Как я была свидетелем убийства Кеннеди

Повестка из милиции, даже если бы ты был ангелом с крылышками, — дело всегда неприятное. А тут целых три. На всех взрослых членов моей семьи. В первый же день по возвращении из отпуска. «Явиться к следователю Ю.В.Неживенко...» Какая причина? По какому делу? Ребята, которые принесли эти бумажки (под расписку!), только плечами пожимали: не знаем, мол, ничего, наше дело — передать. Номер телефона, оставленный ими, отозвался хрипловатым голосом: «Неживенко нет и сегодня не будет...». Повестка на завтра. Что ж, придется идти.

…Девушка в белом сарафанчике на бретельках и с блестками цветного стекла на обруче, державшем ее черные вьющиеся волосы, и оказалась следователем Неживенко Кировоградского городского управления МВД, да еще и Юлией Владимировной. Она сообщила, что дело касается кражи мобильного телефона у какого-то гражданина, фамилию которого я слышала впервые...

— Сейчас я вас допрошу, — деловито объяснила Юлия Владимировна, раскладывая на столе бумаги.

— Позвольте, сначала вы мне объясните, на основании чего должны меня допрашивать? И вообще, почему меня вызвали свидетелем по делу, о котором я совершенно ничего не слышала? Какие же я могу дать показания?

— Я вас вызвала, потому что у меня в деле вот подшиты ваши данные (как я потом поняла — копии формы 1, фактически — копии данных паспорта, хранящиеся в милиции), поэтому я вынуждена была вас вызвать и допросить.

— Откуда же взялись эти данные, на основании чего?

— Ничего не знаю. Это меня не касается. Оперуполномоченные передали мне дело, — Юлия Владимировна показала на тоненькую папочку на столе, — а я должна вызвать и допросить.

— Кто же эти оперуполномоченные, как их зовут и нельзя ли их пригласить и узнать, на основании чего моя семья удостоилась такого внимания?

— Нет, нельзя. И их фамилий я вам не скажу.

…Ни ощущения страха, ни ощущения вины не было, но трудно передать унижение и возмущение, когда ты — никто, тебя должны с какой-то стати допрашивать, твои данные — как на ладони, а ты не имеешь права знать ни о причине всего этого, ни фамилии тех, кто это организовал. Так это я только какой-то там свидетель, а что говорить о тех, кого обвиняют (бывает – безосновательно, самой приходилось об этом писать) в преступлении. С ними разговаривают иначе.

Как это — иначе, я вскоре почувствовала. Когда в десятый или в двадцатый раз повторила свое требование объяснить мне, как я могу быть свидетелем по делу, о котором ничего не знаю, Юлия Владимировна не выдержала:

— Вот закрою тебя в клетку, тогда ты по-другому заговоришь...

Ее слова, естественно, вызвали у меня шквал комментариев.

— Вы понимаете, что против вас возбудят уголовное дело? — пыталась она заехать с другой стороны.— На каком основании?

Во время этой «милой беседы» в кабинет зашел молодой человек. Из его слов я поняла, что он то ли завотделом, то ли старший группы (в нашей милиции, к сожалению, не принято представляться), в общем — какой-то начальник. Юлия Владимировна пожаловалась: вот, мол, какой несговорчивый свидетель попался. Я же, разумеется, свои требования изложила и ему. Он задумчиво полистал «дело», пожал плечами, вопросительно посмотрел на Неживенко.

— Я тебе потом объясню, — пыталась и дальше стоить из себя тайного детектива Юлия Владимировна.

Фамилию «начальника» она тоже отказалась мне сообщить.

Попытка «допроса» свелась к одному вопросу:

— Что вы делали 15 июня в 16.45?

А поскольку разговор происходил ровно месяц спустя и в тот день не произошло каких-то памятных событий, как можно было ответить? Естественно — не знаю, не помню.

Какого качества следствия в таких условиях ожидать? За месяц этот мобильник десять раз можно было продать и перепродать. Неужели милиция не знает лиц, которые открыто (! — или под прикрытием той же милиции?) промышляют этим на всех рынках и базарчиках? Но зачем лишняя головная боль? Ведь удобнее и безопаснее «допрашивать» таких свидетелей, как я! С таким же успехом я могла стать свидетелем по делу убийства Кеннеди. Да, собственно, о том деле я знала больше — читала статьи, знакома с возможными предположениями. А тут?..

Кстати, узнав, что у меня есть несовершеннолетняя дочь, следователь даже обрадовалась:

— Вот видите, есть данные, что воровали мобильник отец, мать и дочь...

— Так вы нас обвиняете?

— Нет, просто вызываем в качестве свидетелей.

— Но ведь по такому же признаку можно вызвать полгорода. И вы это будете делать?

— ...

В конце концов, после продолжительных препираний, я все-таки узнала, что оперуполномоченные, готовившие это дело, в отпуске, а я имею несчастье жить в том же районе, что и потерпевший... Вот, оказывается, по какому принципу «материалы» попадают в дело и что стояло за унижающей таинственностью, а порой — грубостью следователя.

Достаточно этого для качественного и результативного расследования? Пыталась об этом узнать у Анатолия Руденко, замначальника управления МВД в Кировоградской области, курирующего следствие. Анатолий Николаевич что-то пытался говорить о тайне следствия (хотя о какой тайне в данном случае может идти речь, если все отношения в такой простой ситуации должны быть четко юридически регламентированы), в конце концов — пообещал разобраться и непременно сообщить, что за чудеса творятся в кировоградской милиции. Но уже прошло немало времени, а от Анатолия Николаевича — ни звука. Наверное, ищут новых свидетелей...