Верность себе и дерзость

Автор : Валерий Дружбинский
31 мая 11:51

31 мая 2017 года исполняется 125 лет со дня рождения Константина Паустовского, которого Нобелевский комитет назвал "выдающимся мастером прозы XX века".

 

31 мая 2017 года исполняется 125 лет со дня рождения Константина Паустовского, которого Нобелевский комитет назвал "выдающимся мастером прозы XX века". Паустовский родился в Москве, но второй своей родиной считал Украину. Здесь, под Белой Церковью, на берегах Роси прошло его детство. В Киеве он учился в гимназии, а затем - в университете…

Журнал "Радуга" издает книгу "О Паустовском" нашего специального корреспондента Валерия Дружбинского, в прошлом бывшего литсекретарем писателя.

Предлагаем одну из глав книги.

"Литературная Москва" и другие неприятности

Читали его всегда много и охотно, даже в те годы, когда критика предпочитала не замечать Паустовского или же откровенно нападала на него. Константин Паустовский - один из тех писателей, у которых необычайно сильно развито общественное чувство. Оно проявлялось в постоянной готовности сердца радоваться чужими радостями и страдать чужими страданиями, в болезненно-острой реакции на любую несправедливость, на любое проявление бездушной черствости, нетерпимости к чужому мнению.

Поэтому ему так близки были люди, беззаветно жертвующие собой ради блага и счастья других. Поэтому ему так отвратительны люди, которые знают лишь одну страсть - "жить богато и беспечно, ни над чем не задумываясь, обсасывая жизнь жадно, как жирную ножку цыпленка, и заменяя любовь насилием над хорошенькими официантками". Из таких вот "слепых червей" и вырастают впоследствии предатели, дуроломы и приспособленцы всех мастей.

Константин Георгиевич не только гневался, издевался над подлецами, клеймил их везде, где представлялась возможность: на своих семинарах в Литинституте, на различных писательских собраниях и, если получалось, то и в прессе. Но у него была и заранее подготовлена положительная литературная программа, к осуществлению которой он приступил при первой же возможности.

Летом 1955 года группа писателей решила издать альманах под названием "Литературная Москва". В редколлегию вошли М.Алигер, В.Каверин, К.Паустовский и В.Тендряков. Возглавлял эту добровольную редакцию замечательный писатель Эммануил Казакевич. Это Эммануил Генрихович, являясь очень близким Паустовскому человеком, провел однажды анкетирование Константина Георгиевича. Вот вопросы Казакевича и ответы Паустовского: "Какое качество в писателе вы больше всего цените?" Ответ: "Верность себе и дерзость". "Какое качество находите самым отвратительным?" Ответ: "Индюк. Надутый индюк". "А у писателя?" Ответ: "Подлость. Торговля своим талантом". "Какой недостаток считаете простительным?" Ответ: "Чрезмерное воображение". "Напутствие-афоризм молодому писателю?" Ответ: "Останься прост, беседуя с царями. Останься честен, говоря с толпой". "И последний вопрос доктору Паусту (такое имя дал Константину Георгиевичу Казакевич): "Какое качество в человеке вы цените больше всего?" - "Деликатность"…

Известно, что многие произведения писателей и поэтов, запрещенные в сталинское время, стали появляться в печати лишь после XX съезда. И то не все, и не сразу. Однако подлинные знатоки литературы помнят, что запрещенная и поруганная Анна Ахматова, многие стихи "белоэмигрантки" Марины Цветаевой, репрессированного и поэтому изъятого из библиотек Николая Заболоцкого, наделавший много шума "антисоветский и антисталинский по своей сути" (М.Суслов) рассказ Василия Гроссмана "Шестое августа" были напечатаны в альманахе "Литературная Москва", когда "разоблачением культа личности еще и не пахло".

Как потом вспоминал Владимир Тендряков, в этой редколлегии шла не только литературная работа, не только проверялись вкусы, но и гражданские качества. Потом, после выхода альманаха, когда на него обрушились страшные обвинения, кое-кто из членов редколлегии "не по своим личным дурным качествам, а, скорее, по привычке, которая въелась с прошлых лет, стал совершать "приседание", если можно так выразиться. "Надо пойти в инстанции и покаяться, посыпать голову пеплом", - убеждал этот литератор. Никто каяться не стал! И первым, кто выступил против малодушия, приспособленчества, был Константин Георгиевич". "Тираж альманаха раскупили в один день, и мы должны гордиться этим! Месяцы работы над "Литературной Москвой" - счастливейшие в моей жизни! И я должен каяться?!" - гневно говорил Паустовский".

Итак, 31 января 1956 года альманах "Литературная Москва" вышел в свет. Сегодня листаю альманах (библиотека имени В.Вернадского, вопреки всевозможным гаджетам и всемирной паутине, все-таки очень необходима и по-прежнему хорошо работает).

Ну почему вокруг "Литературной Москвы" разгорелся такой скандал? Хорошие поэты - С.Маршак, Р.Рождественский, Е.Евтушенко, хорошая проза - В.Тендряков, В.Гроссман, В.Шкловский, С.Антонов, пьеса В.Розова "Вечно живые", К.Чуковский, Б.Пастернак, М.Пришвин… Правда, некоторые имена были под запретом, например Ахматова, которая к тому же была не москвичкой, а ленинградкой… Но в номере есть и благополучные имена, то есть преданные партии душой и телом - А.Сурков, Н.Тихонов, С.Михалков, Н.Асеев, К.Симонов… Можно только представить себе, как трудно было редколлегии соблюсти баланс между, так сказать, разрешенными и крамольными именами.

Не только власть, но и официальные литературные круги обрушились на альманах со страшной злобой. Официальные литкруги чутье на крамолу никогда не подводило. И вообще, что это за самодеятельность? Собрались литераторы без привычных кабинетов, без зарплат, без начальства и секретарш, без литредакторов и прочей атрибутики "нормального советского журнала"? И теперь все хорошие писатели стали просить-умолять редколлегию напечатать их во втором номере альманаха! Ужас!..

Он был подписан к печати 26 ноября 1956 года. Там и стихи Марины Цветаевой, и статья Ильи Эренбурга о поэтессе, и Юрий Олеша - "Из литературных дневников" (20 лет страна не знала такого писателя), а главное - рассказ Александра Яшина "Рычаги", в котором с неприкрытой жутью описывалось колхозное село, лицемерие и ложь, которыми опутана жизнь простого человека. (Помню, как спустя годы - в 62-м - в университете, где я учился, за обнаруженный отпечатанный на машинке яшинский рассказ исключили из комсомола очень хорошего парня. "Ему еще повезло. Могли вообще выгнать с волчьим билетом!" - говорил наш декан.)

С "разрешенными именами" тоже не все получилось гладко. Из книги Александра Твардовского "За далью даль" была взята именно глава "Друг детства", где на станции Тайшет встретились однокашники - один после демобилизации ехал домой, а другой - отбывать срок в лагере… Твардовский был категорически против того, чтобы эту главу печатать даже в книге (и в первом издании "За далью даль" главы этой не было), но Паустовский уговорил его напечатать "Друг детства" в альманахе. Это много-много лет спустя Константин Георгиевич скажет в большом волнении: "Ах, как горько, очень горько узнавать о человеке, прошедшем войну, написавшем бессмертного Тёркина и сделавшем, вероятно, много хорошего в литературе, как горько узнавать плохое и постыдное. Он отказался от "раскулаченных" и высланных в Сибирь родителей. И никогда не пытался им помочь!"

А потом была Записка отдела культуры ЦК КПСС, после которой - решение Секретариата ЦК. В нем указывалось, что секретари Правления Союза писателей "обязаны организовать, возглавить и мобилизовать все выступления в печати в защиту политики партии". И поручалось "редакции газеты "Правда" выступить с редакционной статьей, чтобы разъяснить в свете решений XX съезда отношение партии к партийным постановлениям по вопросам литературы, принятым в 1946–1948 годах (т.е. объяснить, что эти ждановско-сталинские постановления остались в силе и можно впредь поносить Ахматову, Зощенко и многих-многих других). Разумеется, "Правда" тут же "осудила неправильное поведение литераторов, создавших на свой вкус два номера малохудожественного альманаха "Литературная Москва"…"

1959 год. Николай Казьмин, зав. отделом науки, школ и культуры ЦК КПСС, составляет "Записку в ЦК КПСС о настроениях среди писателей": "…16 мая с.г. в отделе науки, школ и культуры ЦК КПСС главный редактор газеты "Литература и жизнь" тов. Полторацкий заявил, что он считает необходимым информировать ЦК КПСС о пагубных настроениях среди писателей, группировавшихся ранее вокруг альманаха "Литературная Москва"… Следует отметить, что среди писателей нет единой точки зрения на формы и методы проведения своей линии в литературе. Существуют два мнения - Э.Казакевича и К.Паустовского. Э.Казакевич считает, что следует продолжать линию молчания и таким образом оказывать свое влияние… К.Паустовский ратует за развертывания активных действий. К.Паустовский так объясняет свою позицию: "Пастернаку ничего не сделали. Теперь не сажают в тюрьму. Ничего и нам не сделают. Не могут что-либо сделать: боятся мнения международной общественности. Теперь не так легко обидеть писателя. Настало время и нам выступать". К.Паустовского активно поддерживает В.Тендряков… К.Паустовский выдвинул идею о занятии командных высот в периодических печатных органах людьми, близкими к писателям, группировавшимся ранее вокруг альманаха "Литературная Москва". Он поставил также вопрос о необходимости овладения умами талантливой и творческой молодежи…" (Полный текст: журнал "Вопросы истории" №3 за 1993 г.)

Если говорят о новой литературе, которая в начале шестидесятых годов стала "пробиваться" сквозь цензурные и идеологические препоны, то непременно речь зайдет о литературно-художественном иллюстрированном сборнике "Тарусские страницы", подготовленном в любимом Паустовским городке Таруса, неподалеку от Москвы. Главным редактором, создателем и душой этого сборника был Константин Георгиевич.

Задуман был сборник еще в 58-м году, когда Константин Георгиевич понял: бездействие - смерти подобно. Сборник вышел только в 61-м - целых три года шла, что называется, кропотливая работа. Во-первых, нужно было все сделать так, чтобы сборник дошел до читателя (не был изъят). Вот почему в большом по объему сборнике есть материалы, которые обязаны были усыпить психологию хозяев жизни - партийную бюрократию. Например, вступление было составлено в духе передовицы "Правды": "Величественная картина построения коммунизма, открытая перед человечеством в новой Программе КПСС…" и т.д. и т.п.

Кроме этой идеологически правильной "заставки", набранной крупным шрифтом (специально для "государева ока", которое мелкий шрифт не любит), было много производственных очерков, которые тоже бросались в глаза. Так чем гордится создатель "Тарусских страниц"? В первую очередь - людьми труда. Слесарем. Печником. Столяром… Слесарь может при помощи простой проволоки починить зубной протез. Печник кладет печи быстро, виртуозно и только отличного качества. Ну, а столяр, кроме своей основной работы, упивается созданием скворечников… А затем (и как бы между прочим) Паустовский сообщает, что в Тарусе, вернувшись из ссылки, жил поэт Николай Заболоцкий, жили и творили известные художники Василий Поленов, Виктор Борисов-Мусатов, здесь прошло детство Марины Цветаевой…

Все, самое важное, все значительное, ради чего и были задуманы "Тарусские страницы", набрано мелким шрифтом. Это, в первую очередь, "Иван Бунин" - Паустовскому удалось пробить цензурный бетон и впервые за 40 лет рассказать о Писателе и Человеке. И прекрасный очерк Константина Георгиевича о Юрии Карловиче Олеше. Здесь же напечатаны вдохновенные статьи Паустовского об Александре Блоке и Владимире Луговском. И кроме этих впечатляющих материалов, в "Тарусских страницах" напечатаны 42 стихотворения Марины Цветаевой (тогда, в 1961 году, еще запрещенной); 16 стихов Наума Коржавина (первая публикация после ссылки); запрещенные стихи Николая Заболоцкого, Бориса Слуцкого, Давида Самойлова; повести Булата Окуджавы "Будь здоров, школяр!", Бориса Балтера "До свидания, мальчики"; беспощадно правдивая "маленькая повесть" Владимира Максимова "Мы обживаем землю", которую Константин Георгиевич ценил чрезвычайно высоко: "Это - удивительная проза. Володя Максимов правдив прежде всего к самому себе, бескомпромиссно правдив. Не всякий писатель решится так казнить героя повести - самого себя - за нравственную слепоту…" Напечатаны в "Тарусских страницах" и воспоминания о Всеволоде Мейерхольде, Осипе Мандельштаме…

Сборник "Тарусские страницы" издан Калужским книжным издательством (книгу, естественно, прочитал калужский цензор), но, оказалось, "нужна была предварительная оценка целесообразности выхода в свет подобного сборника со стороны правления Союза писателей СССР и соответствующих органов". Секретариат ЦК КПСС признал выпуск этой книги "идеологической ошибкой".

Но, к счастью, 30 тысяч экземпляров уже вышли в свет и были мгновенно раскуплены читателями, а остальные 45 тысяч (оказавшиеся еще в книжных магазинах, на складах) пошли "под нож". Так что "Тарусские страницы" еще можно купить у букинистов и коллекционеров, а вот "Литературную Москву" сыскать почти невозможно.

Паустовский, обойденный всеми государственными премиями и наградами, оказался самым авторитетным писателем. Потому что сумел сохранить репутацию честного художника. А в годы "оттепели" - эпохи весьма неустойчивой, двусмысленной, знавшей резкие заморозки и очень недолгие, преувеличенные в глазах нынешних мемуаристов потепления, - общество очень нуждалось в человеке, которому можно было бы верить.

Он ни разу в жизни не подписал ни одного письма, клеймящего кого-либо. Он изо всех сил пытался остаться и поэтому остался самим собой. Ему верили и в 30-е годы, и в 40-е…Он всегда держался подальше от литчиновников и склочного писательского сообщества, пускал в свой круг лишь избранных. Ну, и постоянно находился в разъездах и скитаниях, откровенно избегал Москвы и крупных городов, что значительно осложняло процесс попадания в репрессивную машину.

Владимир Тендряков говорил: "Бывало, жизнь Константина Георгиевича - писательская и даже физическая - висела, что называется, на волоске". И привел примеры:

В апреле 1938 года вышел из печати очерк К.Паустовского "Маршал Блюхер", изданный тиражом в 100 тысяч экземпляров. (В октябре 1938-го Блюхер был арестован и расстрелян. Книгу изымали не только в библиотеках, но из дома в дом ходили "спецуполномоченные по изъятию книг врагов народа".)

В январе 1939 года вышла книга К.Паустовского "Тарас Шевченко", через десяток лет газетой "Правда Украины" объявленная "жалкой проповедью украинского буржуазного национализма".

И два примера, свидетелем которых я был лично. Во время судебного процесса (65-й год) над Андреем Синявским и Юлием Даниэлем Паустовский открыто выступил в их поддержку, предоставив суду положительные отзывы об их творчестве и жизни. В 1966-м первым подписал письмо 25 деятелей литературы, культуры и науки Генеральному секретарю ЦК КПСС Л.Брежневу против реабилитации Сталина… Ненавидел стукачей, открыто издевался над ними. Рассказывают, что однажды в ЦДЛ при стечении народа он спросил писателя Льва Никулина: "Каин, где Авель? Никулин, где Бабель?"

Он прекрасно смеялся, глаза при этом блестели, и вообще все лицо преображалось, казалось, что уходит из него возраст и усталость. Говорил тихим голосом, мягко, правда, фразы были очень стойкие, очень индивидуальные, очень значимые. Судя по всему, не огорчался тому, что от властей не получал благодарности. Гонения получал, нападки большие и малые, зависть. Зависть к его мастерству, к его самобытности, к его чистоте, к его непричастности к так называемым "большим литературным делам и свершениям". Он всегда шел своим путем, жил своей жизнью, работал "вкусно и спокойно". И если на письменный стол взбирался кот, невзначай занимая пол-листа, то Константин Георгиевич писал так, чтобы кота не потревожить…