ЛЬВОВСКАЯ МИЛИЦИЯ СВОИХ БЕРЕЖЕТ

Скорее всего, это случайное совпадение, что судебные заседания по делу Дмитрия Воронова и Юрия Калинина, обвиняемых в убийстве Игоря Билозира, начались спустя ровно один год после инцидента, 10 мая. Напомним, поздно вечером 8 мая 2000 года в кафе «Цісарська кава» двум молодым людям не понравилось, что группа «старших мужчин» поет по-украински и мешает слушать русскоязычные популярные песни. Другого способа отстоять свое уязвленное самолюбие, кроме как зверски избить известного украинского композитора, они не нашли.

Собственно, судебные слушания уже назначались в январе этого года. Только ранее дела по злоумышленникам велись изолированно друг от друга. Один из соучастников преступления (Калинин) находился в розыске. По сознательной вине милиции, кстати говоря. Нынешний судебный марафон уже рассматривает объединенное дело.

Еще одна особенность нынешнего суда — он проходит во Львове. Казалось бы, что тут удивительного! Где преступление совершено, где оно расследовалось, там и суд должен проходить. Вопреки такой наивной логике первое судебное заседание проходило в Рогатине соседней Ивано-Франковской области. Не счел ли «кто-то», что проведение суда в своем областном центре даст повод для лишнего политического напряжения? Другое предположение, почему это делалось, не приходит в голову. У прокуратуры, правда, был формальный аргумент, позволявший «сплавить» рассмотрение дела в глушь. Подозреваемым, каждому в отдельности, вменили всего лишь по «злостному хулиганству» (ст. 206, ч. 3 УК). А дело такого «веса» можно и в каком-то там райцентре «пролистать». Хотя, в связи со сложностью и важностью дела, областной суд имел право принять его в свое производство. Но своим правом воспользоваться не пожелал.

Адвокат семьи Билозир М.Жолубак, ознакомившись с первыми постановлениями, такой оценкой событий был неприятно удивлен. У потерпевших были основания считать, что Воронов является соучастником причинения Билозиру тяжких телесных повреждений, повлекших за собой смерть. Прокуратура сопротивлялась, отказывалась принимать ходатайство о том, чтобы вменить обвиняемым еще и статью 101, часть 3 («умышленное тяжкое телесное повреждение») через ст. 19, ч. 6 УК Украины («соучастие»). Адвокат вместе с потерпевшими (вдовой и сестрой композитора, Ольгой и Русланой) добились аудиенции у прокурора области. Под напором аргументов прокурор прислушался к справедливым требованиям.

Кардинально в сторону более объективного выяснения обстоятельств преступления ситуация поменялась после того, как 6 января нынешнего года, к сожалению «заинтересованных лиц», в Симферополе Калинина задержали. Он сначала молчал. (Видимо, соучастникам помогали вырабатывать тактику поведения: что следует говорить, а чего не следует.) Потом заговорил. У потерпевших нет уверенности в том, что он дает стопроцентно правдивые показания. (В частности, вызывает некоторые сомнения версия о причине его отъезда из города: «В райотделе милиции меня грозились закрыть в подвале и бить, пока не скажу, как я бил Билозира. Я понял, что происходит что-то не то и решил уехать». По этому поводу существует мнение, что отъезд Калинина был организован для того, чтобы следствие не имело возможности установить истину и смягчить судебный удар по оставшемуся соучастнику. Слабо убеждает заявление Калинина, что он сам решился давать показания, увидев по телевизору, что из него сделали главного обвиняемого… Да не суждено было — симферопольский «Беркут» опередил…) Хотя и того, что он сказал, достаточно было, чтобы ужесточить меру наказания обвиняемым.

Сегодня обвиняемых судят по статьям УК, предусматривающим ответственность за особо злостное хулиганство и умышленное убийство лица из хулиганских мотивов и по предварительному сговору группой лиц, покушение на умышленное убийство из хулиганских мотивов по предварительному сговору группой лиц и покушение на умышленное убийство двух лиц. Кроме того, что новое обвинение стало реальнее отражать состав преступления, оно еще и позволило добиться рассмотрения дела не ниже областного уровня. Это стало возможным благодаря тому, что обвиняемым теперь инкриминируют «тяжелую» 93-ю статью, предусматривающую лишение свободы от восьми до 15 лет заключения или пожизненное заключение.

Оглашение обвинительного заключения и допрос Калинина на суде (Воронов пока что не готов отвечать на вопросы прокурора, адвокатов и эксперта — заседание отложено до 21 мая) обнаружили обескураживающие детали. То, что, по словам Калинина, Билозира бил только Воронов, не особенно удивило. Большое дело, один из обвиняемых, спасаясь, «валит» другого!

Откровения Калинина сделали видимой громаднейшую тень от наших правоохранительных органов. Как только патрульный наряд милиции задержал подозреваемых в избиении, надел им наручники и погрузил в «УАЗик», Дмитрий Воронов дал одному из милиционеров свои документы: водительские права, воинское удостоверение (Воронов служил старшим лейтенантом в отделе Западного оперативного командования, занимавшегося контрразведкой). В документах лежала визитка его отца. Дальновидный милиционер полюбопытствовал, не является ли Дмитрий Воронов сыном Александра Воронова, тогдашнего первого заместителя начальника городского управления милиции. Получив положительный ответ, страж порядка разрешил Воронову воспользоваться мобильным телефоном Калинина, чтобы позвонить отцу во избежание неприятностей. Воронов-младший сказал по мобильному, что подрался с Билозиром и что его задержала милиция. После разговора с отцом он передал трубку услужливому милиционеру. Что говорил милицейский чин милицейской сошке, Калинин не слышал, кроме кратких ответов патрульного типа «да», «хорошо». Закончив общение с начальником, подчиненный отстегнул «браслет», и Д. Воронов снял с себя куртку и передал ее своей жене, которая к тому времени подошла к месту происшествия. Потом милиционер принялся опять одевать наручники «гостю» — мол, «для того, чтобы видел Гнатовский», один из потерпевших. (Переодевание в «бобике» нужно было, чтоб на всякий случай сбить с толку возможных свидетелей.)

В Галицком райотделе милиции, куда доставили «бешкетників», быстренько задокументировали легенду Воронова, что тот не собирался никого догонять и избивать, а просто и мирно шел за сигаретами. Мол, возвращаясь назад, «увидел драку, после чего меня задержали». Разумеется, по ошибке. Допрашивающий снял копию с «показаний» Воронова и дал Калинину, дабы последний поставил свой автограф. Калинин свою сговорчивость теперь объясняет так: не думал, что дело примет серьезный оборот. Позже Воронов ознакомил Калинина с дополнительными «подробностями» того события. Отказаться от введения в заблуждение следствия Калинину не позволили «намеки» Воронова, который как будто говорил, что «ему еще в этом городе нужно жить», что «у него маленький ребенок»… Благополучно покинув гостеприимный райотдел, Воронов и Калинин в сопровождении какого-то «знакомого Воронова в гражданском» направились в ту же «Цісарську каву» обмывать освобождение. К месту происшествия подъехал все тот же «УАЗ». К первой бутылке водки подкупили вторую.

Когда дело уже находилось в областном управлении милиции, Воронов принес к Калинину свою куртку. Сказал, что скоро будут проводить обыск и что ее нужно спрятать. До недавнего времени куртка хранилась на балконе у матери Калинина. А куртка, которую изъяла милиция у Воронова в квартире? Адвокат семьи Билозир, осмотрев куртку, которая якобы должна была принадлежать Воронову, пришел к заключению: «Не нужно быть ни адвокатом, ни следователем, ни юристом вообще, чтобы понять, что офицер, старший лейтенант, сын полковника мог ходить в такой куртке, грязной, порванной, которая была найдена на какой-то мусорке… Сразу было видно, что вещественные доказательства поменяли специально, чтобы была фальсификация».

С вещественным доказательством «куртки» хоть и наблюдается некоторая путаница, но это доказательство все же у следствия появилось. Хуже с вещдоком «видеозапись сцены конфликта». В «Цісарській каві» были установлены 4 видеокамеры. Две в павильоне, а две — на площадке кафе. Оказалось, что записи, касающиеся Билозира, как бы стерты. Хотя Калинин говорит, что видеокассету из кафе показывали Гасанову, у которого Калинин прятался в Крыму. Квартиродателю перед задержанием разыскиваемого предлагалось посмотреть запись и определиться, «узнает ли он кого-то и не похож ли узнанный на его квартиранта». Следствие «не сумело» доказать этот факт. Поэтому вопрос с видеозаписью закрыт. Этим откровенно не хотели заниматься. Да что там видеозаписи из кафе! Адвокат потерпевших до настоящего момента не может установить, кто снимал сюжет о моменте задержания Калинина в Симферополе, переданный для демонстрации в новостях по«1 + 1». По сегодняшний день неизвестно, где эта кассета находится.

Семья Билозира с мифом о справедливости правоохранителей распрощалась на первых этапах ведения следствия. Задержание, доставка в Галицкий райотдел милиции (правда, от места преступления до райотдела не так далеко — метров 300—400) и взятие объяснений у одного и другого нарушителей правопорядка — все вместе заняло аж около 40 минут. В то время как милиция имела право задержать нарушителей, как минимум, на три часа. Следственно-оперативная группа на место преступления не выехала, хоть в райотделе знали с самого начала, что потерпевших (Билозира и Гнатовского) отвезли в больницу. Сам патруль вызывал «скорую помощь».

Милиция только интересовалась, в каком состоянии находится Билозир. Функцию разведчика возложили на участкового. Тот увидел Билозира в верхней одежде при входе в палату, стоящего на ногах. Между ними состоялся короткий разговор: «Вы — Игорь Билозир?» — «Да». — «Как вы себя чувствуете?» — «Плохо».

Вопросов, которые могли бы касаться инцидента, милиционер не задавал. Никто из правоохранителей не интересовался мнением Билозира о его избиении и на следующий день. У композитора была закрытая черепно-мозговая травма, и все же на тот момент он был контактным, адекватным ...шутил. Сам ходил, брился, ел. Отвечал, правда, не так энергично, как бы того хотелось… Но даже в таком состоянии он дал информацию о том, где и сколько человек его били. При желании Игоря можно было допросить. Этого не сделали. В милиции отрицают вменяемость Билозира в первые дни. Уголовное дело возбудили только на третий день, 11 мая.

Ну а уж как вели расследование! Михаил Жолубак в разговоре с собкором «ЗН» не мог сдерживать своих эмоций на сей счет: «Вы бы посмотрели первый милицейский том… То вообще! Даже в голове не укладывается, что люди могли проявлять такую халатность, расхлябанность! Допрос ведет один следователь, а протокол — другой. В протоколе путается имя допрашиваемого… Исправления… С нарушением закона проводилось такое важнейшее процессуальное действие, как воссоздание обстоятельств и обстановки событий. Вместо того чтобы на место происшествия допустить одно подозреваемое лицо и с ним проводить следственное действие, там были все. Подозреваемые имели возможность видеть поведение друг друга и давать согласованные свидетельства. С понятыми — наоборот. Хотя должно быть не меньше двух понятых, фактически был один… Это все делалось сознательно».

Следственной грязи было столько, что пришлось возбуждать уголовные дела против самой милиции. Дело против старшего следователя областного управления милиции капитана Сергея Туранского, который намеренно фальсифицировал материалы следствия, сейчас находится в Галицком районном суде Львова, но рассмотрение по нему почему-то не закончено до сих пор. Говорят, делается все для того, чтобы дать возможность Туранскому уйти от уголовной ответственности и даже восстановиться на работе в органах внутренних дел. Материалы «по факту» против ответственных работников Галицкого райотдела и областного управления милиции за «злоупотребление служебным положением» были выделены областной прокуратурой в самостоятельное дело и направлены в городскую. Прокуратура города закрыла дело, почему-то не найдя в действиях ответственных работников состава преступления. Хотя прокурор области, направляя свое представление руководителю областного управления милиции, поначалу был противоположного мнения.

Прокуратура не реагирует на ходатайство потерпевшей стороны о привлечении к уголовной ответственности двух милиционеров, которые находились в тот вечер у места конфликта и в действиях которых имеется много спорного. Один из них, И.Лын, дежурил непосредственно в кафе. (У хозяйки заведения с милицией заключен договор об охране.) Другой, Р.Боднар, из состава пешего патруля, остался в кафе «на случай, если конфликт начнется снова». Момента, когда Воронов ударил Билозира в лицо и свалил на землю непосредственно на площадке кафе, Лын не видел. Он отлучался: то ему было холодно и он заходил в помещение кафе погреться, то у него подсел аккумулятор в рации и он бегал звонить по 02 вызывать подмогу. Разнимавший компании и вызывавший автопатруль для подмоги Лын сказал приехавшим милиционерам, что драки как таковой не было и что ситуация спокойная.

По показаниям Коровицкого, свидетеля потерпевшего, когда «те же мужчины» сбили Билозира с ног на выходе из кафе и накинулись на Гнатовского, «Гнатовский крикнул к работнику милиции»: «Сержант, ты не видишь, что делается?!». «После этого, — утверждает Коровицкий, — работник милиции направился к ним и нападавшие убежали…» «Работники милиции» не стали преследовать явных нарушителей. А должностные инструкции в таких ситуациях обязывают милиционеров задержать хулиганов и доставить их в участок. Милиционеры не выполнили предписание, чем и допустили третий эпизод нападения. Тандем нарушителей настиг Билозира и его спутника у здания областной прокуратуры… Гнатовский подозревает этих двух милиционеров в пособничестве нападавшим. По его словам, кто-то из милиционеров советовал Воронову и Калинину: «Дайте им, только не здесь».

Семья Билозира, в принципе, догадывается, почему прокуратура демонстрирует столь разительную «терпимость» в отношении этих двоих. Лын, дежуривший в кафе до 8 часов утра 9 мая, не мог не видеть загадочного «человека в гражданском», который распивал водку с Вороновым в «Цісарській каві» и при этом инструктировал, как лучше уйти от ответственности. Очевидно, есть опасение, что дежуривший милиционер, подведенный под статью, может и забыть о ведомственной корпоративности.

Увы, на этом перечень вопросов к прокуратуре не заканчивается. Остается неясным: почему областная прокуратура не прислала своего работника поддерживать обвинение на суд в Рогатин? Она обязана была доказывать свою правоту. Их же следственная группа проводила следствие. И в таком безразличии к своему делу, видимо, не только вина одного областного прокурора. Без согласования с Генеральной прокуратурой он вряд ли бы смог поступить подобным образом, тем паче — по такому резонансному делу.

Не совсем объективной выглядит позиция судебной коллегии по уголовным делам Львовского областного суда. Накануне судебного заседания по объединенному делу адвокат Жолубак подавал на рассмотрение распорядительного заседания судебной коллегии ходатайство, в котором указывалось на существенную неполноту предварительного следствия и на необходимость направить дело для дополнительного расследования, а также отмечались недостатки, нуждающиеся в устранении.

В постановлениях о привлечении в качестве обвиняемых Воронова и Калинина значится, что последние подстерегли Билозира и Гнатовского у здания прокуратуры. В то время как материалами криминального дела установлено, что они, имея намерение лишить жизни потерпевших, догнали их. В постановлениях неверно указано, что обвиняемые устроили драку с потерпевшими. Тогда как потерпевшие сопротивления не оказывали и были просто избиты. Кроме того, в упоминающихся документах (постановлениях) содержится ошибочное утверждение, будто обвиняемые не были осведомлены относительно личности потерпевшего Игоря Билозира. В свидетельских же показаниях имеются сведения противоположного характера. На грубое требование Калинина прекратить исполнение украинской песни, Гнатовский сообщил: «Среди нас присутствует народный артист Украины Игорь Билозир, и мы исполняем его песню». Обвиняемые знали, с кем решили «свести счеты», и это еще раз свидетельствует об особенно надменном их поведении. Из постановлений совершенно выпало то обстоятельство, что «в процессе хулиганских действий» обвиняемые «презрительно высказывались относительно украинского языка и национальных ценностей».

Распорядительное заседание отклонило данное ходатайство. Дабы не накалять политическую ситуацию.

Было ли убийство Игоря Билозира политическим? Специально созданный координационный совет политических партий и общественных организаций области убежден, что — да. И назначил общественных обвинителей. (Суд пока что не допускает их к участию в процессе, находя формальные доводы.) Для многих львовян нет сомнений в том, что бывший контрразведчик Д. Воронов и бывший солдат пограничных войск Ю. Калинин, подчинявшихся во время службы последнего КГБ, неслучайно убили украинского композитора.

Должно ли расценивать смерть Игоря как жертву на алтарь украинской песни, культуры, самоидентификации? Если да, то ее целесообразность, похоже, не кажется оправданной. Поскольку «принесение жертв» на этом и закончилось. Областная и городская рады пытались как-то «защищать звуковую среду». Результатов это не дало. Иноязычная музыка, преимущественно низкопробная русскоязычная попса, и дальше льется во Львове «изо всех щелей»: из баров, легковушек и маршрутных такси… Виновным в таком положении дел признан «северный сосед» с его методами неоколониализма и информационной экспансии. Россия в самом деле позаботилась о своих продуцентах массовой культуры, создав им благоприятные налоговые условия. Украинский масскульт как таковой никак не состоится. Украинская держава не то что массовой, но и нормальной культуре не оказывает протекцию. А идеологи патриотизма убеждены: население Украины можно сделать украинским по духу посредством высокой культуры. То, что большинство любой национальности не предрасположено к сложным формам духовного, во внимание не берется. Если нет своего ходового «культурного ширпотреба», потребитель обращается к любому импортному, которое подвернется под руку. Автору данных строк довелось побывать на одном из заседаний сессии Львовской областной рады. На нем заведующие райотделами культуры «били на сполох», мол, дело критическое: «Уже по глухим галицким селам молодежь находит престижным на дискотеках общаться «на общепонятном». Население оказалось несколько не готовым играть роль народа, которую разработали теоретики патриотизма.

Среди прочих последствий гибель Билозира, возможно, внесет некоторые коррективы в национальное самосознание. Что бы там ни говорили, Игорь в тот вечер показал себя как христианин. После одной из словесных перепалок между компаниями Игорь сказал, что уважает Воронова за реплику: «Какая разница, на каком языке исполняется песня?!» После того как Воронов его впервые ударил, подошел к столику «молодых людей», протянул руку и предложил не портить друг другу настроение. Воронов руки не принял и грубо «отправил того на место». Более того, вот эту неагрессивность воспринял как признак слабости, дважды догонял и в конце концов нанес смертельный удар. На одном из митингов, посвященном памяти композитора, этот момент был отмечен и даже было выражено сомнение о совместимости соблюдения заповеди «подставь другую щеку» с задачей национального выживания.

Смерть Билозира и ее последствия невольно обращают внимание на анализ приоритетов в ценностных установках человека. Калинин, год назад так браво защищавший российский фактор, сегодня «сдал» своего соплеменника. Выходит, фенотипное (появившееся в процессе индивидуального развития) не столь весомо, как генотипное (наследственное). Может ли для человека что-то быть большей ценностью, чем жизнь? Один из убийц сегодня понял, что нет.