Гончарный круг

Время течет рекой, и вскоре у нас будет случай снова вспомнить о знаковом романе украинской литературы — «Соборе» Олеся Гончара: сорок лет назад писатель завершил работу над книгой (а напечатано произведение в 1968-м в журнале «Вітчизна»). Судьба романа, как известно, весьма непростая. Даже несмотря на то, что ее автор к тому времени был уже и лауреатом, и орденоносцем, и членом ЦК Компартии Украины, и живым классиком (романы «Знаменосцы», «Тронка», «Берег любви»)... О событиях, связанных с «Собором», а также о личности Олеся Терентьевича — беседа с Валентиной Даниловной Гончар, вдовой выдающегося писателя.

«Роман был изъят из библиотек на два десятилетия»

— Когда-то на вопрос крымских студентов, не стыдно ли ему за «Собор», Олесь Терентьевич ответил, что ему никогда не было и не будет стыдно за любое из своих произведений...

— Это действительно так... Что касается «Собора»... Однажды Олесь Терентьевич, очень взволнованный, приехал из Новомосковска (неподалеку от Днепропетровска), где посещал дом престарелых. Один старичок, рыдая у него на плече, рассказывал о сыне, который отдал его в это учреждение. Олесь несколько раз ездил к нему и позже ввел в свой роман похожего героя. Там же, в Новомосковске, он и увидел тот самый собор-красавец.

— Писатель подвергся оголтелой партийной критике по поводу романа. С чем, на ваш взгляд, это было связано — партию так «взволновала» тематика произведения?

— Во время написания «Собора» первым секретарем обкома партии в Днепропетровске был Алексей Ватченко. И якобы у него была похожая ситуация: он тоже отдал отца в аналогичный интернат. Создавая роман, автор об этом, конечно, не знал. Но это стало одной из причин, почему так критиковали книгу, которая увидела свет именно в год 50-летия Олеся Терентьевича. Сначала рецензии на роман были одобрительные, пока его не прочитал Ватченко. Он лично организовал поток разгромных статей против «Собора», которые чуть ли не каждый день появлялись в областных и центральных газетах. Ватченко ни перед чем не останавливался. Давал учителям подписывать клеветнические статьи, написанные кем-то другим. Были задействованы не только учителя, но и рабочие заводов, которые вообще произведения не читали.

— Тогда это было обычным явлением. Вспоминается: «Солженицына я не читал, но осуждаю».

— К сожалению... Но Ватченко книгу прочитал! И на пленуме ЦК выступал с нападками на автора, обвиняя его в клевете на советскую действительность. Потом началась травля даже в местной прессе. Помню очень злую статью в криворожской газете «Красный горняк». Редакция прислала нам на домашний адрес кипу тех газет. Я написала главному редактору, без ведома Олеся Терентьевича. Поднялся такой шум! Редактор переслал материалы аж в ЦК, приобщив к ним какую-то анонимку (потом Олесю ее показали), где речь, в частности, шла о том, будто я дочь белоэмигранта, и другая клевета. Столько грязи тогда вылилось на Олеся Терентьевича! Роман был изъят из библиотек на два десятилетия. Такой был подарок к юбилею.

— На своем юбилее Гончар говорил о красных конях литературы, на которых нельзя накинуть партийный хомут. Довольно резкое выступление на то время. Как отреагировал Союз писателей Украины на выход «Собора»?

— На удивление, очень взвешенно. Лишь отдельные «деятели», такие как Чалый, Басенко, Хорунжий, критиковали, как они говорили, антисоветское произведение. Думаю, не только потому, что Гончар в то время возглавлял союз. Сначала были одобрительные рецензии Леонида Новиченко, Маргариты Малиновской. В частности и в московской прессе. Ну а позже появилась разгромная рецензия Шамоты. Он был директором Института литературы. Настоящие писатели искренне поддержали автора. Почитайте хотя бы письмо Григора Тютюнника. Это же крик души, его взволнованного сердца. Кстати, вы сидите в кресле, где любил сидеть Григор.

— Изменилась ли ситуация, когда Ватченко переехал в Киев?

— Он стал председателем Верховного Совета УССР и с Олесем Терентьевичем имел лишь официальные отношения. Когда-то Николай Бажан смеялся: дескать, сегодня вам, Олесь, сам Ватченко будет вручать награду. Но лично Ватченко никогда не обвинял автора, не требовал объяснений по поводу книги и даже не разговаривал с ним на эту тему.

«Он был верующим человеком, хотя редко бывал в церкви»

— А как можно воспринимать гонения в свой адрес? Мне было страшно за него из-за тех нападок — несправедливых, злых, завистливых. Большинство читателей поддерживали автора. Была, припоминаю, лишь одна телеграмма — без подписи — такого содержания: «Ничего не остается, только пулю в голову». Такое нелегко пережить.

— «Собор» был издан без купюр?

— В первом издании — львовском — произведение увидело свет таким, каким его подал в редакцию автор. Позже, когда началась травля романа, говорят, даже во Львове испугались, начали сжигать тиражи. В дальнейшем печать остановили. То, что уцелело, продавалось на черном рынке за немалые деньги. Роман был уже набран и в Москве — в редакции журнала «Дружба народов», но после оголтелой критики в Украине набор рассыпали. Позже Олеся Терентьевича просили и Щербицкий, и Ляшко, и Бажан приходил уговаривал: «Сделайте правки, покажите, что вы учли критику партии, доработали, сделали выводы. Без этого и депутатства могут лишить, и в ЦК не изберут». Нужно было сделать правки, изъять особенно громкие места, например: «Искусство — единственное пристанище свободы». Но Гончар на это не пошел, категорически отказавшись править текст. Роман оставался запрещенным, автора вывели из состава ЦК КПУ.

— Прошло двадцать лет...

— ...и «Собор» был издан в Москве на русском языке в приложении к всесоюзному журналу «Дружба народов». Только после этой публикации роман начали издавать и в Украине. Для издательства «Радуга» автор сделал некоторые стилистические правки, чтобы в дальнейшем при перепечатывании ориентировались именно на это издание. Но это были не те идеологические правки, которых от него требовали когда-то партийные чиновники.

— Олесь Терентьевич был религиозным человеком?

— Он был верующим человеком, хотя редко бывал в церкви. Считал, что бабушка спасла его своими молитвами. Она очень молилась за внука. Олесь рассказывал, как, сидя в окопе, вдруг, будто кто-то его подтолкнул, вскакивал и перебегал в другое место. Через секунду туда, где только что сидел, падал снаряд...

— В 1991 году Олесь Гончар был народным депутатом Верховного Совета СССР. Как он встретил независимость Украины?

— Всем сердцем. Как любой патриот своей земли. Он ведь об этом мечтал много лет. А депутатом его избрали украинские писатели. Ходил на Майдан, где голодали студенты, среди них была и наша внучка, поддерживал студенческие требования и возлагал большие надежды на развитие новой Украины. Кстати, после этого голодания он вышел из партии. Другое дело, что потом увидел, какие люди пришли к руководству страной. Он называл их «когортой бессовестных». Люди в начале 90-х превратились в нищих, экономика приходила в упадок, зарплата не выплачивалась. Культуру и язык уничтожали, писателей перестали издавать, и он все это видел.

— Как Олесь Терентьевич относился к окружению, которое прославляло и восхваляло его, считая некоторые произведения едва ли не вершиной мировой литературы?

— Он не очень этим проникался. Хотя однажды сказал, что писатель должен работать на положительных эмоциях. Ценил критиков, которые направляли его на путь усовершенствования, обращали внимание на что-то, чего сам не замечал.

«Еще и до сих пор стараются уколоть то за то, то за другое»

— В дневниках Олеся Гончара есть строки, посвященные Голодомору в Украине. Его семью тоже не обошла эта беда?

— Он был в седьмом классе, когда писал своему другу Олесю Юренко, что у него уже опухают ноги. Это было на Полтавщине, в селе Бреусовка Кобеляцкого района, куда он ходил в школу. Он выжил, но сколько людей из семьи умерло! Позже возмущался позицией «большого гуманиста» Максима Горького, который утаил от Ромена Роллана и других европейцев, что в стране голод.

— Олесь Гончар в советское время был одним из самых почитаемых писателей, его произведения выходили массовыми тиражами. Действительно ли ему тогда свободно дышалось?

— Нет. Он часто мечтал: «Вот, если бы можно было писать на полную катушку». И разве Олесь Гончар был исключением? Большинство писало завуалированно, а то и конъюнктурно, поскольку иначе не напечатают. В нем всегда срабатывал внутренний цензор. Ведь пришлось побывать в харьковском концлагере на Холодной горе, снова очутиться на нарах не хотелось...

— Я помню его стихи о Холодной горе. А как он оказался в концлагере?

— В 1942 году под Белгородом попал в плен: не поднимая рук, просто немцы окружили целую армию. Таких, как он, было 250 тысяч! Сначала держали в лагере под Белгородом, потом перевели в Харьков. Он это не только в стихах описал, но и в романе «Циклон». Всю жизнь над ним дамокловым мечом висел этот плен. Возможно, поэтому в творчестве вынужден был идти, в определенной степени, на компромисс с советской системой и все время доказывать, что никого не предавал. Припоминаю анонимки с призывами проверить биографию писателя. Когда шел в депутаты, то в анкете честно написал, что был в плену. Но Подгорный (член ЦК КПСС) сказал: «Этого не пиши!» И Олесь Терентьевич переписал анкету.

— Часто попрекали Олеся Терентьевича депутатством, членством в партии, тем, что был Героем Социалистического Труда, академиком и тому подобное?

— И сегодня попрекают. Каждый выбирает свой путь. Кто-то выбирает путь за решетку. А Олесь Терентьевич стал членом ЦК, чтобы защищать таких, как Васыль Стус. И вообще украинскую литературу. Разве только этим попрекают? Еще до сих пор стараются уколоть то за то, то за другое. Вот сотрудница Института литературы Гундорова дописалась до того, что вообще не признает творчества Гончара. В последней своей работе она пишет о Франко как о масоне. Есть люди, составляющие славу нации, ее пантеон, их нужно уважать, а не поносить. Думаю, что это грех так относиться к умершим.

— Уже двенадцать лет рядом с вами нет Олеся Терентьевича. Следите ли вы за литературным процессом в Украине?

— По мере возможности. Но оцениваю литературу по тем же меркам, что и Олесь Терентьевич. Он своими произведениями нес людям добро и свет. Не воспринимал литературу дна. Хотя не отрицал, что все это есть: и попрошайничество, и ненормативная лексика, и торговля телом... Но ведь мир спасет не это, а красота. Красота, которую дал человеку Бог, а не тот мрак, куда неблагодарный человек убегает от Него. Ныне самовлюбленные авторы уж слишком копаются в самих себе, открывая какие-то химерические философические глубины там, где их нет. Много никому не нужной мистики, мало собственно художественных образов и интересных благородных тем. Следуют моде и тому, что диктует рынок. Но все это бульварщина, а не настоящая литература, которая переживет десятилетия. Конечно, не все так плохо. Есть молодежь, подающая надежды. Например, среди лауреатов премии Олеся Гончара, которая существует уже десять лет. Хочу отметить, что есть две премии — одна государственная и одна негосударственная. Последняя, немецко-украинская, имеет возрастные ограничения. Учредители этой премии — меценаты из Эссена г-жа Крутевская и г-н Дитер Карренберг. Ее присуждают молодым авторам до 30 лет. Поскольку я — член жюри, то вижу, что у наших лауреатов есть немалые перспективы.

— А с кем дружил Гончар? Кто был в кругу его самых близких друзей?

— Во-первых, это наш сосед Юрий Яновский. Из других писателей — Павло Загребельный, Юрий Мушкетик, Мыкола Зарудный, Мыкола Бажан, Васыль Бережный, Алексей Коломиец, Владимир Пьянов.

— Валентина Даниловна, а в какой сфере работают сегодня ваши дети и внуки?

— Сын — нейрофизиолог, окончил биофак в Москве, работал в Киеве, а сейчас в США. Дочка — переводчица, живет и работает в Киеве. Ее дочка, наша внучка Леся, которая голодала в 91-м на Майдане, — филолог, выпустила собственный сборник «Сказки портового города». У Леси два сына — Нестор и Демьян. Мои правнуки — это сейчас моя жизнь.

— Вы почти всю жизнь посвятили классику литературы. Не жалеете, что, возможно, из-за этого не реализовались, как мечтали в студенческие годы?

— Нет, не жалею. Хотя, бывало, иногда упрекала мужа, что могла бы стать доктором наук. Где-то с начала шестидесятых я уже помогала ему — как раз работал над «Тронкой». У Олеся было много записных книжек, отдельных бумажек, на которых он делал пометки, записывал выражения, какие-то мысли. Потом я все перепечатывала. Позже, когда у него уже начала болеть рука, он мне диктовал. Теперь, спустя годы, я поняла, что была, пожалуй, на своем месте. До сих пор продолжаю работать над наследием мужа.

Избранные страницы

Валентина Даниловна познакомилась с Олесем Гончаром в Днепропетровске. Он тогда как раз вернулся с войны, поступил на 4-й курс филфака университета (три курса закончил еще до войны в Харькове). Она тоже выбрала филологию. Так случилось, что они жили на одной улице — Клубной. А общаться начали уже непосредственно в университете. Он сразу же назначил ей свидание...

...В следующем году мы будем праздновать 90-летие со дня рождения Олеся Гончара. По решению Кабмина «Наукова думка» издает академическое собрание сочинений писателя в 12 томах (уже вышел 5-й том). Киевская школа №76 с недавних пор носит имя О.Гончара. Комиссию по творческому наследию писателя возглавляет Иван Драч. Он и будет формировать план юбилейных мероприятий.