«ИМЕНЕМ УКРАИНЫ» — ЭТО ГАРАНТИЯ СПРАВЕДЛИВОСТИ? УКРАИНСКИЙ СУД И КРЫМСКИЕ ТАТАРЫ…

Издавна справедливую судебнуюсистему крымские татары считают одной из высших духовных и социальных ценностей. В Крымском ханстве, которое было довольно правовым государством (по нашим меркам — парламентской республикой с президентским правлением), законы издавались избираемым ханом, но при этом никакие его установления, договоры или распоряжения относительно нации не имели ни малейшей силы, если они не были утверждены и подписаны беями и мурзами. Здесь все жители, а не только крымские татары, были воспитаны на понимании, что закон равен Богу (Коран — составная часть законодательных установлений), является высшей силой и не может быть нарушен. Судопроизводство осуществлялось кадиями, мусульманскими духовными особами, но они вершили суд не только в отношении мусульман, а и всех жителей, в том числе христиан, иудеев.

Высшим судьей и толкователем законов был муфтий. Таким образом, судебная система была составной частью религиозного устройства, суд приравнивался к высшему духовному действию и являлся священным учреждением и священным процессом. Нарушения закона и несправедливый суд приравнивались к непростительному греху. Эта система настолько сильно укоренилась в сознании всех жителей Крымского ханства, а оно, кстати, включало в себя и Бессарабию (Буджак), и Северное Причерноморье, и Кубань, что Екатерина II, овладев им в 1783 году, не решилась изменить систему судопроизводства в Крыму и согласилась оставить практику назначения кадиелескеров (муфтиев и главных судей, которые были облечены правом толковать законы во всех спорных случаях и имели право назначать и смещать рядовых кадиев, если оказывалось, что они судили не по закону) турецким султаном.

С переходом крымского населения в состав Российской империи, а затем СССР (который и совершил высший акт беззакония — внесудебную депортацию крымских татар из их родной земли) привычная система судоустройства, уже признанная ими справедливой, была обречена на постепенное разрушение и превращение в беззаконие.

После депортации, проведенной по постановлению ГКО, которое противоречило действовавшим законам, идет череда судебных дел в отношении крымских татар, участвовавших в национальном движении (их вершиной является Омский процесс над Мустафой Джемилевым в апреле 1976 года) и серия процессов в самом Крыму в отношении тех крымских татар, которые самовольно возвратились на свою родину и даже купили себе дома.

Именно крымские советские суды «именем УССР» признавали такие сделки недействительными, а крымских татар на этих процессах обвиняли в нарушении паспортного режима и выселяли за пределы Крыма, где они этот паспортный режим могли спокойно нарушать и дальше, уже не опасаясь суда. Несмотря на то, что решения таких судов формально соответствовали существующим тогда законам, они всегда воспринимались крымскими татарами как акты самоуправства и беззакония. И справедливо — в Крыму мог купить и оформить покупку дома любой гражданин СССР, кроме крымского татарина по национальности, здесь мог найти работу и прописаться любой гражданин, кроме крымского татарина. Формально действуя в рамках закона, советские суды на деле выполняли негласные инструкции милиции или райкомов партии. Один из таких граждан, крымский татарин Муса Мамут, возвратившийся в свое родное село Донское под Симферополем, когда милиционеры пришли исполнять решение суда о его выселении за нарушение паспортного режима, на глазах у жены, детей и односельчан в знак протеста совершил акт самосожжения.

Во время глухого брежневского застоя десятки, если не сотни крымскотатарских семей были также ночью вывезены из купленных ими домов и выкинуты за пределы Крыма, а крымские суды нередко задним числом безропотно штамповали своими решениями уже исполненное наказание.

Книга «Российская федерация против Мустафы Джемилева» (Киев, 1998), являющаяся, по сути, стенографической записью Омского судебного процесса, раскрывает тайные пружины этого суда. Следование судей не закону, а установкам партийно-советского начальства, подтасовка доказательств, всевластие спецслужб, игнорирование объективных обстоятельств дела, лжесвидетельствование, учет только нужных документов и доказательств — вот механизмы, позволявшие судьям «именем Российской Федерации» держать десятилетиями в застенках сотни участников национально-освободительных движений, диссидентов, инакомыслящих, людей нежелательных национальностей, просто строптивцев. Поэтому естественно, что у крымских татар нет раны больней и мучительней, чем несправедливый российский и советский суд…

С образованием независимого Украинского государства, в котором, по идее, должно было быть отброшенным все то, что являлось нарушением свобод и прав человека, крымские татары вправе надеяться, что решения суда, выносимые «Именем Украины», будут законными, справедливыми, отвечающими нормам демократии и международного права. Оправдались ли эти надежды? И да, и нет…

Первыми судебными прецедентами в этом отношении стали иски нескольких крымских татар в начале 90-х годов к исполкомам и другим организациям с требованием возвратить отобранные и еще сохранившиеся дома, построенные ими до депортации. Не знаю, какова общая тенденция, но в нескольких известных мне случаях право собственности на реально существующий дом на процессе было доказано полностью. Суду были предъявлены решения исполкомов о выделении земли под застройку, утвержденные ими же проекты домов, квитанции о покупке стройматериалов, акты сдачи в эксплуатацию, домовые книги с довоенной пропиской, даже довоенные паспорта с пропиской на май 1944 года и так далее. Однако суд принял решение, которое гласило: «в удовлетворении иска отказать в связи с неурегулированностью законом процесса возврата домов и имущества депортированных».

Да, возврат бывших частных домов бывшим депортированным действительно не урегулирован нынешним законодательством, но, во-первых, раз есть в обществе эта проблема (а она может дальше обостряться), то что мешает законодателю вопрос урегулировать? Это, правда, уже не вопрос суда. Однако почему суд не учитывает, что постановление о депортации (которое противоречило действовавшим тогда Конституциям РСФСР и СССР и Гражданскому кодексу, а значит, было неправомочным) было официально отменено сначала в 1956 году, потом в 1967-м, наконец еще раз в 1991 году. Почему остается без внимания тот факт, что точно так же не был урегулирован и вопрос о лишении депортированных права собственности на свои дома — законодательством 1944 года не были приняты даже акты о конфискации имущества депортированных или ином лишении их прав на жилье. Потеря ими права собственности как бы подразумевалась, вытекала из факта насильственного вывоза их из Крыма. Имущество у них было отобрано незаконно даже по советскому законодательству 1944 года, поэтому крымскотатарские юристы резонно спрашивают: что мешает суду Украины, где право частной собственности уже урегулировано, в частности Гражданским кодексом Украины, принять решение хотя бы об отмене незаконного лишения прав на имущество? Ведь никто не может быть произвольно лишен права собственности, а его нарушение влечет восстановление в правах — это естественный закон любого права, в том числе и украинского.

Для многих крымских татар это не праздный вопрос — по сведениям членов Совета представителей крымскотатарского народа при Президенте Украины, суды отказали в приеме сотен подобных исков, мотивируя той же ссылкой. В связи с этим есть трагические случаи. Например, одна семья крымских татар, имея документы на дом, договорилась с его нынешними хозяевами о том, что их пустят жить в одну из самых маленьких комнат. Однако за это время новые владельцы приватизировали дом, и теперь крымских татар по решению суда уже второй раз выселяют даже из той единственной комнаты, в которой им позволили жить в построенном ими некогда доме…

А 8 декабря прошлого года в Джанкое состоялось судебное заседание, которое открыло новую страницу в истории украинского суда. По мнению Надира Бекирова, члена Совета представителей крымскотатарского народа при Президенте, одновременно возглавляющего политико-правовой отдел в меджлисе крымских татар, дело «могло войти в историю юстиции Украины как торжество правосудия над произволом административных органов либо, напротив, стать ярким симптомом того, что конституционная норма о разделении властей и независимости суда — не более чем пропагандистская фикция в случаях, когда речь идет в отношении крымских татар». На скамье подсудимых оказались Энвер Абдувалиев, Руслан Куртсеитов, Мидат Куртназиров, Эскендер Бекиров, которые обвинялись в перекрытии железной дороги, то есть в уголовном преступлении, предусмотренном ст. 217-3 часть 2 УК Украины. Они были приговорены к двум годам лишения свободы с отсрочкой исполнения на два года с выплатой штрафа по 170 гривен каждым и компенсации железной дороге ущерба в сумме 1765 гривен 85 копеек. Дело было обжаловано в Верховном суде Крыма, и приговор его коллегией по уголовным делам был оставлен в силе.

Дело действительно примечательное. С одной стороны, ни у суда, ни у свидетелей не было сомнения в том, что эти люди действительно участвовали в перекрытии путей, что и подтверждается видеосъемкой происшествия. Однако доказательства, предъявленные суду, были составлены юридически безграмотно, что дало основание общественному защитнику одного из обвиняемых Надиру Бекирову утверждать, что они собраны с нарушением законодательства, а, следовательно, не могут быть признаны доказательствами, должны трактоваться в пользу подсудимых, и просить суд вынести оправдательный приговор.

В частности, перекрытие путей состоялось в 11 часов, но суду был предоставлен протокол осмотра места происшествия, хронология которого начиналась с 9 часов 25 минут утра, то есть когда самого происшествия еще не было. Один и тот же следователь, согласно протоколам и проставленному в них времени, одновременно, с совпадением до минуты, допрашивал четырех разных свидетелей в двух разных местах, отстоящих друг от друга более чем на 100 метров! Были нарушены требования закона к оформлению видеозаписи — в ней не указываются место и дата записи, должности и фамилии лиц, производящих это действие. Оказалось, что производилась перезапись оригинальных фрагментов, при этом было нарушено требование о неповторении для записи одних и тех же фрагментов и в копии для суда несколько фрагментов повторялись несколько раз. Не было и уведомления о производстве видеозаписи, не было демонстрации после ее окончания с составлением отдельного протокола. Запись производилась 12 июня, но приобщена к делу только 7 июля и почти месяц находилась в неустановленном месте, причем есть путаница с подписями на пакете, в котором хранилась кассета. А свидетели утверждают, что из него были вынуты две кассеты, хотя опечатывалась первоначально только одна. Неизвестны и условия перезаписи: был ли монтаж, зачем вообще производилась перезапись, кто проводил съемку и кто перезапись, на какой аппаратуре? Эти вопросы остались без ответа.

В продемонстрированной суду записи не было кадров выхода людей на пути и ухода с них, имелись перерывы, перебивки, повторения, не зафиксированы моменты, чтобы кто-либо из судимых давал указания перекрыть пути. В суде были приведены также факты зависимости понятых от лиц, производивших следственные действия, видеокамера зафиксировала нахождение на путях большой группы милиционеров, которые находились ближе всего к остановившемуся поезду, и поэтому получалось, что именно они перекрыли движение. Причем судом на процессе в качестве свидетелей допрашивались лица, которые находились в зале с самого начала процесса и слышали показания остальных свидетелей.

По делу видно, что в акции принимали участие порядка 100—150 человек, однако уголовное дело и осуждение наступило только для четырех. Кто и по какому критерию выбирал, в отношении кого правосудие должно сработать, а кому преступление будет прощено? К тому же не секрет, что в Крыму перекрывались дороги не раз и не только крымскими татарами в Джанкое, но и комсомольцами, и членами Союза советских офицеров в Симферополе, и те не привлечены к ответственности. Почему крымских татар судят, а комсомольцев и офицеров нет?

Представленная суду фототаблица, на которой запечатлено происшествие, не подкреплялась подлинными негативами, не было доказательств того, что она не смонтирована на соответствующей аппаратуре. Надир Бекиров, основываясь на части 3 статьи 62 Конституции Украины, согласно которой обвинение не может основываться на предположениях или доказательствах, добытых незаконным путем, просил суд не принимать их во внимание. По его мнению, «если уголовные дела в нашем государстве будут строиться таким образом, что обвинение будет основано на инициативе, показаниях и самоконтроле органов предварительного расследования, то это уже не правосудие, а инквизиция».

Можно понять джанкойского судью, она оказалась перед дилеммой. С одной стороны, уверенность в том, что подсудимые участвовали в перекрытии дороги. С другой — необходимость полностью отвергнуть неграмотные доказательства следствия и оправдать подсудимых. Она посчитала необходимым основываться в своем решении на собственной уверенности и выбрала первое. Верховный суд Крыма подтвердил ее выбор…

Аналогичный судебный процесс о перекрытии дороги крымскими татарами скоро будет слушаться в Нижнегорском районном суде. Пока неизвестно, как он пройдет и будет ли безукоризненным с юридической точки зрения. Но, по мнению юристов из числа крымских татар, с которыми приходилось разговаривать, украинская судебная система чаще дает сбои, чем срабатывает безукоризненно. Виновато в этом законодательство или предубежденность судей? Член Совета представителей крымских татар при Президенте Украины Надир Бекиров считает, что «процентов на 20 существуют несоответствия в законах, но на 75—80 процентов виноваты российские предрассудки», то есть уверенность судей в том, что раз крымский татарин — значит, виноват и все тут! И это неудивительно — ведь во многих судах еще работают те судьи, которые выносили решения против крымских татар в 70—80-х годах.

Однако примечательно, что уже и сами крымские татары теперь все чаще стали использовать судебную систему Украины для доказательства своей правоты. Поданы заявления и будут слушаться дела в Симферопольских судах по искам группы крымских татар к двум газетам за публикацию недостоверной информации. Дела, конечно, будут трудные. Стараниями меджлиса в подобных судебных заседаниях участвуют высококвалифицированные юристы. Такие судебные дела становятся по-настоящему состязательными, но к этому часто не готов сам суд.