Очищения не произошло

Куда исчезли материалы об участниках ненасильственного сопротивления коммунистической Системе?

Прошло уже около двух лет, как в Украине вступили в силу законы о декоммунизации, более года минуло с тех пор, как президент П.Порошенко подписал Закон № 2540 о свободном доступе граждан к архивам советских спецслужб. Почему же проблема открытия архивов тайной полиции актуальна и сейчас? Возможность для каждого диссидента узнать, как именно органы правопорядка (прокуратуры, КГБ и МВД) конструировали фальшивые обвинения в его адрес, - гарантия для общества от рецидивов тоталитаризма.

В СССР государство отказывало гражданам в этом знании. Даже даты и причины смерти политических узников в следственных тюрьмах и ГУЛАГе засекречивали. Солженицын в "Архипелаге ГУЛАГ" писал о силе противодействия со стороны бюрократии любому поползновению раскрыть правду о той политической и следственной кухне, на которой плели удавку для общества. "Все на местах и всё на местах. Погромыхали громы - и ушли почти без дождя", - констатировал нобелевский лауреат бессильную риторику хрущевской оттепели. "Разгрузочные комиссии", созданные в ЦК КПСС и нагрянувшие в лагеря после смерти Сталина для освобождения сотен тысяч осужденных по 58-й статье, оказались, по образному выражению писателя, не более чем "аккуратным дворником, который идет по сталинским блевотинам и тщательно убирает их…"

Именно этим хрущевским комиссиям и стали подражать Комиссии по реабилитации жертв политрепрессий, созданные при М.Горбачеве и перенятые Б.Ельциным в РФ и чередой украинских президентов. Но зачем П.Порошенко идет этим ложным путем? Считаю необходимым изложить читателям собственный опыт попыток воспользоваться положениями закона Украины об открытии архивов спецслужб.

Я был одним из последних политзаключенных советской Украины. Арест в июне 1986 года, освобождение - в феврале 1987-го. Приговор - 3 года лагерей общего режима, вынесенный Киевским горсудом 19 ноября, - уже в декабре 1986-го отменил Верховный суд УССР. Новое следствие двигалось черепашьим темпом. Мое дело вела смешанная следственная группа (создана распоряжением прокурора Киева от 8.09.1986 г.), номинально возглавлявшаяся следователем по особо важным делам прокуратуры Киева В.Игнатьевым, а по существу - капитаном горуправления КГБ В.Дашко.

Одновременно с этими персонажами на сцене периодически появлялись помощник прокурора Киева (он же обвинитель на процессе) Л.Абраменко и (в виде подписей под постановлениями и ответами на мои жалобы) городской прокурор В.Гайдамак и его первый заместитель В.Калюжный. Иногда в допросной комнате объявлялся собственной персоной В.Мельник, начальник следственного отдела горпрокуратуры. Возникали - опять же в виде подписей под грозными резолюциями, - генералы КГБ М.Бандуристый и Л.Быхов. Все эти лица и ранее преследовали инакомыслящих. Расследование проводилось в рамках Уголовного дела № 50-1001.

Статья 187-1 УК УССР, которую мне вменяли, гласила: "Распространение заведомо ложных измышлений, порочащих советский государственный и общественный строй". Эпизодами обвинения служили: написание статьи о положении Церкви и христиан в СССР, огласка сведений о преследованиях верующих, о преследованиях украинских патриотов с помощью карательной психиатрии, черновик биографии подпольного епископа, изготовление и распространение ряда "антисоветских" текстов религиозного содержания. Эти деяния, по мнению органов, "фальсифицировали взаимоотношения советского государства и Православной Церкви (…) и изображали в негативном свете всю советскую действительность".

На допросах свидетелей работники КГБ объясняли сумму моих преступных деяний проще. Собирает-де информацию о недостатках советской власти для передачи на Запад ("клевеща" на характер религиозной политики в СССР), изготавливает клеветнические тексты, поддерживает антисоветские элементы от имени Фонда Солженицына, возглавляет Христианский союз Украины.

Выйдя на свободу, я узнал, что многие люди, попавшие в связи моим арестом в поле зрения КГБ, подверглись варварскому давлению, вплоть до их похищения и незаконного удерживания в течение нескольких дней, как это случилось с регентом Вознесенской церкви на Демиевке Надеждой Могилко…

…В оттепель возвращение политзаключенных стало серьезным социальным явлением. Наиболее одиозных преступников из органов арестовали и кое-кого расстреляли. С фигур сановных палачей впервые спала пелена величия и всемогущества. Перестройка же оказалась верхушечным явлением, предназначенным для жонглирования на внешнеполитической сцене, но почти ничего не менявшим в стране.

Освободившись, я решил, что должен потребовать к ответу фальсификаторов из органов. Написал письмо о незаконных методах КГБ и прокуратуры. По совету известной журналистки Ольги Чайковской, пытавшейся в условиях несвободы поднимать правозащитные темы, я адресовал письмо члену Политбюро и председателю Комитета партконтроля М.Соломенцеву. В результате в апреле 1987-го меня принял заместитель начальника административного отдела ЦК КПСС Александр Карбаинов (видимо, он курировал украинские КГБ и прокуратуру). Он заверил, что, если факты подтвердятся, "они" примут меры.

Летом в Киеве на платформе метро я вдруг увидел группу дородных, благоухающих ароматами коньяка и одеколона веселых товарищей в дорогих костюмах. Среди них я узнал Карбаинова, а также следователя из прокуратуры Киева (он был на одном из моих обысков). 28 августа меня пригласили в Киевский горком партии, где сообщили, что проведена проверка материалов следствия, факты не подтверждаются и нарушений закона не обнаружено.

Я долго не оставлял усилий добиться того или иного наказания хотя бы для своих преследователей (Игнатьева, Дашко и Абраменко). Постепенно, с развитием политических процессов перестройки, вдруг выяснилось, что их покрывают не только сверху, но у них есть сторонники среди "прогрессивной" интеллигенции. В частности, корреспондент "Литературной газеты" в Киеве (а потом и "Радио Свобода"!) С.Киселев. Он посвятил Игнатьеву газетную полосу в "ЛГ", представляя его демократом в прокуратуре, борющимся за раскрытие "темных пятен" в Быковне, расстрельном полигоне НКВД под Киевом. (Игнатьев же давно находился в обойме работников прокуратуры, обслуживавших щекотливые, преступные задания КГБ.)

Пытаясь распутать загадочную связь, я также обнаружил, что целый ряд свидетелей по моему делу, согласившихся дать лживые показания и затем никогда в этом не раскаивавшихся, продолжают контакты с органами. Меня не оставляли розовые надежды, что, отвечая на одно из многочисленных требований, которыми я засыпал киевские прокуратуру и КГБ, чиновники проговорятся и мне перепадут какие-то крохи фактов о деятельности стукачей.

Август 1991-го прервал мои усилия, жизнь наступала совсем другая. 4 июня 1997 года, ровно через 11 лет после ареста, я вновь оказался в прокуратуре Киева. Попав в комфортные кабинеты прокурорских чиновников с импортной техникой и бюстами "железного" Феликса, я обнаружил, что обитает в них полный букет гонителей украинских инакомыслящих.

В письме президенту Л.Кучме, направленном через несколько недель девятью бывшими политзаключенными советской Украины, перечислялись некоторые оборотни: "В органах СБУ и даже аппарата Верховной Рады работали и до сих пор работают лица, участвовавшие в фабрикации уголовных дел по политическим мотивам большой группы украинских правозащитников, которые боролись за независимость Украины".

Упомяну и о том, что Л.Абраменко, мой обвинитель на судебном процессе (как и многих других киевских политзаключенных), с конца 1990-х стал "ветераном" органов юстиции Украины и автором монографий о политических преследованиях в УССР!

А что же сегодня? В письме от 22 ноября 2015 г. на имя директора Отраслевого государственного архива СБУ (в дальнейшем - ОГА СБУ) И.Кулика я просил предоставить все касающиеся меня материалы из архивов бывшего КГБ (республиканского и городского). То есть просил дать доступ к моему делу, в том числе и к ДОУ - "делу оперативной разработки", в которое поступали доносы от сексотов и секретные распоряжения начальства.

Ответ пришел мгновенно. 27 ноября 2015 г. временно исполняющая обязанности начальника Архива Леся Коваленко сообщила (№24/5/П-109): "В Отраслевом государственном архиве СБУ и в Главном управлении СБУ г. Киева и Киевской области каких-либо документов нет". В это время в ОГА СБУ происходила смена руководства. Его возглавил Андрей Когут. Нашелся у нас с ним общий знакомый, через которого новоназначенный глава попросил вновь направить заявление, но уже на его имя.

4 апреля 2016 года пришел второй ответ (№ 24/5 - П-45), подписанный уже Когутом. Содержание было неизменным: "Какие-либо документы о Вас отсутствуют". Мне предлагали обратиться в Прокуратуру Киева и в Верховный суд Украины. Вырисовалась знакомая с советских времен карусель чиновничьих отписок.

Владимир Вьятрович, директор Украинского института национальной памяти, в частном письме (от 9.04.2016) сообщил мне (что, кстати, должны были сделать чиновники): "К сожалению, документов, которые касаются Вас, в архиве СБУ может не быть. Дело в том, что в начале 1990-х, в связи с ростом в Украине антикоммунистического движения, из Киева начали вывозить документы КГБ в Москву. А 16 июля 1990 года был издан спецприказ по линии КГБ о зачистке архивов. Уничтожали по большей части материалы, которые касались 1970–1980-х годов. Поэтому на сегодня в архиве осталось очень мало материалов о последних годах существования СССР".

В начале июня московский телеканал "Дождь" выпустил в эфир передачу о том, как замечательно открыто стал работать архив СБУ. Однако телеведущий все же оговорился, что ему не выдали, например, материалы на Э.Лимонова и С.Ротару. Он пояснял с экрана: "Накануне развала СССР актуальные тогда агентурные материалы, прежде всего личные дела информаторов, были уничтожены". Затем В.Бирчак, заместитель директора архива СБУ, столь же скупо обрисовал причины, по которым в момент крушения СССР те документы пропали: "Уничтожались самые ценные материалы для нас как государства Украины… В первую очередь уничтожались все агентурные материалы. Личные и рабочие дела агентуры". Что же это за перемены в работе архивов СБУ, если под видом загадочного уничтожения "агентурных" донесений закрывается тема о скандальном отсутствии материалов на диссидентов недавней эпохи?!

Я послал запрос в Верховный суд и в Генпрокуратуру Украины (далее - ГПУ). Отдельная история вышла с Киевской прокуратурой. Еще 11 апреля направил заявление о получении материалов КГБ, касающихся моего "дела" 1986 года. Ответа нет до сих пор. (После моего обращения на имя нового генпрокурора Ю.Луценко ГПУ попросила заместителя прокурора Киева А.Буряка разобраться и помочь, но он молчит.)

В "Архипелаге ГУЛАГ" есть глава, касающаяся всех нас, тех, кто ныне живет на просторах распавшейся красной империи. Она называется "После Сталина". Солженицын писал о надеждах "оттепели" и стремлении системы увести от ответственности своих опричников: "Переполох [в "органах"] быстро кончился. Нет, отвечать никому не придется… А пока гебисты, кто еще не дослужил до пенсии… пошли в писатели, в журналисты, в редакторы… в директоры предприятий. Сменив перчатки, они по-прежнему будут нас вести.

А в архивных управлениях пока, не торопясь, просматривают и уничтожают все лишние документы: расстрельные списки, материалы лагерных следствий, доносы стукачей, лишние данные о Практических Работниках и конвоирах". Писатель спрашивал: "Таково ли должно было быть окончание сталинских злодеяний?"

Не таким, конечно! Но при Горбачеве прощание с беззаконием проходило именно так, лукаво. Эстафету затем подхватили российские президенты, а также украинские. Произнося перед миром общие слова о необходимости демократии, продолжают жить советскими лицемерными идеалами и практиками.

Ссылка архивных работников СБУ на длинную руку Лубянки, якобы увезшей материалы на диссидентов 1970–1980-х гг. в Москву, неубедительна. Конечно, от людей В.Крючкова, возглавлявшего тогда КГБ СССР, можно было всего ожидать. Но зачем эти бумаги московским товарищам, когда рушилась империя? КГБ выгоднее было оставить материалы в Киеве. Пусть диссиденты разбираются с экс-номенклатурщиками и их обслугой, выращенной Кремлем!

В свое время известный украинский журналист, бывший политзэк Сергей Набока (1955–2003) рассказал мне, как сразу после августа 1991-го к нему обратился бывший его куратор из КГБ, насколько помнится, подполковник. Он был напуган происходящим и предложил пикантную услугу экс-подопечному. За то, что тот впоследствии не будет поднимать шум о его беззакониях, он отдаст личное дело. Сергей рассказал кое-какие детали, почерпнутые из полученных им материалов. И обещал ознакомить с ними в той части, которая касалась меня и моих московских приятелей. Его безвременный уход положил конец надеждам узнать больше.

В 2011-м в Интернете выложили видеоинтервью с Набокой. В нем он, в частности, сказал следующее:

- Можно так сказать, что я купил часть архива КГБ, касавшуюся меня, за достаточно большие в то время деньги… Это было уже после [19]91-го. Когда часть [сотрудников КГБ] тикала в Москву, часть шла в коммерческие предприятия и так далее, то мне продали часть архива КГБ, и я там много интересного для себя узнал. Что, скажем, до восьми людей на одного человека выходило: до восьми сексотов на одного… Кроме того, что они доносили каждый день - кто что говорит.

Сомнений у меня не осталось. Набока раздобыл оперативные материалы КГБ, касающиеся его диссидентской деятельности и деятельности ряда его друзей. Значит, не все дела, как утверждает нынешнее СБУ, отправили в Москву. Не резонно ли предположить, что в деятельности чиновников СБУ мы сталкиваемся со старой практикой КГБ: утаивать от общества правду о своей деятельности?

Странно, что в архиве спецслужб пропали дела самой актуальной - для живых еще диссидентов, да и для общества - эпохи: ближайшей к нынешнему времени. И пропали начисто, не осталось упоминаний, например, обо мне. Которого преследовал КГБ и арестовали по его представлению. В моем частном архиве хранятся документальные свидетельства этого, а в СБУ, оказывается, ничего нет!

"Обвинительное заключение по обвинению Проценко Павла Григорьевича в совершении преступления, предусмотренного ст. 187-1 УК УССР", утверждено 3 ноября 1986 г.: "Основанием к возбуждению уголовного дела послужили материалы о преступной деятельности Проценко П.Г., поступившие из Управления КГБ по гор. Киеву и Киевской области" (Л.1).

Между тем появляются другие подробности, опровергающие миф о якобы массовой пропаже материалов на диссидентов в архивах СБУ. В мае с.г. стало известно, что украинские журналисты, готовясь к интервью с психиатром и экс-политзаключенным Семеном Глузманом, получили доступ к его "старому делу в КГБ". Оно было заведено в начале 1970-х годов и, значит, в Москву увезено не было.

На своем опыте я убедился, что Закон № 2540 не работает. Отсутствие материалов, сфабрикованных КГБ, на основании которых диссидентов арестовывали, нельзя объяснить скупыми ремарками представителей СБУ. Необходимо узнать, кто внутри корпорации бывшего КГБ УССР утаил и продолжает утаивать материалы на бывших инакомыслящих.

После развала СССР у руля независимых республик встали воспитанники КПСС, комсомола и КГБ. Мягкая автократия в Украине в 1990–2000-е годы играла демократическими терминами, на деле не допуская общество к правде. Боюсь, что и после Революции достоинства началось жонглирование демократическими обещаниями при отсутствии реальных перемен. Признаком этого служит ложь и убогая политическая игра новых властей вокруг якобы исчезнувших дел украинских диссидентов.