черпал в родной Украине, богатому фольклору и многогранности своих талантов. Все это дало ему возможность исполнить опасный танец, ставший его жизнью. Помог ему и темперамент. Когда Сергей Дягилев в Париже собирался сделать из Сергея Лифаря своего ведущего танцора, Лифарь его поблагодарил: учитель дал ему понять, что он — «ноль». Ученик попросил послать его в Италию, к профессору Энрико Чеккетти. Узнав об этом, мадам Нижинская воскликнула: «Никогда, слышите, никогда Лифарь не станет ведущим танцовщиком, да даже солистом!». Эти слова Лифарь запишет в свои воспоминания. Жюстен Мальро считает, что секрет популярности этой таинственной личности, столкнувшейся со всеми ужасами и соблазнами жизни, состоит в ее «неудержимом желании творить идеальный мир грациозности и добра (...)». Стеснительный, молодой, неопытный, своим нечеловеческим трудом убедил Брониславу Нижинскую и Сергея Дягилева и заставил их восхищаться им. Со временем он заставил «Русский балет» и его пресыщенную публику уважать себя за свою утонченность и виртуозность и смелые новшества в технике танца; он заставил себя уважать также и весь мир (...)». Наконец, Лифарь заставил уважать себя «образованную публику и интеллектуалов качеством своих опусов мемуариста, эстета и эссеиста».

Вторая причина — политика «культурных обменов» между Францией и СССР, которым Лифарь — наивно — содействовал с сугубо эстетической целью.

Третья, и главная, причина упомянутого срыва: Лифарь вращался в русских кругах, а ведь Россия лишила украинцев их государства. Да, русское — империалистическое — мировоззрение (или он «белый», или «красный») — военная машина, «воспитывавшая» многих. Лифарь записал в своих воспоминаниях о русской эмиграции следующее: «Это было настоящее государство в государстве. Вооруженное всеми средствами выражения (...). Именно существование этого общества, насаждавшего русскую культуру, позволило мне остаться русским». Сам Дягилев давал ему читать большое количество произведений русских писателей (Чехова, Аксакова, Блока, Эренбурга, Ремизова, Соловьева, Есенина). А когда Лифарь поехал учиться в Италию, Дягилев просил высылать в Париж уже прочитанные русские книги, чтобы заменить их новыми, и спрашивал в своих письмах к нему, получает ли он русские газеты. Вот что читал Лифарь в Европе. Кроме того, эмигранты воспользовались славой Сергея Лифаря, чтобы сделать из него посланца Комитета Пушкина («усилие, приложенное мной во главе русской эмиграции во Франции»).

Нельзя не упомянуть здесь о трагической судьбе другого человека — его побратима, главу украинского правительства, великого демократа Симона Петлюру, который старался освободить и украинскую культуру из-под российского ига и которого все-таки убил в изгнании — в том же Париже — агент Москвы...

Сергею Лифарю суждено было иное. Его «пригласил» Сталин (по совету Горького) через посольство СССР «взять в руки весь хореографический фронт» — ни больше ни меньше... «Нам нужны такие люди, как вы, — сказал посол Сокольников. — Вам нечего делать в этой гнилой Европе, с ее декадентским искусством». И услышал в ответ: «К сожалению, господин посол, я слишком люблю гнилое». Позже, в 1943 году, из России отправят некого Низерадзе «убить Лифаря по приказу Сталина». Именно тогда Лифарь работал в Париже над своим балетом «Шота Руставели». Растроганный репетициями балета, основанного на грузинском фольклоре ХІ века, «посланец», грузинский князь, прослезился и бросился обнимать Лифаря.

Хореография сегодня в кризисе. Это засвидетельствовал VI Международный конкурс балета им. Сержа Лифаря в Киеве. Это также следствие большевистского переворота, исковеркавшего или вытолкавшего за пределы Украины многих лучших ее сыновей. Среди них — Сергей Лифарь, который всю жизнь мечтал о родном Киеве и юбилей которого во времена забвения отмечают отдельные французы.