Девочка, хочешь сниматься в кино?

На cтудии Довженко новый гендиректор, а проблемы — старые. В эксклюзивном интервью «ЗН» Игорь Ставчанский рассказал, как собирается бороться с «пережитками прошлого» и взращивать на измученной распрями территории довженковского сада декоративные цветы «разумного, доброго, вечного».

Главная киностудия державы после цикличных периодов «бури и натиска» вошла в несвойственное ей состояние выжидания и гадания: чего ждать (и чего не миновать) в связи с недавно прибывшим (опять временным или, наконец, постоянным) командиром и чего бы такого ему уготовить, если вдруг что?.. Прежний рулевой скандального «обоза» — г-н Приходько, как известно, несолоно хлебавши отбыл восвояси строить на окраине столицы персональную студию, чтобы снимать там ветхих голливудских звезд. Его преемник — г-н Слепак — продержался в директорском седле и вовсе всего ничего, а потом и ему хором спели «...пора, пора — порадовался на своем веку?»

Кто на новенького? Почти мистер «Х» (категорически отказался от публикации фото, мол, пиар мне не нужен!), персонаж в кинокругах незасвеченный (на студию пришел из деловых кругов, близок к окружению О.Билозир, имеет два высших образования — юридическое и филологическое)… Человек, который, как мне показалось, намерен цепко схватить за плечи нашу «бесприданницу» (киностудию довженковскую), а затем спросить ласково-вкрадчиво: девочка, хочешь сниматься в кино? Студия, понятно, давно не «девочка», а бедная «барэшня» (как сказала бы спекулянтка Раневской в спектакле «Шторм»), но образно чем-то смахивает на вульгарно-шансонную «девочку секонд-хэнд»: хоть и в лохмотьях — но все хотят!

— Игорь Леонидович, без экивоков спрошу о главном: о вашем отношении к конфликту киносоюза и Минкульта в связи с созданием концерна «Довженко-фильм» на базе довженковской студии и еще нескольких сопутствующих... Вы-то персонально «против кого дружите?»

— Как бы ни лукаво это для вас прозвучало, хочу дружить со всеми. И точка зрения Союза кинематографистов, и решение Минкульта о создании концерна —эти позиции имеют право на обсуждение. Но я бы говорил сейчас прежде всего о нюансах. О нюансах оформления и обоснования данной идеи. Потому что должна быть четкая юридическая, экономическая и творческая мотивация того, что предполагает рождение нового организма — то есть концерна «Довженко-фильм». С одной стороны, наверное, Министерству культуры проще и эффективнее разговаривать не с пятью директорами, а с одним. Поскольку априори легче найти инвестора под одну киноединицу. Целесообразнее и переговоры вести, если есть одна крупная компания с советом директоров. С другой стороны, при новом раскладе киностудия Довженко должна передать свои мощности в общую копилку, и непонятно, с чем, собственно, она останется. С долгами?

— Имущественная проблема, по-вашему, главная в этом споре?

— Во всяком случае, я так это понимаю. Директора нескольких студий прикипели к своей работе, все понимают, что если у них отнять все и слить это «все» в отдельное целое, тогда люди остаются не у дел. И будущее их студий тоже туманно. В общем, не надо забывать, что кроме общих глобальных государственных интересов есть еще интересы каждого из...

— Вы пришли на студию Довженко как бы в «пекло»: один ушел, другого «ушли». Что застали здесь помимо склок? Меня интересуют непосредственно запуски новых проектов, конкретные названия, а не аренда, разумеется.

— Есть ряд проектов, которые были запущены еще 3—4 года назад, они здесь все никак не завершатся.

— Долгострои?

— Это незавершенные фильмы, там уже давно рассыпался творческий коллектив — художники, например, ушли на ТВ, а звукорежиссеры в шоу-бизнес, но завершить-то работу нужно. Хотя собрать их сегодня практически невозможно. Должны, например, завершить съемки второй части «Богдана Хмельницкого» — картину Николая Павловича Мащенко.

— Это обязательно нужно завершать (при всем уважении к Николаю Павловичу)? Вы не видели «первую серию» — худфильм, технологически снятый словно бы в Одессе в 20-х?

— Я не вправе судить. Я не критик, не журналист. Я менеджер. И не я благословлял эту картину. Но, мне кажется, логично будет все-таки довести ее до финала. Во-первых, какие-то деньги уже потрачены. А во-вторых, кто может спрогнозировать дальнейший результат? Вдруг вторая часть окажется более удачной и победит, например, в Канне?

— Лично я в этом не сомневаюсь… Что еще на Лазурный берег повезете, если доснимете, конечно?

— Существуют кинопроекты «Татарский триптих», «Братство». Они готовы. Есть еще несколько фильмов. Но уточняю еще раз: как менеджер в связи с этими картинами я не вправе судить ни о правильности сценарного выбора, ни о качестве съемок...

— Хотите намекнуть — «тяжелое наследство досталось!»

— Без намеков повторяю, что корректно было бы завершить уже начатое. И сдать заказчику — государству. Коль эти проекты ранее были запущены и кем-то оценены на предварительном этапе подготовки — пусть живут. Всем растениям есть место под солнцем. И потом, студия Довженко — государственное учреждение. Я когда пришел на студию, здесь было порядка четырех миллионов гривен долга: кредиторы бегают, векселями размахивают. Летят письма из министерства: на что потрачены такие-то средства? За короткое время мы попытались минимизировать эти проблемы. И на сегодня долг уменьшился до одного миллиона...

— Долларов?

— Гривен. Все расчеты в национальной валюте. Не сочтите за пафос, но киностудия Довженко, одна из крупнейших в Европе, не должна стоять на коленях с протянутой рукой. От меня может зависеть количество творческих объединений на студии, могу обсуждать проблему: быть или не быть худсовету...

— По-вашему, студийный худсовет — непременный атрибут нового киновремени, времени, когда многое решают финансовые прогнозы, а не пустопорожний треп на «заседалово»?

— Я за худсовет. Только чтобы в его составе были не почетные гости и не свадебные генералы, а активно действующие люди...

— Где вы их найдете? В Верховной Раде разве?

— Как раз из Верховной Рады и были некоторые представители. Потому-то и боялись взять на себя ответственность за идею, новый проект. Ответственность за запуск, за перспективное планирование должна лежать на людях квалифицированных и непосредственно занятых в процессе.

— Ваш предшественник Приходько тоже строил иллюзии относительно худсовета. И его главой назначил известного актера и нардепа Ивана Гаврилюка. Но что-то не появилось ни креативных идей, ни ярких запусков.

— Там собирались, как мне кажется, в основном уважаемые ветераны. А худсовет, повторяю, — рабочий действующий орган, определяющий и тактику, и стратегию. Мы недавно встречались с кинематографистами, я и сказал: могу обещать работу, идеи за вами... Собрание, увы, в общем закончилось ничем.

— Я бы удивился, если бы произошло обратное. Вас, кстати, еще не втянули в какой-нибудь из кинокланов? Как вообще себя позиционируете в борьбе «хороших» с «прекрасными»?

— Я им сказал сразу: пришел к вам с миром!.. Поэтому не хочу поддерживать какую-либо из сторон. Уточняю, именно сторон. Поскольку о группировках речь не идет.

Еще я заявил: моя задача в том, чтобы не дать растащить студию по частям. Нужно начинать работать, не дожидаясь инвестиций от государства или денег от частных инвесторов (которые не требовали бы в залог имущество).

— Во-первых, с кем работать? Во-вторых, за что работать? Какова судьба мифических пятидесяти миллионов, выделенных родиной на кино? Щупал кто-нибудь эти купюры?

— К сожалению, 50 миллионов на развитие украинского кино находятся в виртуальном состоянии. Отсюда и проблема... Либо мы ждем сложа руки, покуда появится долгожданный спонсор, либо пытаемся самоорганизоваться. Хотя бы так, чтоб студия не имела ежемесячных колоссальных долгов… Ведь сегодня ее минусовое сальдо летом — минус 300 тысяч гривен. Зимой — минус 500 тысяч, поскольку период отопления. Надо быть фокусником, чтобы вовремя платить заработную плату людям, которые, кстати, на студии не появляются месяцами, а в штате числятся.

— А прибыли опять искать нужно за счет «предоставления услуг студии» или за счет аренды.

— Аренда — не так много денег, как кажется. Львиная доля уходит в Фонд госимущества. Но дело не только в финансовых вопросах. Дело в самоосознании, самоощущении, в надежде на то, что государство повернется лицом в сторону кинематографа...

— Предполагаю, что будете продолжать курс студии на консолидацию с телеканалам: сериалы, «мыло», потом, возможно, большое кино.

— Я хочу вообще консолидировать все силы. Общался с главой Союза кинематографистов Борисом Савченко. Надеюсь, нашли общий язык и удастся избежать конфронтации. Они спорили с Приходько по каким-то конкретным вопросам, и спор можно бы продолжать... Но сегодня нет повода для противостояния. Возникнет повод — пожалуйста, давайте дискутировать. Пока его нет.

— По сравнению с Приходько, который за словом в карман не лез, вы просто цитируете «арию» рязановской бесприданницы: «Не довольно ли нам пререкаться, не пора ли предаться любви?» Но ведь это невозможно. Многие из тех, кто сейчас за дверью вашей приемной, уже по инерции будут интриговать, воевать.

— Это больше игры. Ведь все эти творческие люди находились в простое по 10—12 лет.

— Некоторые даже по двадцать. Но чудес не бывает.

— Не бывает. Возможно, и не будет в ближайшее время. Считайте, что сегодня на студии тот первый замес, на котором в будущем, возможно, взойдет новое кино. Кому-то же нужно делать первоначальную работу.

— Но хоть один адекватный сценарий вам положили на стол за время вашего руководства?

— Сценарии — в Минкульте. Там они на конкурсной основе. И я бы не взял на себя ответственность обсуждать эту литературу. Хотя, разумеется, у меня есть свое мнение. Вот специалисты в худсовете и решали бы, что достойно, что нет.

— Вы изучали модель работы «Мосфильма», которым эффективно руководит Карен Шахназаров? Что-то возможно перенести на нашу почву?

— Вы забываете, что «Мосфильму» дали законодательную возможность работать. А я сегодня это решить не смогу... Это должны сделать «наверху», понимая, что есть два пути решения проблемы... И сто раз о них говорили. Есть законодательный путь, когда через льготное налогообложение привлекают частное инвестирование. А есть еще второй путь — магистральная дорога, скажем, так — когда государство определяет четкое финансирование отрасли: часть денег уходит на НДС, часть — на проекты под грифом «госзаказ» и т.д.

— Но не дадут ведь. Пока, во всяком случае. До выборов.

— Тогда третий путь... Пытаемся двигаться сами и развиваться по мере собственных сил. Доснимем то, что начали. Да, возможно, качество спорное. Но ведь на десять плохих фильмов, может, попадется и один хороший. Тот же Шахназаров сказал, что если в России касса одного среднего фильма равняется одному миллиону долларов, значит, этот фильм более-менее удачный. И поэтому когда здесь, в Киеве, подают сценарий на государственное финансирование в 15—20 млн. гривен, это и страшно, и смешно. Что вообще за эти копейки можно снять и кто это будет смотреть?

— Тот, кто снимал, в лучшем случае.

— С ростом количества кинотеатров в нашей стране подобные бюджеты — не что иное, как самоуничижение. Поэтому, мне кажется, стоит наладить совместное производство и заручиться поддержкой мощных продюсерских компаний (в том числе и отечественных). Ведь продать сугубо украинский фильм на кинорынок СНГ — сложная задача. Надо многому учиться. Российские кинематографисты тоже учились, и их постперестроечные фильмы были далеки от критериев качества. А сегодня есть достойное кино. Поэтому и важно восстановить здесь сначала производственную базу, чтоб заработали цеха, а в них вернулись специалисты, чтоб крыши не текли... Важно еще раз повторить кинематографистам: если не перестанем воевать, то ничего не получится. Вот на День украинского кино хотелось устроить людям праздник. Пригласили на студию прессу, актеров, придумали костюмированное действо с кинематографической атрибутикой. Смотрю телерепортажи о мероприятии — и везде ирония, насмешка, даже издевка...

— Позитив в новостях вообще редкость. Удивляться-то нечему.

— Но так любое начинание можно унизить и даже похоронить! Хотя желание у нас было искреннее — открыть двери студии, чтобы все желающие киевляне смогли сюда прийти и увидеть редкие образцы реквизита, то есть те ценности, которые памятны по любимым картинам. Когда со мной только обсуждали вопрос о студии, я спросил: что там нужно делать, надеюсь, не воевать? Если воевать — то ноги моей там не будет. Хватит, насражался... Если будут ставить палки в колеса — то, не скрываю, тут же уйду, иначе работа ничего не стоит. Понимаю, все, что ни делаешь, рассматривается под лупой: а какой у него умысел, а что за этим стоит? Сегодня мне положили на стол план развития студии разные люди — и Савельев, и Савченко, и некоторые другие...

— Что пишут?

— Читаю. Мне интересно. Теперь главное — проявить силу и волю, чтоб система заработала... Но опять же приходится писать в Минкульт, что давно пора поменять систему оплаты — не может помощник режиссера получать 300 грн.! Должна возникнуть система легализации взаимоотношений.

— Предыдущий директорский лозунг «Пьянству — бой!» собираетесь далее воплощать в жизнь?

— Не собираюсь не замечать пьянства. Но когда люди собираются за одним столом что-то отметить, не надо доходить до истерики, разгоняя их или устраивая карательные акции.

— Насколько реально договориться с иностранными режиссерами относительно совместных проектов? Ведь не секрет, что кадры «оттуда» более профессиональные, более технологичные?

— Для меня это важно. Хочу с некоторыми режиссерами и продюсерами познакомиться непосредственно. С Гофманом, например.

— Когда будете готовы заявить, что с вашим приходом что-то сдвинулось с мертвой точки?

— Я позвоню... Пока же приходится играть роль жонглера, подхватывая «тарелки» от тех же кредиторов (некоторые требуют полтора миллиона за «что-то»), стараться, чтобы посуда в доме не разбилась окончательно.