КОНТРАБАНДА? ПРИВОЗИТЕ ЕЩЕ...

Дело, которое рассматривалось в Киевском областном суде в начале сентября, стартовало 13 апреля с.г. на Бориспольской таможне, когда при попытке ввоза в Украину 500 тысяч долларов США был задержан гражданин Турции Ондер Мехмет Тевфик. О чем жителям Украины немедленно поведали газеты и телевидение. Однако судебные заседания пресса и телевидение вниманием не одарили.

И зря - суд над Ондером Мехметом Тевфиком, обвиняемом по статье 70 УК «Контрабанда», был по-настоящему интересным. На такие заседания надо водить студентов юрфака - столько по делу тупиков, поворотов и двусмысленностей. Председательствовал на суде Александр Васильевич Шевченко, опытный «контрабандист» - он же рассматривал в 1994 году дело чеченца, пытавшегося вывезти из Украины 200 тысяч долларов.

Судебное заседание началось с заявления адвоката Анатолия Хоперского, в котором он просил письменной-лингвистической экспертизы либо приглашения на судебное заседание специалиста-лингвиста.

Дело в том, что в данном конкретном случае чистая юриспруденция попадает в смысловую ловушку на стыке двух языков - украинского и русского. Какова бы ни была похожесть этих языков - они бесспорно разные. Неправильное или неточное толкование одного-единственного слова определяет главное: была контрабанда или невнесение в декларацию. Уголовная ответственность или административная? Разница, согласитесь, существенная. Еще на стадии следствия адвокат послал запрос в Государственный лингвистический университет с просьбой дать заключение по двум вопросам. Первый - как переводятся на русский язык слова «засiб» и «спосiб»? Второй - идентичны ли понятия: «засiб» (украинское) и «способ» (русское)?

В редакции статьи 115 Таможенного кодекса на украинском языке - «...засоби, якi утруднюють виявлення».

В редакции той же статьи на русском - «...использование способов, затрудняющих обнаружение».

«Засiб» переведено как «способ», тогда как в украинско-русском словаре (академическое издание Института языковедения им.Потебни) перевод однозначен: засiб, засоб - средство, средства; спосiб - способ. Равно как и в русско-украинском словаре (главная редакция Украинской Советской Энциклопедии, изд. 5-е, 1980 год): средство - засiб, способ - спосiб.

Если эксперты-лингвисты дают заключение, что «засiб» - предмет, а «способ» - действие, то нет контрабанды. Ибо по таможенным правилам контрабанда - это сокрытие от таможенного контроля с использованием тайников и других средств. Но эксперты на всякий случай отмолчались. Неугомонный адвокат пишет ходатайство на украинском языке: «У зв’язку з тим, що не виявлено засобу, ви мені або вкажіть, який засіб було застосовано, конкретизуйте звинувачення, або, якщо нема засобу, то припиняйте справу, бо нема й контрабанди». Ответ следствия был не очень хитрым, но очень действенным: поскольку следствие ведется на русском языке, мы будем пользоваться терминологией русского варианта. Фантастические условия игры: читаешь по-украински - нет криминала, читаешь по-русски - есть!

Но и судья отклонил лингвистическое ходатайство адвоката, поскольку следствие, по его мнению, эти вопросы вполне решило.

Недаром адвокат настаивал на приглашении специалиста. Все-таки, как ни крути, «засiб» - это средство, предмет, а не действие; это тайник, приспособление. Что же было у Ондера? Он провозил валюту в чемодане. Можно сказать: спрятанную в рукавах пиджака и штанинах брюк, лежавших в чемодане. А можно сказать: положенную в рукава пиджака и в брюки - это если трактовать сомнения в пользу подсудимого, как и положено по закону.

Задавая вопросы свидетелю Олегу Кепко, начальнику оперативно-аналитического отдела Бориспольской таможни, адвокат с трудом добился от него конкретного ответа: «Одежда, как средство, затрудняющее обнаружение». Эта замечательная формулировка позже прозвучит и в судебном приговоре: «Спрятал в одежде, создав таким образом способ, затрудняющий ее (валюты - Е.К.) обозрение и обнаружение». После такой формулировки любая носильная вещь может быть зачислена в «способ, затрудняющий обозрение». Прецедент есть.

Ондер Мехмет говорит, что написал три декларации. Суд признал написание двух. В деле фигурирует одна на 40 тысяч долларов. Вторая бесследно исчезла. Есть еще одна важнейшая деталь: декларировать можно и устно, закон это предусматривает. Когда Ондера попросили открыть чемодан, он засуетился, занервничал и стал требовать переводчика. Переводчика не было. Опять же до открытия чемодана Ондер попросил Кепко, которого он принял за главного начальника, переговорить с ним наедине. Возникают две версии: либо турок хотел предложить взятку - а такое предложение Кепко отрицает, либо он что-то хотел заявить... Что? Была ли у него такая возможность, если Ондер не знает ни русского, ни украинского, ни английского, а Кепко не знает ни турецкого, ни английского?

Как утверждал на суде подсудимый, он говорил о деньгах. Чтобы его поняли, «пять» говорил на турецком, «сто» - на русском, «тысяч» - на английском. Кепко понял только, что речь идет о ста тысячах. Ондер требовал переводчика и представителя фирмы, который ждал его в зале - ни тот, ни другой допущены не были. Бог с ним, с представителем фирмы, но переводчика-то вызвать - это ли не обязанность!? А вдруг взволнованный турок хотел предупредить о бомбе в чемодане, которая вот-вот рванет?

Если Кепко понял, что речь идет о ста тысячах, помимо декларированных, то почему в обвинение попали все 460, а не 360 тысяч? Вопросы без ответов... На заседании 4 сентября судья Шевченко спросил у подсудимого: «Спрашивали ли работники таможни после заполнения декларации, есть ли у него еще деньги?» Вопрос судьи дорогого стоит - он-то спрашивал у подсудимого через переводчика. Таможенники могли спросить без переводчика разве что жестами. Но въедливый Хоперский упредил и этот шаг: к делу приобщена справка специалистов, из которой следует, что жесты славянина и жесты турка взаимонепонятны.

Состязательность защиты и обвинения в судебном процессе - один из мифов, преподаваемых на юридических факультетах. Де-юре состязательность и равенство существуют, де-факто -сомнительны. Красноречивейший пример неравенства сторон - статистика. Количество оправдательных приговоров по Украине за прошлый год - 0,06 - 0,07% от числа всех приговоров. Обвинительный уклон крут и недосягаем.

На процессе по делу Ондера Мехмета Тевфика основную часть речи прокурора Виктора Николаевича Васько заняла общественно-политическая оценка контрабанды и обзор криминально-экономического положения Украины. Мотивировочная часть повторяла обвинительное заключение. Понравился один аргумент: «Добровольное заявление поступило от подсудимого только после обнаружения денег», тогда как в ходе судебного следствия было установлено, что переводчик появился еще позже...

Речь адвоката Анатолия Хоперского была предельно конкретной. Основные аргументы - на мой взгляд, достаточно объективные - находились между двумя точками: контрабанда - невнесение в декларацию. Деньги, кстати, безусловно конфисковались в любом случае, но адвокат указал на существенную разницу конфискации по уголовной статье и конфискации по статье административной. В случае конфискации по статье Таможенного кодекса таможня получает ничтожный процент от суммы, остальное обезличено идет в доход государству. Иной расклад этого действа по уголовной статье...

Да, как это ни удивительно, но такое стало возможным после одного постановления Кабинета министров и одного указа Президента. Постановление разрешило открывать собственные счета в банках, а указ Президента от 24 июля 1994 года «О неотложных мерах по борьбе с преступностью» своей шестой статьей усилил заинтересованность правоохранительных органов в делах, связанных с конфискацией, где 50% конфискованного идет «на развитие материально-технической базы и поощрение работников» . Благодаря этой уникальной статье суды невольно причислились к правоохранительным органам - они тоже участвуют в дележке 50% пирога. А самые выгодные, не трудоемкие и лакомые дела, конечно же, валютные. Контрабанда - особенно. Чистые деньги.

Я ни в коей мере не утверждаю, что следствие и суд заинтересованы именно в уголовной мотивировке таможенных дел. Но как среднестатистический обыватель, видящий возможную выгоду суда от определенной категории дел, могу подобный интерес предположить. И боюсь, что подобное предположение может поколебать не только мою личную законопослушность. Мне известно жалкое состояние наших судов и нищенское жалование судей, но, как мне кажется, получая какие-то небольшие деньги от уголовных конфискаций, третья власть теряет намного больше - независимость и объективность.

В заключение не могу не упомянуть о разнице между административным проступком и уголовным преступлением. А разница в общественной опасности и умысле. В чем же общественная опасность совершенного Ондером деяния и в чем его преступный умысел? В судебном деле есть документы, из которых ясно, что эта сумма - 500 тысяч долларов - готовилась как первоначальная инвестиция. Сумма была оговорена и задокументирована до 13 апреля. Следствие - а занималось этим СБУ - эти факты проверяло. Еще один фактор: банковские переводы идут от трех месяцев и дольше. Везли инвестицию, но сделали это бездарно. Что же касается умысла, тот тут я подпишусь под словами адвоката из его речи на суде: «Привез деньги, незадекларировал - спасибо и до свидания, привози еще».

Мои умозаключения субъективны и личностны. Суд более информирован, компетентен и объективен. Прокурор потребовал пять лет - суд согласился с требованием прокурора. Ондер Мехмет Тевфик приговорен к 5 годам колонии усиленного режима с конфискацией всего имущества, принадлежащего ему на праве личной собственности. Надо полагать, что конфискация не коснется ресторана в Измире, который принадлежит Ондеру «на праве личной собственности». 460 тысяч долларов конфискованы как предмет контрабанды. Задекларированные 40 тысяч декларация не спасла - они тоже обращены в доход государства «в счет общей конфискации». А вот чемодан, двое брюк и два пиджака решено возвратить родным или знакомым Ондера. Непонятная щедрость! Все-таки они точно «принадлежат ему на праве личной собственности», в отличие, скажем, от полумиллиона долларов, которые ему точно не принадлежат. А пиджак и брюки обязательно надо было конфисковать - по приговору они признаны «средствами, затрудняющими обнаружение». А ну как кто-нибудь в Турции ими опять воспользуется и привезет еще контрабанду?