НАМ НЕ ДАНО ПРЕДУГАДАТЬ, КАК СЛОВО НАШЕ ОТЗОВЕТСЯ

Сегодня судебные разбирательства представителей власти со средствами массовой информации уже перестали быть сенсацией. Ими теперь никого не удивишь, интерес вызывают разве что астрономические суммы исков, которые выставляют власти предержащие, снедаемые желанием компенсировать понесенный моральный ущерб.

Точного количества судебных разбирательств, связанных с газетными публикациями, кажется, не знает никто. Впрочем, конкретные цифры не имеют в данном случае особого значения. Гораздо важнее принципиальный подход к этим вопросам. Ну не парадоксально ли, например, что в стране с нищенским минимальным уровнем зарплаты достоинство государственных деятелей оценивается в сотни тысяч долларов?! Конечно, трудно сопоставлять столь неоднородные понятия. Трудно, а надо бы... Как небесполезно было бы сравнить в контексте изучения нарождающейся (?) в Украине свободы слова и то, как отвечают за свои ошибки власть третья и четвертая.

Такое сравнение представляется вполне допустимым по целому ряду причин. У судей и журналистов, каким бы странным нb показалось это сопоставление на первый взгляд, много общего. Прежде всего, и те, и другие так или иначе выносят оценку чьим-то словам и поступкам, по роду своей деятельности имеют дело с конкретными человеческими судьбами. Перед судьей, как и перед журналистом, проходит множество людей, в жизнь которых они вторгаются в той или иной степени. Тот, кто считает, что его обидел суд, ищет защиты у прессы, и наоборот.

Роднит правосудие и прессу также условность их принадлежности к древу власти в качестве полноценных и независимых ветвей. Обе вроде бы пребывают в уверенности, что действительно являются таковыми, а подспудно чувствуют, не могут не чувствовать своей неполноценной самостоятельности, хотя и стараются «сохранить лицо».

В соответствии с законом, судья оценивает доказательства «по своему внутреннему убеждению». Точно так же подходит к оценке имеющихся в его распоряжении сведений и журналист, хотя это и не регламентируется никаким законодательным актом. (Естественно, мы не говорим о заказных статьях. Впрочем, как и о заказных приговорах.) Ну и, конечно, и те, и другие допускают ошибки. На том сходство, пожалуй, и заканчивается. Потому что дальше речь идет об ответственности за эти самые ошибки.

По странной логике журналисту его собственная ошибка обходится гораздо дороже, чем судье. Если судью подвело его «внутреннее убеждение», он по большому счету ответственности за это не несет. И даже противоречащие закону приговоры, сколько бы их ни было состряпано судьей, - далеко не всегда являются поводом для освобождения его от должности. Другое дело журналист. Когда с ним случается подобный ляпсус, он платит сполна - и он, и газета, причем в самом что ни на есть буквальном смысле слова. Вот такой парадокс.

Как отвечает за свои ошибки судья?

Да практически никак. Как оказалось, прямой причинно-следственной связи между количеством отмененных приговоров судьи и его увольнением не существует.

По официальным данным, обнародованным в этом году, значительное количество приговоров областных судов отменяется в связи с «избранием судьей неоправданно мягких мер наказания и необоснованным оправданием виновных». По этой причине отменена почти треть (!) приговоров областных судов. На 35% по сравнению с предыдущим годом возросло количество необоснованно осужденных лиц. Одним из наиболее распространенных оснований для отмены приговоров являются ошибки и нарушения судами требований закона. По этой причине в 1996 году были отменены приговоры относительно 3770 лиц. В делах, связанных с применением норм материального права, в связи с неправильной квалификацией действий осужденных, были изменены приговоры в отношении 1676 лиц.

Юристы-профессионалы, в особенности судьи, очень не любят сухую статистику, говоря о том, что никто, кроме них, ничего в ней не понимает. И все же иногда цифры эти бывают достаточно красноречивы и для неспециалиста. В частности - для рядового налогоплательщика.

Даже в том случае, если в ошибках судьи угадывается состав уголовного преступления, как правило, максимум, что ему грозит, - увольнение. Так сказать «с позором», без права на отставку. В прошлом году квалификационными комиссиями судов Украины было привлечено к дисциплинарной ответственности 114 судей (на 37 больше, чем в предыдущем). Дисциплинарные взыскания были наложены на 87 судей, десятерых понизили в классе, а 17 - уволили. Кстати, часть «уволенных» по сей день - на своих постах. Исправно получают зарплаты, а некоторые, при попустительстве председателей районных судов, еще и, с позволения сказать, вершат правосудие. А причина заключается в том, что процедура увольнения судьи достаточно сложна.

В развитых странах гарантии независимости судьи также порой становятся непробиваемым панцирем, который делает своего обладателя неуязвимым и перед лицом правосудия. Но там, наверное, все-таки несколько иной по качеству кадровый состав.

Из материалов расширенного заседания президиума Верховного суда Украины, состоявшегося в феврале нынешнего года. Цитируем на языке оригинала: «Непоодинокі факти свідчать про те, що на посаду судді приходять випадкові люди з сумнівним минулим і безперспективним та невизначеним майбутнім, м'яко кажучи, з підмоченою міліцейською чи прокурорською репутацією. Ми ж з обіймами зустрічаємо їх, з нашого подання Президент України всадовлює цих осіб у суддівське крісло». Ну чем не момент истины? «Неединичные факты» это, согласитесь, уже тенденция. Учитывая же склонность должностных лиц к эвфемизмам, страшно и думать, что подразумевается под «мягко говоря, подмоченной милицейской или прокурорской репутацией». Получается, милиционером он работать не может, а в судьи - пожалуйста?

И все же, кого увольняют? Ну, например, судья Авдеевского городского суда в марте, мае и июне 1995 года рассмотрел три уголовных дела с постановлением приговоров. А вот на день проверки, которая проводилась в сентябре того же года, дел этих в канцелярии не оказалось - приговоры не были написаны, все руки не доходили.

Рассматривая дело об административном правонарушении, судья Октябрьского районного суда г.Полтавы предложил гражданину внести 50 млн. карбованцев на счет детской спортивной школы, где тренировался сын служителя Фемиды, и такую же сумму перечислить на счет Госавтоинспекции, сотрудники которой доставили нарушителя в суд. И что же? За все эти рацпредложения квалификационная комиссия судов Полтавской области объявила судье... выговор. Уволен он был лишь после соответствующего постановления Высшей квалификационной комиссии судов Украины.

А вот совсем свеженькие примеры. Судья Тростянецкого районного суда Сумской области освобождена от занимаемой должности за поступки, не совместимые с должностью. Говоря неподражаемым официальным языком, она «вступила в недозволенные отношения с гражданином, ранее осужденным судом под ее председательством». Не подумайте плохо - она «всего-навсего» посодействовала тому, что относительно этого гражданина долгое время не исполнялся приговор в части уплаты штрафа. И в это же время... приобрела у осужденного автомобиль. Каково? Интуиция подсказывает, что даже в том случае, если автомобиль не был «подарен», а именно продан, то приобрела его судья за чисто символическую сумму.

Кроме того, судья приняла в производство административное дело в отношении... собственного супруга. Муженек уже не впервые в пьяном виде управлял автомобилем (не тем ли самым?). Когда же хитрый план служительницы правосудия был раскрыт, она предприняла попытку втянуть в свои махинации коллегу, уговаривая сфальсифицировать постановление по этому делу. Установлено также, что судья допустила грубые нарушения при рассмотрении трех уголовных дел, два из которых, кстати, относятся к тяжким.

Другой деятель правосудия - заместитель председателя одного из районных судов города Полтавы всего-навсего исключил кое-какое имущество из акта описи. В ответ на постановление о его увольнении он написал жалобу на решение квалификационной комиссии судов Полтавской области с просьбой отменить его. Мотивировка проста и трогательна - отсутствие какой бы то ни было личной заинтересованности. Наверное, 347 разных изделий из золота и серебра (ювелирные изделия, в том числе с бриллиантами, золотые слитки, часы, золотые монеты), а также 12513 долларов США он исключил из акта описи имущества под влиянием гипноза или каких-то потусторонних сил.

Приведенные примеры показательны еще вот в каком плане. Уверовав в свою безнаказанность, каждый из судей, о которых шла речь, потому и «попался», что действовал нагло, особо не таясь. И это позволяет предположить, что уволенные с должности судьи составляют лишь верхушку айсберга, основная часть которого скрыта мутной водой.

По данным Высшей квалификационной комиссии Украины, в период с 1996 по октябрь 1997 года к уголовной ответственности привлечено 5 судей - по статье 168 УК Украины (получение взятки).

Судье, уволенному с должности «в связи с осуждением за умышленное преступление, совершенное с использованием своего служебного положения или коррупционного действия, пенсия назначается на общих основаниях» (статья 43 закона «О статусе судей»). То есть уволенный таким образом судья лишается права на отставку, которая дает значительные льготы, и будет получать обычную пенсию - такую же, которая причитается всем добросовестным, но не принадлежащим к привилегированным категориям труженикам. Вот такое наказание.

В этой связи нельзя не отметить, что юридическая наука, регулирующая эти вопросы, не стоит на месте: проект закона «О квалификационных комиссиях», предусматривающий целых пять видов дисциплинарных взысканий для судей (не считая рекомендации об увольнении) вместо трех существующих нынче. Новые виды взысканий потрясают своей «суровостью»: замечание, выговор, строгий выговор, предупреждение о неполном служебном соответствии и, наконец, понижение квалификационного класса. Пока проект еще не стал законом, предлагаем дополнить этот пункт следующими взысканиями: строгое замечание, очень строгий выговор, самый строгий выговор, намек на неполное служебное соответствие и шутка по поводу полного служебного несоответствия.

Сегодня популярны дискуссии на тему, берут ли судьи взятки, вернее, какой процент «берут». Журналисты выдвигают самые разные предположения. Судьи обижаются, упрекая пишущую братию в голословности обвинений. Отчасти они, конечно, правы - если не называются конкретные имена, о каком «процентном соотношении» может идти речь? Но, с другой стороны, чем же если не печальным опытом общения граждан с третьей властью можно объяснить результаты опросов общественного мнения? А ведь согласно результатам исследований, проведенных центром «Социальный мониторинг» и УкрНИИ проблем молодежи, преобладающее большинство респондентов не доверяют правосудию, и эта танденция остается неизменной уже не первый год. И не влияют на нее ни громкие судебные процессы, ни традиционные «сезонные колебания» результатов опросов. Ни, тем более, конференции с ностальгическими названиями типа «Громадська довіра: неупереджене правосуддя та юстиція»...

Кстати, средствам массовой информации большинство опрошенных доверяет. И это тоже своего рода константа.

«Униженные

и оскорбленные»

Итак, мы вплотную подошли к той сфере, где третья и четвертая власти - по разные стороны баррикад по милости первых двух ветвей власти. Речь пойдет о популярнейшей ныне теме - моральном ущербе и исках о защите чести и достоинства власть имущих.

Вообще моральный ущерб - штука сложная. И здесь суд не может руководствоваться исключительно общественной оценкой обстоятельств дела, потому что главную роль в таких случаях играет субъективное восприятие потерпевшего. Ведь на аналогичные события один человек отреагирует нецензурной тирадой, другой - полезет в петлю. Моральный ущерб непосредственно связан с самооценкой конкретного человека. А это уже - из области философских категорий. Ну а там, где пересекаются столь неконкретные вещи, как отвлеченные философские понятия и достаточно четко очерченные нормы права, возникает беспредел.

Не знаю, насколько соответствует действительности утверждение о том, что чем ущербней личность, тем больше сумма компенсации морального ущерба, на которую она претендует. Но если народный избранник оскорбляется, когда в газетной публикации его называют нардепом, и обращается в суд - это, как говорится, «диагноз».

Если человек считает, что его достоинству нанесен ущерб, он может прибегнуть к защите своих прав посредством как гражданского, так и уголовного судопроизводства. Поясняем.

Предположим, какой-то журналист (то ли обладающий специфическим чувством юмора, то ли просто хорошо информированный) пишет, мол, «господин имярек - козел». (Во избежание недоразумений, оговорюсь сразу, что данный пример - чисто умозрительный и любое совпадение носит случайный характер.) За такие слова журналисту, как правило, приходится отвечать. Причем по всей строгости. И тут уже его судьба в руках потерпевшего. Если вышеназванный господин не согласен с утверждением журналиста и чувствует в себе силы добиваться сатисфакции, он может пойти, как минимум, двумя путями. В том случае, если ему свойственно абстрактное мышление, он может смертельно обидеться и подать иск о защите чести и достоинства.

Обычно - чем выше должность, тем болезненнее самолюбие, ранимее самомнение и тоньше душевная организация, а значит, больше сумма морального ущерба. И бороться с такими тонкими натурами нет никакой возможности. Потому что потерпевший выстраивает логическую цепочку, нарушить стройность которой практически невозможно: прочел статью, ужасно перенервничал, заболел, не ел, не пил, охлял совсем, вследствие чего жена ушла, забрав с собой детей. Все хуже и хуже ему. Под конец уже, еле шевеля губами, с трудом произносит сумму иска... о... возмещении... морального ущерба...

Может должностное лицо и оскорбиться, причем не менее сильно. С той разницей, что оскорбление является понятием уже из области уголовного права (статья 126 УК Украины). Не исключено, что пострадавший воспримет заявление буквально и будет настаивать на возбуждении дела по факту клеветы (статья 125 УК Украины). Для этого он даже может (хотя и не обязан) не полениться запастись справкой о том, что не имеет никакого отношения к парнокопытным, а является особью человеческого рода.

Кстати, даже если журналист не назвал имени героя своего повествования, он все равно рискует нарваться на неприятности. В том случае, если будет установлена так называемая узнаваемость. Помните анекдот о том, как звери собрались перекинуться в картишки, а Медведь заявил, что того, кто будет махлевать, он станет бить по наглой рыжей морде? Так вот это и есть узнаваемость.

Что позволено быку, то не позволено Юпитеру

В цивилизованном мире принято считать, что раз гражданин взял на себя такой труд - быть государственным человеком, то и требования к нему должны быть особые. Например, согласно американским законам, официальному лицу, чтобы добиться возмещения ущерба за клевету, предварительно следует доказать, что не соответствующая действительности информация была распространена со злым умыслом, из-за «умышленного пренебрежения правдой». На Западе такие дела называются диффамацией, что означает распространение порочащих сведений.

Вообще в США средствам массовой информации предоставляется, пожалуй, большая свобода, чем в любой другой стране. Например, закон, определяющий понятие «клевета», сформулирован столь расплывчато, что позволяет весьма свободно критиковать любого человека, который находится в поле зрения публики. Верховный суд США дал столь ограничительное толкование терминов «клевета» и «заведомо ложные сведения» по отношению к напечатанным материалам, что в США весьма затруднительно привлечь периодическое издание к ответственности, даже за противоправную в общем-то публикацию. Решения Верховного суда США сделали весьма затруднительной защиту официальных лиц (а также общественных деятелей и знаменитостей) от лживых и порочащих их заявлений, если только подобные заявления не сделаны с «откровенной враждебностью» или их авторы знали, что они не соответствуют действительности.

В этом смысле историческим стало решение Верховного суда США по делу «Нью-Йорк таймс» против Салливана» (1946 г.): «Пресса не подлежит осуждению за ошибочное освещение факта, касающегося поведения определенных общественных деятелей, так как допустить возмещение убытка в таких случаях означало бы создать атмосферу страха и робости в прессе... Прессе нужно здоровое «жизненное пространство» для добросовестной ошибки». Ну а то, что газета сознательно опубликовала ложную информацию, должно быть доказано, по выражению суда, «с убедительной ясностью». И поскольку дело это весьма хлопотное, тамошние должностные лица не очень-то бегают по судам, стремясь привлечь прессу к ответственности.

Получается, что в таких делах презумпции невиновности для должностных лиц как бы и не существует. Вот такая «дискриминация» небожителей (на рядовых американцев эти требования, естественно, не распространяются). Логика здесь весьма простая: никто никого на Олимп власти насильно не волок. И общество вправе знать, кому оно в определенном смысле доверило свою судьбу. А значит, взяв на себя определенные полномочия, человек автоматически берет на себя и бремя общественного внимания - пристального и даже предвзятого. Такова цена власти. Подвез супругу на служебной машине - в отставку, за памперсы для внучки рассчиталась не той кредитной карточкой - туда же. Может, и в самом деле крайность. Но если уж не дано человечеству обрести вожделенную «золотую середину», то в вопросах, касающихся власти, я лично - за такую крайность.

Напрямую связано с правом на свободу слова право на сохранение в тайне источника информации. Некоторые штаты законодательно закрепили право главных редакторов сохранять конфиденциальность своего источника информации и корреспондентов. Правда, в большинстве штатов оно не нашло своего отражения в законе. Поэтому в каждом конкретном случае суды решают, является ли право журналиста на сохранение конфиденциальности источника своей информации более значимым, чем право федерального правительства - на сбор необходимой информации по уголовному делу.

В 1978 г. один из репортеров газеты «Нью-Йорк таймс» был осужден за неуважение к суду, выраженное в отказе предоставить информацию о конфиденциальных источниках, которую по решению суда должен был получить в деле об убийстве представитель зашиты. Верховный суд отклонил апелляцию репортера, постановив, что право обвиняемого на справедливый суд включает в себя необходимость предоставления ему информации о сущности обвинения, и обязал репортера раскрыть свои источники по данному делу. Чувствуете разницу в уровне общения, господа журналисты?

И еще одна цитата. Из Томаса Джефферсона: «Только люди могут быть единственными цензорами своих правителей, но даже их (людей) ошибки будут побуждать правителей к соблюдению законных принципов их конституции. Чересчур строго наказывать за эти ошибки - все равно что оказывать давление на единственного стража гражданской свободы. Путь, которым можно предупредить злоупотребление властью, - это дать людям через общественные издания полную информацию о том, что происходит в стране. Поскольку основой нашего правительства является общественное мнение, то его главная задача - придерживаться этого принципа. Если бы я должен был решать: иметь правительство без прессы или прессу без правительства, то я, ни минуты не колеблясь, предпочел бы последнее».

И все же несмотря на то, что на неточности и ошибки в репортерской работе американская Фемида смотрит «сквозь пальцы», уважающий себя журналист не станет публиковать непроверенную информацию. Так же, как и солидное издание, дорожащее своей репутацией. Потому что плата за «проколы» такого рода - потеря читателей, а значит - влиятельности издания и, соответственно, прибыли.

* * *

Пример одного из депутатов Верховной Рады прошлого созыва, сколотившего себе состояние на исках к средствам массовой информации, оказался заразительным. И складывается впечатление, что сегодня в политику имеет смысл идти хотя бы ради того, чтобы, оказавшись в центре общественного внимания, тщательно отслеживать публикации, а затем отсуживать немалые деньги.

А ведь существуют достаточно несложные способы повернуть проблему в цивилизованное русло. Например, посредством введения «потолка» суммы, которую может потребовать истец в качестве компенсации морального ущерба. Должна существовать «привязка» этой суммы, например, к минимальной заработной плате. Кроме того, истца можно обязать вносить залог, например, в размере 20% от требуемой им суммы. Если же в процессе судебного рассмотрения потерпевший решит увеличить свои материальные претензии, судебное рассмотрение может быть приостановлено до тех пор, пока он не внесет соответствующую сумму.

Например, закон «О прессе», принятый год назад в Литве, устанавливает пределы сумм, на которые может претендовать истец в случае недоразумения с прессой. Если газета будет признана виновной в распространении информации, не соответствующей действительности, максимум, что может потребовать с нее потерпевший, - это эквивалент 2500 долларов США. В том случае, если газета, допустившая ошибку, по доброй воле опубликовала опровержение, сумма морального ущерба не может превышать 250 долларов США.

P.S. С требованием веры и просьбой

о любви

Никто не призывает освободить журналистов от ответственности, прекрасно осознавая, что, как и власть, абсолютная свобода развращает абсолютно. Но узаконенная травля прессы должна быть прекращена. Украинская пресса в общем-то так же молода, как и независимое государство, и подвержена тем же самым «проблемам роста». Как несовершенная частичка несовершенного мира, она нередко допускает ошибки, но если заставлять ее слишком дорого платить за них, это может стоить ей жизни. И, в конечном счете, дорого обойтись обществу.

Понятие «четвертая власть» будет пустым звуком до тех пор, пока чиновник будет иметь возможность по любому поводу тащить журналиста в суд, требуя огромных сумм компенсации морального ущерба за любое не понравившееся ему слово.

Сегодня, рассматривая дела «власть-пресса», суды руководствуются весьма расплывчатым законодательством, собственной интуицией и, конечно, не поддающимся проверке «внутренним убеждением». Поэтому журналисты ждут не дождутся, когда Верховный суд Украины, обобщив практику рассмотрения судами дел «власть против прессы», даст, наконец, разъяснение относительно того, как должны рассматриваться такие дела... Вы нам это давненько обещали, ждем-с...

Ну а если есть заботы поважней, то растолкуйте хотя бы, что означает свобода слова в переводе на украинский...