КРОВАВО-МОЛОЧНЫЙ КОКТЕЙЛЬ

Прелесть ленивого, тянущегося бесконечно каникулярного времени — в его бессобытийности. Все слишком утомлены солнцем, превратившим лето в непрерывную сиесту. Но изредка можно разнообразить свое растительное существование, забрести куда-нибудь по пути на пляж, например в Центр современного искусства, там попрохладнее.

ЦСИ до сентября потчует публику «Кровью с молоком». Это — метафора жизнеутверждающего вкуса «Молодого искусства» — так назывался конкурс проектов, проведенный совместно с фондом «Про Гельвеция». Победившие «Иллюминация» (кураторы Ольга Соловьева, Станислава Беретова, Татьяна Кривенко) и «Искусство шепота» (куратор Анатолий Слойко) поделили экспозиционную территорию пополам. Проблема «молодого искусства», вернее, его парадоксального отсутствия, проговаривалась множество раз — «младшим» поколением в украинском актуальном искусстве является поколение 35-летних, что невольно заставляет обеспокоиться его перспективами. Кураторы нового поколения по сусекам поскребли, «сенсационных» дарований (как выражается истосковавшаяся по старым добрым временам пишущая публика, которой уж давно «ничего стоящего» не подворачивалось под перо) не нашли, зато нашли себя. И показали находку в довольно выгодном свете. Природа не терпит пустоты, поэтому время отсутствия из ряда вон «выдающихся» личностей среди художников становится временем экспозиции кураторов. Допускаю, они не жаждут становиться «харизматическими» личностями, но поневоле приходится — ответственность за успех или провал выставки в последнее десятилетие во многом зависит от способности куратора увлечь публику своими идеями. Выстроив концепцию выставки, он аккуратно «нанизывает» художников на ее нить. В плане занимательности идей «Иллюминация» и «Искусство шепота» — два противоположных интеллектуальных полюса «молодого искусства» — состоялись. Гораздо больше претензий к технологиям их воплощения.

Уже на уровне ассоциативного восприятия ясно, что «Иллюминация» — это праздник жизни, фейерверк, карнавал... В конце XIX — начале XX века искусство тоже взрывалось «фейверками» — на языке символистов они означали быстротечность прекрасного мига наслаждения жизнью. Фрейдистский язык современного искусства упрощает и делает банальным понятие до эксплуатируемой рекламой и масс-медиа «непреодолимой тяги к удовольствию». Свежайший нюанс этого значения — «невыносимая легкость бытия» в искусстве. Оно поспешно избавляется от социальных, психологических и вообще каких-либо смыслов, становясь чистейшим развлечением — entertаinment, парком аттракционов. Нынешняя молодежная культура ничем не «заморачивается» — она восторгается.

«Иллюминация» перенасыщена восторгом поп-арта перед сиянием «неоновых джунглей» и блуждающих огней «кислотных» галлюцинаций. О.Соловьева, С.Беретова, Т.Кривенко ведут воображаемый спор с Энди Уорхолом — о субстанции современного искусства. В отличие от Уорхола, они предпочитают не прозаичный пластик, а мистичный неоновый свет, облагораживающий изнанку жизни.

Фосфоресцирующую «паутину» диковинной световой инсталляции, соблазняющую шагнуть за грань трехмерной реальности в невообразимое, сплели Таня Мангейм, Энди Ганс, Пол Спайдер. Туда же, в оазисы потустороннего, волшебного света, выныривающие из унылой тьмы ночных дорог, манят фотографии ночных бензоколонок Ксении Гнилицкой и Игоря Паламарчука. Видеоскульптуру «Добрый вечер» Евгений Киктенко (Одесса) задумал в подражание основоположнику жанра Нам Джун Пайку. В допотопный ящик «телевизора», ставший условным обозначением экранной культуры, как в аквариум, втиснута Вселенная — прыщеватый вулканический бок какой-то планеты, с достоинством парящие на фоне синей бездны игрушечные «Омоны-Ра» в скафандрах и их «звездолеты».

Зрачками зомби, прячущихся от дневного света, поблескивает иллюминированная живопись Натальи Голиброды — ее параноидальная интонация «что-то здесь не так», наверное, навеяна кинофантазиями вроде «Факультета» Родригеса и сериала «Баффи — истребительницы вампиров». Причудливо отражает голубоватое неоновое сияние рой белых «Ночных бабочек» — распяленных на вешалках женских трусиков в инсталляции Татьяны Кривенко. Затертый дюшановский прием расширения контекста искусства, но красиво — зрелище, в подземных переходах метро вызывающее у «эстетически продвинутых» тошноту, в стенах ЦСМ может рассчитывать на противоположную реакцию с их стороны.

Иван Цюпка воплотил идею «прозрачности, банальности, циничности» нового искусства буквально. На фотографиях в подвешенных лайтбоксах мы видим сами по себе ничем не примечательные сцены — ужин двоих, беременная женщина разговаривает по телефону, отец с ребенком на руках, женщина в душе и т.д. Примечательна разве что манера их исполнения — рентген, высвечивающий человеческий остов, — она отодвигает изображенных от зрителя на «межпланетяное» расстояние. Сочувствие человека по отношению к себе подобным — заинтересованность, растроганность, ирония — теперь полностью исключается. Оно и не нужно. Неоновое сообщество распознает «своих» исключительно посредством цветовых (световых) сигналов.

«Искусство шепота» — другое. Участвующие в проекте Марьян Андрусенко, Сергей Гейко, Александр и Евгений Титовы, Михаил Левченко, Сергей Лебедев, Денис Дзык, Александр Чугаевский в качестве альтернативы «сигнальной» молодежной культуре предлагают искусство «сверхинтимное», затрагивающее «тонкие миры сознания». Ибо шепот есть создание ситуации интимности в публичной среде. Посетителей презентации встречают ряженые на ходулях с «хоботом» в руках — для задушевных разговоров с внизу стоящими. А на лужайке стоит нелепый «осьминог» из перекрещивающихся слуховых трубок — «Машина шепота». Она сконструирована по раскрепощающему принципу анонимности: говорящий не знает, кому адресован его шепот и чей шепот слышит он сам, поэтому не должен стесняться в откровениях. Для того чтобы посвятить желающих в искусство шепота, разработана специальная компьютерная программа доверительного общения. Кликаешь мышкой на «губы» на мониторе — и в записи звучит чья-то «Подслушанная исповедь». Интерактивное общение имеет существенный недостаток — никогда не знаешь, на какого занудливого собеседника нарвешься. Для постановки «интимной» речи сделаны также наглядные пособия — фотографии ушей и губ крупным планом, видео с заснятой игрой в «испорченный телефон». Художественными достоинствами они похвастаться не могут. Как значимые их заставляет воспринимать само очарование этой наивной игры. «Эксгибицион» (свободная транскрипция от «exhibition») устроил Французский культурный центр в «L-арте» (5. 07 — 27. 07), вдохновленный, как говаривали в соцреалистические времена, темой спорта и физического совершества. Фотографии гимнасток-подростков из школы Дерюгиной, сделанные Ильей Чичканом, действительно «эксгибиционистские», перверсивные по сути своей, подавались в комплекте с самым тривиальным французским данс-перформансом, предназначенным развлекать публику в Интернете. Портреты нимфеток и «групповые упражнения» Чичкана как раз не имеют ничего общего с назидательной сентенцией «в здоровом теле — здоровый дух». Это тема безумия, психической симптоматичности, в рейтинге всемирной конъюнктуры занимающая самые высокие позиции, — портретами сумасшедших запружена вся Венецианская биеннале. От категорического императива Жижека «Возлюби свой симптом» там пока не спешат отказываться. Выискивать же латентную симптоматичность, скрытую монструозность на лицах нормальных людей, тем более детей, приходит в голову немногим оригиналам. Но кто ищет, тот, разумеется, везде найдет — даже посмотрев в затравленные глаза фотографии в собственном паспорте...

С 26 июля в том же «L-арте» — «Такое...» Александры Праховой. Много женского сорокалетнего тела, принадлежащего «любимой модели Клаве» (далеко не Шиффер), напоминающего о неизбежности увядания и деформации. В нежных переливах акварели оно похоже на переспевший плод, порожденный тоской по реализму. Мысль, что в этой темнице «палеолитических форм» душа обречена отбывать заключение — одна из самых грустных в этой жизни... В более ранних работах Праховой (начала
90-х) женское тело тактично сплетается с калиграфическими «китайскими» орнаментами и не кажется столь угрожающе полнокровным и полновластным.

20 июля в «Триптихе» показывали фотодокументацию двух ленд-арт пленэров — «Раку-керамика» в Могрице под Сумами и «Открытого пространства» в Курессаре, Эстония. Для июньского пленэра в Могрице был облюбован ландшафт, среди которого человек остро ощущает свой истинный масштаб «песчинки в космосе» — Псел, текущий по белому меловому руслу, высоко выгибающие спину холмы. Поэтому формы «могрицкого» ленд-арта интонационно приближаются к камерности классических прототипов 1960 — 80-х — созерцательности Ричарда Лонга («Прячущийся объект» Валерия Шкарупы), поэтичности «замаскированных» в окружающей среде проектов Голдсуорти и тонкости Баумгартена («Бакен» Андрея Блудова), чудесной завороженной Ороско («Ловушка для ветра» Анны Гидоры).