МУЗЫКА УТЕШЕНИЯ

Нынешний сентябрь мир ждал с возрастающим напряжением — слишком страшный удар был
нанесён человечеству ровно год назад. О кровавых событиях того дня невозможно молчать, а говорить — нечего, слишком банально и искусственно звучат «высокие» слова, будто камни, падающие в безмолвные воды людского горя.

Было сказано множество скорбных речей, в телеэфире выступила целая армия разнокалиберных чиновников. Но самым тёплым и искренним актом поддержки, которую продемонстрировал мир, были концерты памяти жертв 11 сентября. Нашей стране столь любимый киевлянами Владимир Спиваков исполнил один из самых сокровенных и трагических шедевров моцартовского гения — Реквием. Вместе с Российским национальным оркестром на сцену Нацоперы Украины 13 сентября поднялись хор Нацоперы под руководством Льва Венедиктова, а также солисты из четырёх стран мира, символизировавшие то самое единение, которое и стало лейтмотивом действа.

Классика диктует внешний контраст белых манжет, рвущихся из темноты фрачного рукава. Но за ней — такое буйство цветов и красок бесконечной моцартовской палитры звуков и чувств, что она захватывает целиком, делая соучастником, а не просто слушателем.

Реквием — это страдания души в реальном времени, где чувства, схваченные партитурой, сменяют друг друга так, как мысли и эмоции набегают волнами нашего сознания, не оставляя ни секунды на успокоение, отдых…

На мой взгляд, вокальная часть состава в этот раз превзошла оркестр как мастерством, так и слаженностью, эмоциональной окрашенностью, тембровой чуткостью. Только не подумайте, что взыграл мелочный национализм — не ставя перед собой задачу дотошно анализировать качество исполнения каждого номера, всё же не могу удержаться от восхищения удивительным лирическим сопрано певицы Дженис Чандлер (США): её голос нежно всплывал в воздух, словно нечто невесомое, живущее самостоятельной жизнью, а серебристый тембр удивительно тонко оттенял шоколадный тон кожи артистки, рождая ощущение непривычной европейскому глазу, но прекрасной гармонии. К сожалению, в оркестре ее было значительно меньше: излишняя камерность звучания, тембровая тусклость и некоторая напряжённость в ансамбле с солистами вынудила в очередной раз осознать, что у Моцарта второстепенных героев в музыкальной ткани нет, и инструментальная партия в Реквиеме не гармоническая подтекстовка, сладкоголосое сопровождение струнных и подпевание духовых, но полноправная участница огромного ансамбля. Причём оркестровые неурядицы слышны даже сквозь толщу многоголосого плетения хора, действительно полностью оправдавшего и подтвердившего все комплименты, которыми его щедро наделил Владимир Спиваков на предшествующей концерту пресс-конференции.

Второе отделение удивило слушателей прежде всего своей несколько неожиданной концепцией — слишком уж непривычно смотрелся переход от величественной трагедии ре минора к лёгкой и дансантной музыке Петра Ильича Чайковского, сказку которого маэстро Спиваков приберёг на вторую часть концерта. К слову сказать, «Щелкунчик» в концертном исполнении здорово выигрывает по сравнению со своим балетным тёзкой, где дирижёрская палочка намертво «привязана» к кончикам пальцев и носкам танцовщика.

И после погружения в мир образов страдания, борьбы, отчаяния светлая лёгкость танца внесла оптимистическую нотку в печальную концепцию вечера.

Традиционная уступчивость желаниям публики вылилась в три красочных биса, которые Владимир Теодорович подобрал с истинным профессионализмом концертирующего маэстро, которому ведомы вкусы и наклонности аудитории: замечательное Адажио Альфреда Шнитке, неизменный Вальс из «Карнавала» Хачатуряна и патриотический «звёздно-полостый» американский марш как продолжение тематической линии концерта вызвали у публики восторженный отклик, а напоследок Спиваков преподнёс присутствующим прощальный дар — знаменитую «Молитву» Альбинони, которую он исполнял в Киеве весной 2001 года в память о страшной дате апреля, о которой в этот вечер неоднократно вспоминалось.

«Блаженны плачущие — ибо они утешатся», — именно эту фразу вынес в негласный эпиграф к концерту Владимир Спиваков. И ему удалось подобрать в этот день единственно верные слова — музыку утешения.