ВОСПОМИНАНИЯ И РАЗМЫШЛЕНИЯ

Кажется, великому террористу Борису Савинкову принадлежит гениальный в своей простоте афоризм – «Если бунт не удался, это – действительно бунт. Если удался – это революция». Оттого в России московские события октября 1993-го официально именуются попыткой государственного переворота, а вот в Грузии тбилисские события ноября 2003-го принято называть «бархатной революцией». Все удачливые революционеры похожи друг на друга, и каждый бунтовщик-неудачник по-своему несчастлив.

Успешная операция по свержению режима Эдуарда Шеварднадзе, безусловно, не оставила равнодушными в Украине в первую очередь борцов с режимом Леонида Кучмы. Для бывших членов Форума национального спасения и экс-участников движения «Украина без Кучмы» победа грузинских собратьев по оружию стала лишним поводом для очередного разбора неудавшихся политических полетов.

Насколько корректно сравнивать Тбилиси-2003 и Киев-2001? Согласитесь, некоторые аналогии напрашиваются, но отождествлять недавнюю «грузинскую революцию» и подзабытый «украинский бунт» было бы наивно.

Один из самых заядлых антикучмистов Тарас Стецькив полушутя-полусерьезно заметил: для того, чтобы победить, нашим оппозиционерам следует изменить рацион и среду обитания. То есть отказаться от сала с горилкой в пользу мяса с вином и перебраться в горы. (Кстати, может быть поэтому Виктора Ющенко так неотвратимо тянет на Говерлу?) Разница в ментальности между горцами и равнинными жителями очевидна. Очевидно и то, что это обстоятельство отчасти предопределило решительность грузинских оппозиционеров и нерешительность оппозиционеров украинских. Однако наличие одного боевого духа еще не гарантирует победы. Известный боксер-тяжеловес Олег Маскаев не так давно признался журналистам, что старается компенсировать пробелы в технике за счет волевого настроя, но удается это не всегда: «Дыры в обороне характером не заткнешь…» И совсем скверно, когда у бойца проблемы и с техникой, и с характером, с тактической выучкой…

Поводы и причины

Будем откровенны: грузинская оппозиция получила идеальный повод для массированной атаки на власть. То, что итоги парламентских выборов сфальсифицировали (это, кстати, позже признает и сам Шеварднадзе), выглядело абсолютно очевидным. Не зацепиться за такой повод было бы просто грешно. Тем более что у противников президента имелись объективные основания надеяться на успех. Согласно результатам альтернативного подсчета голосов, «Национальное движение» во главе с Михаилом Саакашвили поддержали (по разным сведениям) от 18 до 22% населения, Лейбористскую партию (ведомую Шалвой Нателашвили) – от 13 до 15%, блок «Бурджанадзе-Демократы» – от 9 до 14%. В соответствии с теми же данными, провластные силы сильно уступали своим противникам в популярности: так, признанный победителем блок «За новую Грузию» (официальный показатель – 21,3%) в действительности заручился голосами 8—13% сторонников.

Избирательная кампания предоставила грузинской оппозиции дополнительную возможность не только для агитационной, но и для организационной работы. Есть основания считать, что борцы с Шеварднадзе были готовы к подтасовке результатов выборов: быстрота реакции Саакашвили, Бурджанадзе, Жвании со товарищи, скорость, с которой они развернули полномасштабные боевые действия, — лишнее тому свидетельство. Активная поддержка оппозиции в целом ряде регионов служит доказательством того, что противники власти неплохо использовали имевшиеся в их распоряжении время и деньги.

У активистов «Грузии без Шеварднадзе» были не только поводы, но и причины для активизации действий. Следующие президентские выборы в Грузии должны были состояться менее чем через полтора года, парламентской кампании отводилась роль прелюдии. Победа провластного блока «За новую Грузию» и «Союза демократического возрождения» во главе с лидером Аджарии Асланом Абашидзе делала шансы оппозиции на успех в апреле 2005-го весьма призрачными. И потому у бывшего спикера Бурджанадзе и бывшего министра юстиции Саакашвили оставался только один выход – забыть о внутренних (и, кстати, весьма существенных) противоречиях и сосредоточиться на борьбе с общим врагом. Благо, оппозиция находилась на пике популярности, а население – на пике социальной активности.

В истории с неудавшейся украинской «бархатной революцией» все обстояло несколько иначе. До ближайших парламентских выборов было больше двух лет, до президентских – без малого четыре года. После гонки-99 оппозиция находилась в состоянии стагнации, общество – в состоянии апатии. Рейтинг власти был невысок, но и популярность ее антипода оставляла желать много лучшего. «Информационным поводом», способным встряхнуть борцов с режимом и всколыхнуть народ, мог стать «кассетный скандал». Мог, но не стал.

Отчасти в этом виноваты сами украинские оппозиционеры, которые (в отличие от своих грузинских коллег) весьма халатно относились к информационному и PR-сопровождению своих акций. И столь же «слабо» поработала с регионами. Как бы цинично это ни прозвучало, но рядовые жители Луганска или Житомира (которых достаточно вяло пытались сподвигнуть на борьбу с режимом скверно подготовленные агитаторы) не видели необходимости мерзнуть в палатках «из-за пропажи какого-то грузина».

Нелюбовь к власти – еще не повод воевать с ней. Разозлить наш народ оказалось сложнее, чем грузинский. И не только в силу ментальности. Трудно утверждать, что Украина живет хорошо. Но еще труднее сказать, что она живет хуже Грузии – на сегодняшний день внешний долг Грузии составляет 2 миллиарда долларов США — это 60% от внутреннего валового продукта государства. Фактически республика являлась страной-банкротом. У ее жителей были более чем веские основания не любить свою власть. Выборы стали поводом для выражения недоверия к ней. Подтасовка их результатов – поводом для превращения неприязни к власти в ненависть. Украинская оппозиция подобного повода была лишена.

Планы и действия

Грузинская акция отличалась стремительностью. 3 ноября были оглашены итоги выборов – 8-го оппозиция собрала 20-тысячный митинг в Тбилиси – 22-го захвачен парламент – 23-го Шеварднадзе заявил о своей отставке. В тбилисской операции не было простоев, давление на власть не снижалось, а, наоборот, – неуклонно и планомерно повышалось. Оппозиция была не просто готова к резким шагам власти, в каком-то смысле она была в них заинтересована. Фальсификация итогов голосования, применение грязных технологий против лидеров антивластного движения, а затем и возбуждение уголовных дел против них, наконец, обещания ввести чрезвычайное положение – все это лишь распаляло и без того разогретый протестный электорат. Оппоненты Шеварднадзе не смогли найти общего языка накануне выборов, но между ними была договоренность о единстве действий в случае наступления «форс-мажорных» времен. Вдобавок ко всему возникновение оппозиционного альянса было объективно предопределено – каждый из вождей грузинского сопротивления рисковал не только карьерой, но также безопасностью и свободой. А потому они готовились к акции, планировали ее, фактически создали выгодную для себя политическую ситуацию.

Украинские же оппозиционеры лишь пытались использовать подвернувшуюся возможность. Можно сколько угодно прогнозировать, что в действительности случилось с Георгием Гонгадзе и кто был реальным организатором «кассетного скандала». Но не поддается сомнению то обстоятельство, что последнего не стоит искать в числе активных участников «Украины без Кучмы». Иначе акция по свержению режима Кучмы не была бы столь бездарно организованной. Создавалось впечатление, что отечественная оппозиция безуспешно пыталась использовать внезапно подвернувшийся удобный случай сместить Президента.

Судите сами. Георгий Гонгадзе исчез в сентябре 2000-го. «Таращанское тело» было обнаружено в середине ноября. «Пленки Мельниченко» были преданы огласке в конце того же месяца. Начало активных действий оппозиции датируется декабрем. Форум национального спасения появился только в феврале. Январь оппозиция откровенно провалила. А в марте, после бойни у стен Банковой, она взяла паузу, из которой так и не смогла выйти… События слишком «разорваны», чтобы считать их элементами четко выстроенного плана. Лидеры оппозиции не подгоняли эти события, а плелись вслед за ними, всякий раз тратя время на переосмысление и рекогносцировку. Их нерешительность объяснялась растерянностью, а растерянность – неосведомленностью.

Выскажу несколько крамольную мысль – революция в Грузии оказалась бескровной во многом потому, что оппозиция не боялась крови. И потому, что ее боялась власть. У нас, кажется, все было наоборот. Лидеры ФНС, кажется, не вполне понимали, что происходит. И потому выступали за жесткое противостояние власти, но старательно избегали жестокого противостояния. Наверное, страна должна быть благодарна им за гуманность. И, наверное, вправе осуждать их за нерешительность.

И грузинская оппозиция, и украинская требовали отставки президентов и на словах выражали готовность идти до конца. Но при этом грузинские оппозиционеры, судя по всему, действительно были готовы идти на все и даже не допускали мысли, что Шеви не уйдет. А украинские оппозиционеры не знали, где этот конец. И на своих многочисленных заседаниях и совещаниях многократно задавали друг другу и сами себе один и тот же вопрос: «А что делать, если Кучма не уйдет сам?» Михаил Саакашвили требовал от своих сторонников захвата местных органов власти, наши – призывали руководителей местных ячеек по возможности избегать острых конфликтов с местным начальством и правоохранительными органами.

Инициатива постоянно была на стороне украинской власти, потому что противники режима добровольно отдавали ее Банковой. Важнейшие решения вождями «УБК» зачастую принимались спонтанно, на ходу, после долгого выяснения отношений. (К примеру, масса драгоценного времени ушла на споры о названии организации, позже ставшей известной под «вывеской» Форум национального спасения). Многочисленные, неоправданные паузы (оппозиция деликатно называла сие «режимом ожидания») позволяли власти собраться с мыслями и с силами.

Отечественная оппозиция не знала ответов на два важных вопроса – «Что делать, если Кучма не уйдет сам?» и «Что делать, если столкновение с властью все же произойдет?» И не смогла их найти. После событий 9 марта украинская революция закончилась, так и не начавшись. В случае, если бы противники режима имели четкий, продуманный план действий, этого бы не произошло.

Лидеры

В словах и поступках вождей оппозиции Грузии ощущалась готовность идти на любые внутренние компромиссы ради достижения общей цели. А оттого (при всей разношерстности антивластного движения) населением оно воспринималось как единое целое. Стороннему наблюдателю, не посвященному в таинства грузинской политической кухни и знакомому с деталями «бархатной революции» лишь благодаря теленовостям, и в голову бы не пришло, что Саакашвили и Бурджанадзе не переносят друг друга на дух.

В глазах народа оба они были лидерами, полноценными и полноправными. Все поставившими на карту и готовыми взять на себя ответственность за все. Их популярность была неоспоримым фактором. И то обстоятельство, что они шли впереди колонн в самые критические моменты, снижало риск применения силы – милиция и войска могли побояться стрелять в будущую власть. Дополнительным козырем оппозиции стало то обстоятельство, что (по данным российской прессы) потенциальные каратели на недавних выборах отдали свои голоса за потенциальных жертв. Армия в массе своей поддержала лейбористов Нателашвили, а представители МВД и внутренних войск – движение Саакашвили.

В отношениях между лидерами украинской оппозиции сквозили заметные всякому постороннему глазу настороженность, недоверие, а иногда и вражда. Оппозиция не выглядела полноценной, единой. Коммунисты, имевшие серьезное влияние на значительную часть протестного электората, проигнорировали «Украину без Кучмы», действовали обособленно, не слишком активно. И при этом не забывали критиковать не только власть, но и многих лидеров Форума национального спасения.

НРУ и ПРП поддержали акции протеста, скажем так, избирательно. Одни лезли на баррикады, другие почти демонстративно дистанцировались от «улицы». Едва ли способствовало общему успеху и то, что часть оппозиции, объединившейся под знаменами «УБК», не только требовала свержения Кучмы, но и агитировала за Ющенко.

Того самого Ющенко, который многими рассматривался в качестве потенциального лидера антипрезидентского движения, но вместо этого вольно или невольно поддержал власть, поставив свой автограф под печально известным «письмом трех». И хотя сегодня Виктор Андреевич утверждает, что он подписывал другой документ, тогда его «виза» под заявлением (где между понятиями «фашизм» и «оппозиция», по сути, был поставлен знак равенства) во многом предопределила печальный исход антикучмовской кампании.

Оппозиция, по сути, не имела ярко выраженного, харизматичного, признанного, авторитетного, популярного лидера. С некоторой натяжкой таковым мог считаться Мороз. Но над ним высился «нимб» едва ли не самого большого неудачника последней президентской кампании, с ним были связаны едва ли не самые большие разочарования протестного электората. С такой же натяжкой можно было предположить, что роль вождя могла оказаться по плечу Юлии Тимошенко, но ее в самый неподходящий момент «спровадили» на лукьяновские нары. Имел некоторый шанс Ющенко, но посчитал, что теряет больше, чем находит. В силу понятных причин не захотел стать солистом антикучмовского хора Петр Симоненко. Поступил по-своему разумно, потому что в силу понятных причин не смог бы им стать. Лидера у оппозиции не было, потому что тогда его и быть не могло. Был случай, но не было необходимого повода и достаточной причины, чтобы оппозиция обрела цельность, а ведущие политические игроки – мотивацию. Те, кто был решителен, не имел достаточного авторитета. Те, кто имел авторитет, не были достаточно решительны.

Имела место и еще одна деталь. Нам не избежать очередного упоминания о ментальности: лидеры грузинской оппозиции (в первую очередь Саакашвили) жаждали власти. Действующие и потенциальные лидеры украинской оппозиции в 2000—2001 гг. лишь желали власти. Леонид Кучма жаждал власти всегда, и во времена «УБК» он жаждал ее сохранить. Разница в подходах очевидна.

Президенты

Истинные мотивы, которыми руководствовался Шеварднадзе, уходя в отставку, неизвестны. Но, скорее всего, он подозревал, что не сможет полностью контролировать ситуацию. Следовательно, не исключал силового развития событий, не исключал проигрыша и прекрасно понимал, что с ним будет, если оппозиция победит. Человек, счастливо переживший реальное покушение, острее ощущает степень грозящей ему опасности и больше ценит свою жизнь. Кучма же понимал: при самом худшем для него развитии событий он отделается всего лишь безобидной отставкой. Шеви прекрасно знал своих оппонентов, а потому имел основания бояться. Кучма знал своих оппонентов не хуже, а потому имел основания опасаться.

Кучма контролировал и местную власть, и силовиков, Шеварднадзе – контролировал и тех, и других гораздо в меньшей степени. И в силу гораздо большей децентрализации власти в Грузии, и по причине того, что к Шеварднадзе потихоньку относились как человеку, который уже уходит, – президентские выборы были не за горами. А Кучма только-только выиграл выборы, его властная система казалась могучей, незыблемой. Был период, когда Кучма был действительно слаб. Но в эту слабость не могли, отказывались поверить региональные и силовые начальники, включая тех, кто потенциально был готов изменить главковерху. Более того, подавляющее большинство оппозиционеров не могли поверить в то, что взять власть – в общем-то вполне реально. Страх перед системой оказался настолько велик, что борцы с режимом (по большому счету) не смогли его преодолеть. Шеварднадзе-2003 «сдали» многие из тех, на кого он рассчитывал. Предположить подобное в отношении Кучмы-2001 весьма сложно.

И еще одна деталь. Помимо переживаний за собственную судьбу Шеварднадзе вполне мог переживать и за судьбу страны – что такое гражданская война, он знал не понаслышке. Как опытный, битый политик, он мог не только предположить возможность кровопролития, но и сделать все, чтобы его избежать. Осмелюсь предположить, что Кучма об этом не думал вообще.

Россия и США

Шеварднадзе в какой-то мере рассчитывал на помощь Москвы. Но его отношения с Путиным складывались куда хуже, чем отношения Владимира Владимировича и Леонида Даниловича. Российский президент безоговорочно поддержал своего украинского коллегу и стал едва ли не единственным (из числа сильных мира сего), кто это сделал в самый сложный для нашего гаранта момент. Поддержка, оказанная Путиным Кучме, выражалась в добром слове, но абсолютно нельзя исключать, что в случае необходимости монарх всея Руси оказал бы помощь куда более весомую. У хозяина Кремля был прямой резон поддерживать своего украинского визави и не было абсолютно никакого резона каким бы то ни было способом поддерживать кого бы то ни было из оппозиции.

Путину было только на руку сложное положение, в котором оказался Кучма. но он ни в коем случае не хотел даже косвенно способствовать победе оппозиции. У Кремля был смысл открыто поддержать Банковую, и эта поддержка во многом охладила пыл Запада. У которого и без того были веские причины не слишком торопиться с оказанием прямой, ощутимой, предметной помощи украинской оппозиции. Решительность Москвы и нерешительность украинской оппозиции, неразбериха в ее стане, отсутствие лидера во многом отпугнули Запад, теоретически предрасположенный к оказанию ей не только моральной, но и организационной, методологической, финансовой помощи.

С Шеварднадзе и грузинской оппозицией – другая история. Анализ прессы позволяет предположить, что Запад считал Эдуарда Амвросьевича недостаточно прозападным, а Россия – недостаточно пророссийским. В его замене в одинаковой мере могли быть заинтересованы как Кремль, так и Белый дом. Просто Москву более устроил бы, скажем, Аслан Абашидзе, а, к примеру, Вашингтон – Нино Бурджанадзе.

США присматривались к Грузии (в последнее время сделавшей несколько серьезных шагов навстречу Западу), а потому имели определенные виды на парламентские выборы. Выборы были хорошим поводом для «плотной работы» с грузинской оппозицией. Угроза победы сторонников Абашидзе в ходе избирательной кампании и риск увидеть лидера Аджарии новым президентом Грузии – достаточная причина для проведения подобной работы. Наличие популярных, раскрученных, решительных лидеров оппозиции рассматривалось как относительная гарантия будущего успеха.

Соединенные Штаты боялись «потерять» Грузию в самый неподходящий момент. Россия чувствовала, что ее «теряет» в любом случае. И потому торопилась найти общие точки соприкосновения с оппозицией. С легким сердцем «сдала» не слишком близкого ей Шеварднадзе и с тяжелым сердцем пошла на контакт с бесконечно далеким от нее Саакашвили.

Украина образца 2000—2001 годов больших опасений не внушала. Рискну предположить, что и Вашингтон, и Москва были уверены, что при реализации любого сценария они смогут найти общий язык с любой властью. Рискну предположить и то, что и Кремль, и Белый дом не слишком верили в успех операции «Смена декораций». Подозреваю, что у них были на то причины.

Не думаю, что в Грузии есть основания радоваться победе «революции»-2003. Не думаю, что в Украине есть повод в очередной раз сокрушаться по поводу провала «бунта»-2001. Но думаю, что у всех, кто не разучился думать, есть очередной повод задуматься.