СМЕРТЬ МОНАХИНИ

В день похорон принцессы Дианы стало известно о смерти матери Терезы, самой замечательной монахини ХХ столетия, сумевшей доказать, что церковь способна быть не только иерархической структурой, веками выстраивавшейся как последнее прибежище честолюбцев, но и миссией сострадания и любви к ближнему. Крупнейшие телекомпании мира вели прямую трансляцию из Лондона, а в выпусках новостей сообщали новость из Калькутты. Конечно, нелепая смерть молодой блестящей принцессы затмила тихий уход 87-летней старухи, прожившей свою жизнь не под прицелами фотокамер, а в тягостной тишине больниц, лепрозориев и приютов для бедных... Но, если вдуматься, многочисленные поклонники Дианы, говоря об удивительных чертах ее личности, сделавшей притягательную английскую аристократку одним из символов нашего времени, тоже, как правило, останавливались не на ссорах с Чарльзом, не на нервном истощении и запутанных романах, а на сострадании, неизменно проявляемом принцессой к тем, кто, как правило, не должен - по нашему мнению - интересовать аристократию: больным СПИДом, жертвам мин-ловушек, сиротам... Однако сострадание - почти синоним благородства. В прошлой России никто не удивлялся работе великих княжон медсестрами в военных госпиталях. В новом Советском Союзе сострадание стало частью коллективного обязательства, чем-то навязываемым извне и уже оттого анахроничным. В обществе строителей нового мира сострадание к слабому было чем-то неприличным, а больных и увечных заботливо упрятывали в госпитали подальше от глаз людских - не так ли поступили с тысячами героев второй мировой?

Именно поэтому о матери Терезе я впервые прочел не в советской прессе - здесь присуждение ей Нобелевской премии мира было встречено с равнодушием, граничащим с раздражением, - какая-то там монахиня... - а из журнала «Индия», бывшего одним из дозволенных источников другой информации. Индусы гордились своей соотечественницей, гордились всегда, потому что понимали: она выбрала себе родину не из-за экзотики, не из-за жажды новых впечатлений - то, что многих европейцев обычно привлекает в Индии, - а потому, что для нее это была родина бедных, больных и увечных.

Собственно, никакой особой экзотики для матери Терезы в Индии быть и не могло. Родившаяся в начале века в Скопье, нынешней столице Македонии, она привыкла к крутым балканским улочкам, суете старой чаршии, раскаленному небу над мелким Вардаром... Индия была бы для нее, вероятно, еще одной южной страной - не более того. Но албанская девочка поразилась не фотографиям храмов и красотам пейзажей, а миссионерским письмам, в которых рассказывалось о кошмаре жизни обычных людей в далекой стране. Это и стало ее Индией. Она приплыла в Калькутту, когда ей было 19, юной миниатюрной девочкой, только что изучившей английский в монастыре и еще не избавившейся от албанского акцента, и ушла из душного перенаселенного города, когда ей только исполнилось 87. Она прожила жизнь, как житие - так в наше время уже мало кто сможет, - 68 лет среди болезней, грязи, нищеты, в трущобах Калькутты и не только Калькутты - со временем она стала открывать свои миссии в других бедняцких кварталах, в других странах... Она открыла первый церковный приют для больных СПИДом и она одной из первых начала помогать жертвам армянского землетрясения. Она лечила больных проказой в Индии, Африке, и Латинской Америке... Она никого не приглашала быть рядом: число женщин в белом сари с голубой каймой постоянно увеличивалось еще и благодаря удивительной уверенности в правильности проживаемой жизни, которой отличалась эта маленькая женщина. Между тем жить по ее правилам всегда было чрезвычайно трудно. Она смогла, однако, не отступая от своих правил, создать целую структуру сострадания, если можно так выразиться, - орден милосердия. И этот орден останется после нее.

Ей приходилось заниматься делами обыденными и в общем-то негероическими. Она открывала школы в трущобах и медпункты при железнодорожных станциях - обычное дело с точки зрения Запада, да и с нашей точки зрения - возможен ли вокзал без медпункта? Но для многих людей в Индии и других странах «третьего мира» бесплатная медицинская помощь на этих медпунктах оказывалась нередко единственным спасением...

Когда ей присуждали Нобелевскую премию мира, многие были шокированы. Как можно было поставить на одну доску монахиню из калькуттских трущоб и выдающихся политиков, проводивших исторические переговоры? Как можно было сравнить ее скромную деятельность с противостоянием тоталитарной системе или борьбой за национальное освобождение? А между тем, возможно, это и был первый шаг к человеческому пониманию мира как некоего важного в душе личности. После реформы русского языка это трудно даже воспроизвести графически, но в общем ясно: то, что в заголовке толстовского романа было все-таки «міром», а не «миром»... Мать Тереза никогда не пыталась изобразить из себя великого политика или магистра сострадания. Даже в своей нобелевской лекции, когда о ней узнали миллионы людей, она говорила простые, но подзабытые вещи. Она рассказывала о родителях, брошенных своими детьми, и о бедных на улицах городов «третьего мира» и мегаполисов Запада. «Как можете вы любить Господа, которого вы не видите, если вы не любите соседа, рядом с которым живете?» - спрашивала монахиня у своих слушателей в вечерних туалетах. «Победить несчастье человека, который не просто голоден, но еще чувствует себя нелюбимым, изгнанным из общества, незащищенным, гораздо труднее», - пыталась объяснить она людям индустриального общества, говоря о своей борьбе с голодом.

Собственно, дело не в простых словах, а в простой жизни. В подборках фотоснимков Дианы, опубликованных в дни прощания с ней, нетрудно было заметить фотографию встречи высокой принцессы и маленькой монахини. Люди, даже декларировавшие добро, старались получить благословения у той, кто это добро воплощала, не кичась этим, не давая интервью, не стремясь к славе и религиозному преклонению. Теперь маленькая монахиня тихо ушла в тени высокой принцессы. Ватикан, наверное, когда-нибудь объявит ее святой: будет торжественная церемония, на площади святого Петра соберется множество женщин в белых сари с голубой каймой...

А в это время в каком-нибудь провинциальном балканском или индийском городе родится девочка, готовая посвятить свою жизнь чужому горю. Чудеса возможны, если любишь...