ПОДСЧЕТ И КОНТРОЛЬ

В том, что судьбу нового избирательного закона будут решать 13-го числа сего месяца, есть некоторая иррациональная логика. Законопроект, устанавливающий новые правила игры в парламентские выборы, с полным правом может претендовать на звание одного из самых невезучих. Очевидно, исстрадавшиеся народные избранники решили выбить клин клином. Жаль только, что по регламенту днем депутатского волеизъявления определен четверг, а не понедельник, — тогда, наверное, шансов стать законом у проекта было бы побольше.

Вкратце напомним предысторию. В январе этого года парламент на удивление дружно (254 голосами «за») проголосовал за пропорциональную избирательную модель. Новый закон, инициаторами которого были коммунисты Георгий Пономаренко и Анатолий Пейгалайнен, призван был ликвидировать одномандатные округа как класс. Данное решение вызвало искреннее изумление общественности и не менее искреннее негодование гаранта. Леонид Данилович, неоднократно признававшийся в своих симпатиях к «мажоритарке», даже «смешанный» закон в свое время завизировал после долгих и тяжких раздумий. О чем впоследствии (как утверждает целый ряд свидетелей) жалел.

По словам околопрезидентских былинников, в 1997-м наступить на горло собственной песне Президента вынудили обстоятельства. Отягощенный солидным опытом борьбы за выживание, Кучма прекрасно осознавал, насколько полезно иметь под рукой коллективного козла отпущения. Мажоритарная избирательная система позволяла содержать сразу два политических громоотвода — Верховную Раду и Кабинет министров. Неструктурированному парламенту было легче навязывать свою волю, разобщенных депутатов было проще сталкивать лбами. Кроме того, появление в законодательном собрании реальных центров влияния — фракций, «подпертых» партийными структурами и финансово-промышленными группами, могло подорвать абсолютный контроль Президента над центральным органом исполнительной власти. Смешанный закон не просто позволял партиям (и тем, кто за ними стоял) стать субъектами избирательного процесса, он превращал их в реальных политических игроков. У которых появлялась возможность участвовать в формировании правительства и влиять на характер принимаемых Кабмином стратегических решений, прежде всего экономических.

Бывший премьер Кучма не единожды публично возмущался тем, что Кабинету отведена роль «козачка у двох панів». В действительности подобное положение вещей было Президенту только на руку. Издержки конституционного процесса позволяли ему контролировать практически всю власть в государстве, но при этом ни за что не отвечать. Согласно духу и букве нового Основного Закона, глава государства уже не был главой исполнительной власти, но при этом Конституция предусматривала ответственность Кабмина перед Президентом. Следовательно, высшее должностное лицо государства всегда могло организовать публичную порку любому из членов Кабинета (включая премьера) и всему правительству в целом. В то же время ни одна из ошибок исполнительной власти не ложилась пятном на репутацию верховного арбитра нации. Кроме того Конституция закрепляла за Президентом право назначать премьера и весь персональный состав правительства. Но при этом предусматривалось, что кандидатуру главы Кабинета должен благословить депутатский корпус, а составление списка вице-премьеров и министров вменялось в обязанность премьера. На самом деле все члены Кабинета практически всегда расставлялись лично Леонидом Даниловичем. Зато Президент мог возложить вину за любой проступок любого министра лично на премьера. А ответственность за деятельность премьера — на высший законодательный орган: мол, за него депутаты голосовали, а не я. Разумно разделив ответственность, Кучма мог властвовать всласть. Санкционировав участие партий в парламентских выборах, Президент собственноручно выламывал кирпичик из фундамента, на котором зиждилось его правление.

Так что словосочетание «партийные списки» у Леонида Кучмы (для которого абсолютная власть была и остается единственной целью) вызывало приступы праведного гнева. Но четыре года назад Александр Мороз был еще весьма популярен и весьма влиятелен, а Павел Лазаренко еще весьма влиятелен и весьма состоятелен. А до начала новой президентской кампании оставалось всего ничего. Верховный арбитр нации остро нуждался в опоре. Опорой должны были послужить олигархи, нуждавшиеся в создании лоббистских парламентских групп. Тогда подобная цена за будущую предвыборную поддержку не показалась Президенту непомерной и он скрепя сердце поставил царственный автограф на «смешанном» законе.

На решение Леонида Кучмы повлияли и другие обстоятельства. Верный оруженосец Президента (и по совместительству премьер) Валерий Пустовойтенко божился, что едва ли не половину депутатского корпуса сформируют «списочники» НДП. Вдобавок к этому в окружении Леонида Даниловича обнаружились люди, которые рискнули с цифрами в руках убедить ясновельможного босса, что смешанная система для него гораздо более выгодна, нежели мажоритарная. Доподлинно известно, что в качестве аргумента они приводили итоги предыдущей парламентской кампании. Согласно одной из аналитических справок, в 1994 году левые (включая тех, кто не пробился в Раду) заручились поддержкой только 18% избирателей. Если бы выборы проходили по пропорциональной схеме, заявляли придворные политехнологи, то именно таким оказался бы совокупный электоральный урожай приверженцев ленинских идей. Но благодаря издержкам мажоритарной модели, левые получили почти 36% от общего количества мандатов, т.е. в два раза больше.

Пиарщики с Банковой предупреждали своего шефа о росте протестных настроений и брались утверждать, что рейтинг левых в 1997 году достиг уровня 24—26%, а значит при сохранении мажоритарного избирательного закона левые могут рассчитывать на половину парламентских мест.

Целый ряд околопрезидентских политтехнологов рекомендовали Леониду Даниловичу соглашаться на смешанный закон и активно «раскручивать» четыре пропрезидентских блока — «Новую Украину» (которую рассчитывали создать на базе НДП), «Слон» (сформированный вокруг МБР и призванный «перетащить» на свою сторону значительную часть протестного нелевого электората), «Трудовую Украину» (способную, по мнению авторов этой идеи, только благодаря своему брэндовому названию поломать игру левым) и «Национальный фронт» (куда предполагалось «загнать» все национал-патриотические организации кроме политически самодостаточного Руха). В соответствии с предоставленными Президенту расчетами, при масштабном и грамотном использовании админресурса четыре названных блока вкупе с Рухом должны набрать 63—65% «списочных» голосов. При условии, что власть столь же активно «поработает» в одномандатных округах, Президент вполне мог получить к весне 1998-го «свое» парламентское большинство.

Едва ли Леонид Кучма безоговорочно поверил обещаниям Пустовойтенко и оптимистическим прогнозам части своих политических «математиков». Но зерно было брошено в благодатную почву: человек, испытывающий острую потребность контролировать все, что шевелится, не мог устоять перед искушением поставить под свой контроль Верховную Раду.

Итоги выборов не могли не разочаровать Леонида Даниловича. Вытаскиваемая за «уши» НДП сподобилась получить на один мандат больше, чем старательно «прибиваемая» «Громада» — одного этого обстоятельства было достаточно, дабы усилить неприязнь Президента к партиям и углубить недоверие к политическим технологиям.

Кажется, именно тогда Леонид Кучма не только убедился в том, что избирательный закон следует менять, но и осознал, что именно следует менять — принцип формирования избирательных комиссий. Контроль Банковой над ЦИКом позволил в 1998-м несколько выправить положение, но этого оказалось мало для того, чтобы не пустить в парламент Павла Лазаренко и существенно изменить показатели блока Александра Мороза. Местные избирательные комиссии были, по сути, отданы на откуп местным Советам, влиять на которые Киеву оказалось гораздо сложнее, чем на местные администрации. Именно последние вполне устроили бы Леонида Даниловича в качестве организаторов и контролеров парламентской кампании. Но подобная модернизация не устраивала всех остальных. Даже олигархи, прекрасно знающие, как легко впасть в немилость к всенародно избранному и какими тяжелыми могут оказаться последствия опалы, были заинтересованы в относительной демократичности избирательных правил.

Существует несколько версий по поводу того, отчего депутаты с таким упорством пытаются отстоять пропорциональный закон. Напомним, что принятый 18 января 2001 года «антимажоритарный» закон прожил всего месяц —20 февраля последовало президентское вето. Еще через месяц, 21 марта Рада приняла очередной, формально новый закон (в нем были учтены 23 из 38 поправок, предложенных Леонидом Кучмой), однако в основе его лежала все та же пропорциональная схема. Причем проголосовали за него уже 284 народных избранника. Глава государства отверг и это документ. 17 мая парламентом была предпринята попытка преодолеть вето, но она окончилась неудачей. Тем не менее депутаты по-прежнему категорически игнорировали схему «пятьдесят на пятьдесят», на которой настаивал Леонид Кучма. Летом законодательный орган в очередной раз продемонстрировал свою неуступчивость: был принят новый вариант закона — смешанный, согласно которому 335 предполагалось избрать по спискам и лишь 115 — по одномандатным округам. С одной стороны, это было шагом назад, с другой — голосование зафиксировало, что число противников прежнего закона не уменьшается: новую версию поддержали уже 289 парламентариев.

Президента, который отказался подписывать и этот закон, не могло не насторожить неприлично большое количество законодателей, несогласных с его точкой зрения. Еще каких-нибудь 11 мандатов, и вето может не устоять…

Мало кто может внятно объяснить, откуда в высшем законодательном органе взялось столько приверженцев пропорциональной модели. Можно понять коммунистов — им она сулит серьезные политические барыши. «Жесткая пропорционалка» с 4% «порогом» позволяет им увеличить свою фракцию. Но чем руководствуются остальные? Ведь сегодня для любой партии, кроме КПУ, даже преодоление «барьера» выглядит достаточно серьезной задачей. Тем не менее против старого закона выступают оппозиционеры и олигархи, «большевики» и «меньшевики», левые и правые. Многие, вполне возможно, искренно верят в то, что партийная схема позволит им сформировать полновесные фракции. Но уверенным в этом не может быть никто.

Существует версия, которая объясняет если не все, то многое. Суть ее в следующем: упорное проталкивание пропорционального закона — игра на нервах. Даже самые ярые поклонники партийных выборов прекрасно понимают: Президент никогда не согласится на пропорциональную модель — с него хватит печального опыта прошлых парламентских выборов, и будь его воля — он бы с радостью вернулся к «мажоритарке». Но представители различных политических сил упорно подсовывают ее Кучме в надежде на своеобразный политический «бартер»: парламент возвращается к прежней схеме, а Президент отказывается от идеи поставить избирательные комиссии под фактический контроль местных администраций — именно этого больше всего боятся и коммунисты, и объединенные социал-демократы, не говоря уже об Александре Морозе или Юлии Тимошенко. Сегодня все, кроме Президента, заинтересованы в том, чтобы окружные и участковые избирательные комиссии формировались в соответствии с рекомендациями субъектов избирательного процесса — прежде всего политических партий.

Но даже если компромисс будет достигнут, то выиграют от него далеко не все. Открываем законопроект, который по словам представителей комитета по вопросам партийного строительства (ответственного за подготовку нового избирательного закона) будет служить отправной точкой в дальнейших спорах о судьбе документа. 1 пункт статьи 20-я гласит: «Окружная комиссия создается Центральной избирательной комиссией в количестве 8 человек по представлению центральных руководящих органов партий (блоков), которые получили четыре и более процента голосов избирателей, принявших участие в голосовании на предыдущих выборах народных депутатов. 2 пункт устанавливает, что предложения, поступившие от партий и блоков, указанных в пункте 1, должны быть обязательно учтены. И, наконец, пункт 3 указывает, что «партии (блоки), кандидаты в депутаты от которых зарегистрированы в многомандатном округе, имеют право подать в ЦИК список лиц от партии (блока)… для включения их в состав конкретных окружных избирательных комиссий»!

Теперь давайте считать. На прошлых выборах 4% «барьер» преодолели семь партий и один блок. Пожелания этих восьми объединений (в том случае, если они принимают участие в выборах) обязательно учитываются ЦИК. Все остальные (которых может быть несколько десятков) просто «имеют право подать список лиц». Состав комиссии жестко ограничен — восемь человек. Комментарии требуются?

Но это еще не все. 21 статья регламентирует порядок формирования участковых комиссий. Тут демократии формально больше: здесь вроде бы учитываются интересы всех: данные структуры создаются по представлению местных организаций всех партий, участвующих в избирательном процессе и всех кандидатов в депутаты. Но есть одно «но»: участковые комиссии создаются соответствующими окружными комиссиями. То есть, грубо говоря, предлагается следующая схема: восемь партий формируют окружные комиссии, а те в свою очередь формируют участковые. И в процессе формирования, конечно же, учитывают интересы всех остальных партий…

Но и это еще не все. Если вы заметили, для того чтобы внедрить своего человечка в окружную комиссию, требуется бумага от центрального органа партии. А в случае с участковой комиссией хлопотать должна местная организация. Ну, а если в конкретном регионе ее нет? По некоторым сведениям, более или менее разветвленную сеть краевых ячеек имеют кроме КПУ только СДПУ(о) и (с некоторой натяжкой) НДП. А теперь сами догадайтесь, какие именно политические структуры (если этот закон будет принят) будут иметь наибольшее представительство в окружных и участковых избирательных комиссиях? И насколько будет соблюдаться фундаментальная норма статьи 10 о «равности прав партий (блоков) — субъектов избирательного процесса»?

Позволим себе остановиться на еще одной детали. Как мы помним, в ходе формирования окружных избирательных комиссий определенными привилегиями пользуются те партии и блоки, которым посчастливилось одолеть 4% на прошлых выборах. Вспомним всех поименно: КПУ, НРУ, ПЗУ, НДП, «Громада», ПСПУ, СДПУ(о) и блок СПУ-СелПУ. Возникает вопрос: распространяются ли упомянутые льготы на две последние партии? Ведь они одолели «барьер» вместе, а нынче на выборы собираются, судя по всему, порознь. Юристы, с которыми удалось проконсультироваться, однозначного ответа не дали, однако большинство из них полагает, что и социалисты, и селяне, кажется, пролетают. И шанс инкорпорировать своих людей в окружные комиссии у них появится только в том случае, если они снова объединятся в блок…

А вот все остальные (включая «Громаду», которая, кстати, юридически все еще существует) могут создавать какие угодно блоки и запихивать своих людей во все избиркомы — сверху донизу.

То, что данный законопроект примут, — еще не факт. Но есть одна любопытная деталь: мы обзвонили добрый десяток политиков, многие из которых входят в «верхушки» создающихся предвыборных блоков, и попросили прокомментировать ситуацию. Оказалось, что практически никто не в курсе, какая мина заложена в судьбоносный документ.

Остается только предполагать, что «минером» могла выступить некая политическая сила. Назвать ее пока трудно, но можно предположить, что эта сила преодолела 4% барьер на прошлых выборах, что она имеет разветвленную сеть региональных организаций, а также имеет некоторое влияние на Центризбирком. Не случайно ведь права ЦИК (особенности в области контрольных функций) предполагается существенно расширить…

Так кто же все-таки получит контроль за проведением выборов? Вопрос этот остается открытым. И почему-то кажется, что ответ на него страна не получит и 13 сентября. Слишком много зависит от ответа.