Полномасштабная война России в Украине ускорила сразу несколько процессов, оставленных как бы на потом в украинском законодательстве. Речь идет о деятельности пророссийских партий, запрещенных судами по искам Минюста, и уголовной ответственности за коллаборационизм.
В украинском парламенте никак не могут собрать вместе всю политическую волю, чтобы отобрать мандаты у депутатов запрещенных пророссийских партий. Даже если есть процедуры, позволяющие сделать это без внесения изменений в Конституцию. А принятый закон о коллаборантах уравнивает и тех, кто приветствовал россиян на оккупированной территории, и тех, кто не смог выехать, но продолжал работать, чтобы были деньги на хлеб.
Почему так происходит и что с этим делает/не делает Министерство юстиции, в интервью ZN.UA рассказала заместитель министра юстиции Валерия Коломиец.
О запрете партий и полезных депутатах ОПЗЖ
—Валерия Рудольфовна, давайте начнем с главного — с отключения влияния пророссийских партий. Перед интервью я прочитала результативную часть решения Восьмого апелляционного админсуда о запрете деятельности Партии регионов. Решение описывает хронологически, кто и что из функционеров Партии регионов делал, начиная с 2015 года и до сих пор, чтобы иметь основания запретить деятельность ПР.
С КПУ была другая история. Сначала парламент принял в 2015 году закон, запрещающий коммунистическую и нацистскую символику, Окружной админсуд в том же году прекратил деятельность партии, это решение обжаловали в апелляции. И в прошлом году Шестой апелляционный суд вынес решение о запрете партии. Есть ли в решении о запрете Компартии такая же доказательная база, как в случае с ОПЗЖ, или же оно базируется только на законе, принятом парламентом в 2015-м?
— Все решения о запрете пророссийских политических партий есть в открытом доступе в реестре судебных решений. Министерство юстиции обращается в суд для запрета той или иной политической партии, если она нарушает закон. Речь идет о свержении государственной власти, нарушении территориальной целостности Украины и суверенитета, нанесении вреда безопасности нашей страны и тому подобном. При этом нужно понимать, что большей частью мы говорим о руководящем звене партий.
И главное, суды никогда не согласились бы с нашими предложениями, если бы мы вместе с правоохранительными органами, расследующими соответствующие дела, а это преимущественно или СБУ, или ГБР, не подавали им всю хронологию и доказательства противозаконной деятельности руководящего звена той или иной политической силы. Например, как Медведчук и его деятельность влияли на партию ОПЗЖ. И в отношении КПУ, и Партии регионов или любой другой партии, — логика и архитектура решений фактически одинаковы. И всегда одинаковая механика самого иска. Следовательно, в случае с КПУ мы тоже защищены доказательной базой.
— Оспаривают ли запрещенные партии решения суда в Европейском суде по правам человека?
— Человек, партия и юридическое лицо могут обратиться в ЕСПЧ, и мы можем гипотетически предполагать, что они обратились. Но до момента, пока Суд не решил, что дело принято, и не начал с нами коммуницировать, мы вообще не можем говорить о существовании дела. На сегодняшний день о факте, что кто-то обратился, нам не известно. Соответственно, никаких коммуникаций с Судом тоже не было. Но по обращениям представителей одной из политических партий о предоставлении копий документов мы с коллегами видим, что у них есть такое намерение.
— Какая это партия?
— Это Прогрессивная социалистическая партия Наталии Витренко. Поскольку в Украине все инстанции уже пройдены, мы пришли к выводу, что они сейчас собирают оригиналы документов для подачи заявления в ЕСПЧ. Но мы уверены в своей позиции, потому что сделали все, что от нас зависит, для соблюдения определенности и процедуры закона. И это тоже нужно понимать. Так что будет интересно посмотреть через 5–7 лет, как ЕСПЧ это оценит, если возьмет дело к рассмотрению. Но я уверена, что принцип превалирования интересов безопасности общества и то, что мы действовали в рамках четко определенного и понятного закона, будут играть на нашей стороне.
— Минюст обращался в Агентство по розыску и менеджменту активов с просьбой помочь найти имущество партий. Есть ли новости от АРМА? Куда АРМА передаст то, что найдет?
— После вынесения решений Совета по нацбезопасности и обороне мы сразу готовили иски. Когда подали иски, параллельно наложили аресты на все выявленные нами ресурсы и начали разрабатывать порядок выявления активов политических партий. Когда разработали порядок, столкнулись с его реализацией. Стало понятно, что это не совсем соответствует полномочиям и возможностям исключительно Минюста (например, когда речь идет о выявлении активов уже после того, как мы отсудились и есть окончательное решение суда) и существуют более компетентные органы, которые могут проводить розыск на любой стадии. Поэтому после этого были внесены изменения, согласно которым мы обращаемся в АРМА, собирающее всю информацию. Например, по состоянию на начало этого года АРМА разыскало такого имущества уже больше чем на 20 миллионов гривен.
В целом имущество партий может переходить в государственный бюджет: это банковские средства, то, что передаем в управление Фонда госимущества, — движимое и недвижимое имущество, права интеллектуальной собственности переходят в Национальный орган интеллектуальной собственности, а земельные участки — в орган исполнительной власти, на территории которого они расположены.
— «Люди возмущаются, дескать, партию запретили, а людей, которые были ее членами, не привлекают к ответственности. Но запрет политической партии происходил, в том числе, на основе материалов уголовных производств против руководства политических партий. Мы не можем влиять на то, каким образом и с какой скоростью Служба безопасности Украины, Государственное бюро расследований или Офис генерального прокурора расследуют те или иные дела», — это ваша цитата. Но в Украине девять лет действует закон о люстрации.
— Действующий закон о люстрации критиковали и критикуют как ЕСПЧ, так и Венецианская комиссия. В частности, из-за неизбирательности. Здесь есть нюанс — именно Венецианская комиссия указала, что эта процедура не может применяться к избираемым должностям. Например, запретили ОПЗЖ, но мы не можем огульно лишить Бойко мандата через процедуру люстрации. Кроме того, с народными депутатами это вопрос Конституции, потому что там четко прописан порядок, согласно которому нардепа можно лишить его статуса.
То же и в отношении местных депутатов. Если человек является членом запрещенной партии, он не может быть поддан люстрации из-за избираемости такой должности. Также человек не может быть люстрирован в том смысле, что его могут не допустить к выборам на избираемую должность. Избираемые должности и люстрация — это разные вещи, потому что люстрация это об органах государственной власти и недопущении определенных людей в органы управления. А избираемая должность — это волеизъявление народа.
То есть люди должны понять: то, что происходит с пророссийскими политиками и запретом их политических сил, это не столько о люстрации, сколько о привлечении их к уголовной ответственности. И именно это должно происходить с теми, кто в течение всех этих лет использовал политику как средство реализации планов «русского мира» в Украине.
— А вам не кажется странным, что власть нашла способ отстранить Гео Лероса от участия в пленарных заседаниях постановлением на одну сессию, которая, кстати, может затянуться до конца каденции Рады, а нардепов из ОПЗЖ — нет. Потому что Лерос своими заявлениями мешает, а ОПЗЖ голосами помогает. Вот и нет политической воли. Но есть ли какие-то механизмы, чтобы ее включить? Может быть, у Минюста есть какие-то предложения и наработки с учетом глубины проблемы?
— Наработок по выводу из ВР депутатов ОПЗЖ нет, потому что перед Минюстом не стоит такая задача. По крайней мере я о такой задаче не слышала. Но давайте помнить, что любые подобные вещи должны приниматься не политической волей, а на основе законности. Конституцию на сегодняшний день мы не можем менять. Как видим, народные депутаты из запрещенной политической партии с некоторой периодичностью сами выходят из Верховной Рады или же их лишают мандатов, когда все же есть законные основания, предусмотренные в Конституции. Кто-то из-за остатков совести, кто-то из-за уголовных производств.
— Но есть же основания. Одно из них — выезд на постоянное местожительство за границу. Прошло 182 дня, и мы можем констатировать, что некоторых нардепов нет в Украине. Стоит написать запрос в Госпогранслужбу, получить ответ, зафиксировать этот факт и лишить полномочий каждого отдельного депутата. И второе основание — некоторые из них начали писать заявления о выходе из фракции. И если они прошли в парламент по списку, то это уже нарушение. Вы видите логику в подобных действиях, не нуждающихся во внесении изменений в Конституцию, чтобы исключить нардепов фракции ОПЗЖ из Верховной Рады?
— Конечно, вопрос только в том, чтобы доказать, например, факт смены постоянного местожительства, и приведенный вами пример абсолютно релевантен, чтобы в дальнейшем законно обосновать такое решение.
— Как Кабмин может помочь наработать нормативную базу так, чтобы не только запретить пророссийские партии, но и чтобы от их депутатов очистилась вся политическая система, и чтобы в будущем их не было на выборах? Потому что, например, Кабмин подал проект №7476 в отношении местных депутатов. Он прошел комитет, но его игнорирует пан Стефанчук и не выносит в зал.
— По моему мнению, довольно грамотно прописан законопроект. Но я также понимаю, почему он может вызвать определенные вопросы.
— Почему?
— Когда мы говорим о политических партиях на местном уровне, это преимущественно ОПЗЖ и Партия Шария, которые в определенных регионах Украины взяли неплохие голоса. Очевидно, что эти люди должны быть лишены возможности влиять на политическую жизнь страны в своих регионах. Именно поэтому в законопроекте №7476 прописана процедура, что происходит с такими депутатами и соответственно с самими радами.
По моему субъективному мнению, вопрос может возникать как раз в отношении того сценария, который мы (КМУ) предложили: лишение мандатов депутатов запрещенных политических партий и соответственно досрочное прекращение полномочий тех рад, где количество таких депутатов составляет больше половины от общего состава. Поскольку не наше министерство сопровождает указанный законопроект в ВРУ, это только мои догадки, но, по моему мнению, этот сценарий может вызвать определенные правовые дискуссии, и это абсолютно нормально. В любом случае именно для этого он и должен пройти обработку в комитетах, чтобы развеять все сомнения в релевантности предложенного сценария и, возможно, подвергнуться определенным техническим правкам.
Что касается «игнорирования» этого законопроекта. Следует вспомнить, что в последние месяцы Верховная Рада сосредоточивалась и продолжает сосредоточиваться на принятии законопроектов, связанных с евроинтеграцией. Поэтому, скорее всего, задержка с рассмотрением именно этого законопроекта, как и ряда других, связана с тем, что на повестке дня были более важные проекты в контексте именно евроинтеграционных процессов. Например, изменения в Закон Украины «О бесплатной правовой помощи» тоже должны быть приняты только сейчас, хотя мы уже давно с парламентариями обработали эту важную для украинцев законодательную инициативу. Просто надо понимать, что парламент так же работает в этот непростой период с пониманием приоритезации тех или иных процессов. Поэтому вопрос депутатов органов местного самоуправления от запрещенных партий не пропущен, к нему в любом случае должны вернуться в ближайшее время.
— И все-таки, что может сделать Кабмин по очищению местной власти на местах?
— Способствовать принятию законопроекта №7476, поскольку именно такой сценарий Кабмин и видит самым эффективным способом такого очищения.
— Будут ли еще запрещенные партии и готовятся ли иски?
— Последняя запрещенная партия — это Партия регионов. Как только мы получим от правоохранителей еще какие-то обращения, будем готовить. Но я знаю, что у них есть определенный список, на котором они и основывают свои очередные к нам обращения. Основной удар по этой истории мы уже нанесли, поэтому сейчас это уже больше вопрос доочистки политикума от откровенно антиукраинских сил. А вот что касается превенции, то нужно будет просто больше за этим следить.
О коллаборационной деятельности и законе, который нужно менять
— В прошлом году Верховная Рада приняла изменения в Уголовный кодекс Украины, который был дополнен новой статьей 111-1. Речь идет об уголовной ответственности за коллаборационизм. Следовательно, по вашему мнению, наше законодательство уже вполне соответствует тем событиям, которые происходят во время развязанной Россией войны в Украине? Есть ли еще проблемы?
— В законотворческой деятельности мы довольно часто ориентируемся на международную практику и стандарты. Коллаборационизм — одна из сфер, которую регулирует чаще всего внутреннее законодательство. Ведь это ответ на вопросы, возникающие внутри общества. Этот закон было принят вскоре после полномасштабного вторжения. Действительно, правозащитные организации иногда называют его «драконовским», и, по моему мнению, такое определение нельзя назвать ошибочным. Но надо понимать и помнить о контексте, в котором этот закон разработали и приняли, поэтому, считаю, это адекватное решение, хотя и довольно жесткое.
Страна, которая находится в активной фазе полномасштабного вторжения, должна защищать себя всеми доступными способами. В том числе задекларировав и показав, что какое-либо активное сотрудничество и поддержка оккупационной власти будет наказываться и наказываться жестко. Если обратиться к истории и посмотреть, как подобные вопросы решались в других странах, которые в свое время переживали или же и сейчас переживают войну, очевидно, что в перспективе этот закон должен быть пересмотрен и к части случаев должны быть применены более адекватные к переходному периоду инструменты. Некоторые вещи должны быть изменены. Например, вместо уголовной ответственности к некоторым из видов деятельности, которые сегодня квалифицируют как коллаборационизм, должна быть применена люстрация.
— Давайте я задам очень простые вопросы для людей. Какая ответственность ждет украинских учителей, работающих в школах на оккупированных территориях?
— Что касается украинских учителей: в Законе четко указано, что преподавание в школах по российской программе и пропаганда — уголовно наказуемое деяние. Уже есть предъявленные подозрения. Что будет дальше — уместнее спросить правоохранительные органы. Правоохранители должны тщательно изучать все обстоятельства и в случае выявления в действиях тех или иных педагогов поступков, свидетельствующих, что человек действительно способствовал насаждению украинским детям вражеской идеологии, — передавать такие дела в суд. Так же, как и не привлекать к ответственности тех людей, которые таких действий не совершали. Я не вижу, чтобы это происходило огульно, но, конечно, окончательную точку в любом таком деле должен ставить суд, а не наши с вами субъективные оценки тех или иных ситуаций.
— Должны ли дети на оккупированных территориях ходить в школу?
— Это очень сложный вопрос. Когда ребенок в Мариуполе месяцами сидит в подвале, этот вопрос звучит как издевательство. Также знаю, что на территориях, где была возможность обеспечивать хоть какой-то образовательный процесс, многих родителей шантажом и угрозами заставляли отправлять детей в школу. В принципе, как и некоторых учителей. Для нас это простой вопрос, на который очевиден отрицательный ответ: нет, не должны. Люди, оказавшиеся в оккупации, вырваться из нее просто так не могут, и ежедневно сталкиваются с проблемами, которых мы даже представить не можем. Нужно понимать, что им приходится принимать решения с позиции сохранения своей жизни и обеспечения безопасности своих детей и родных.
— Например, физика является идеологическим предметом, который преподают в школе, или нет?
— По моему субъективному мнению, не является. Но, согласно уголовному кодексу и, насколько мне известно о фактах объявления подозрений, некоторые из преподавателей становятся субъектами уголовного преследования.
— То есть им объявляют подозрения в коллаборационизме из-за того, что они просто преподавали физику или химию, даже если не приветствовали российскую армию в своем городе?
— Нет, скорее всего, им объявляют подозрения, потому что в их действиях усматривают, что они внедряли в образовательный процесс пропаганду и/или же стандарты образования оккупанта. Условно говоря, нам с вами со стороны действительно может казаться странным обвинение в коллаборации учителя химии, но мы же с вами не знаем всех обстоятельств, доказательств, свидетельских показаний. Поэтому здесь однозначно сказать, правильно это происходит или нет, невозможно. Мы должны исходить из того, что все эти процессы происходят на основании закона, после проверки всех фактов компетентными органами и для того, чтобы все эти вещи совокупно оценил суд.
— Другая история, о которой рассказывали правозащитники: предприниматель выпекал хлеб, и россияне его покупали, а у предпринимателя в штате десятки людей, и это в городке единственное большое предприятие, обеспечивающее горожан работой. Владелец предприятия — коллаборант?
— Согласно действующей норме, так, как она прописана, вопрос о коллаборации может возникнуть не только к владельцу и директору этого завода, но и к бабке, продающей на базаре картофель. Поэтому я и говорю, что норма действительно жесткая, это адекватный ответ времени, но она должна быть пересмотрена. Или сейчас, или через полгода, или тогда, когда это будет нужно. Надо также понимать, что продавать хлеб, который кто-то покупает, поставлять этот хлеб по принуждению оккупанта, — одна история, а вот умышленно и по собственному желанию поставлять продовольствие активу врага — другая.
— То есть тактика в том, чтобы сейчас максимально напугать население, а потом пересмотреть эту жесткую норму? Я правильно вас поняла? Не отталкивает ли это людей от государства Украина?
— Тактика в том, чтобы те люди, которые не намерены содействовать врагу и имеют возможность избежать этого, обеспечив заодно свою безопасность, — этого не делали. И показать людям, готовым перекраситься при первой же возможности или уже много лет проводившим подрывную для безопасности нашей страны деятельность, что такие действия будут иметь жесткие последствия. Оттолкнуть в этом случае может только недостаточная или неоднозначная коммуникация государства на эти темы.
Именно поэтому все государственные органы и должностные лица должны четко и однозначно рассказывать об этих вещах, что мы и пытаемся делать — насколько это возможно относительно территорий, находящихся сегодня под оккупацией. Существование определенного уголовного дела или по факту, или по подозрению, — тоже нормально. Правоохранители должны разобраться, руководство завода продавало хлеб, поскольку не было другого выхода; или его заставляли; или помогало россиянам, потому что оно за «русский мир». Большая миссия возложена на органы досудебного расследования. Сохранение собственной жизни, жизнь близких, коллег и подчиненных — это те обстоятельства, которые расследователи тоже должны оценить.
— Есть еще один нюанс. Я общалась с правозащитниками, сделавшими отчет о применении законодательства о коллаборационизме. По их словам, есть мнение, что сейчас вообще можно не волноваться по этому поводу и не менять уголовное законодательство, касающееся ответственности за коллаборационизм, потому что все равно после окончания войны в той или иной форме будет объявлена амнистия.
Но это большое давление на наших людей, которые против России, которые должны где-то в оккупации работать, потому что всем нам надо есть, и которые ждут ВСУ в своих населенных пунктах. Люди на оккупированных территориях в очень маленьких мелочах остаются верными Украине. Но получается, что им превентивно объявят подозрение о коллаборационизме. Как вы относитесь к такой перспективе? Действительно ли амнистия является решением? Ведь следствие может не объявлять подозрение, если оно видит, что там нет состава преступления.
— Или что человек действовал в условиях, когда он действительно сохранял свою жизнь. Правозащитники здесь правы, амнистия в отношении определенных действий — это тоже возможный сценарий переходного периода, после победы. В этой дискуссии нет однозначного решения.
— Но это ведь наши люди, они однажды проснулись в оккупации и не выбирали этого.
— У вас одно видение, а у других журналистов — другое: они спрашивают, почему не прописаны к ним более жесткие меры. Поэтому конкретно сейчас у меня нет рецепта и ответа на все эти вопросы, это история об определенном переосмыслении общественного договора внутри страны, и мы должны это сейчас делать.
— Но я не говорю о тех людях, кто умышленно сдавал позиции, приветствовал россиян, работал в оккупационной власти. Я о тех, кто должен каким-то образом выжить в оккупации. Учитывал ли риски закон о коллаборантах, принятый весной 2022 года, что у людей, долгое время находившихся в оккупации, не будет денег и сбережений?
— Он принимался как жесткий ответ тем, кто, находясь в оккупации, захочет поддерживать оккупационную власть. Он принимался в условиях, когда у нас не было опыта деоккупации больших территорий. Повторяю: этот закон больше не о перспективе деоккупации, а о реакции на полномасштабное вторжение. По моему мнению, нам однозначно надо менять этот закон в перспективе нашей победы. Знаю, дискуссии на эту тему ведутся и в экспертной, и в правозащитной средах, и в парламенте. Также обсуждаются вопросы люстрации и помилования.
— Подключается ли Минюст к наработке правок для будущего внесения в него изменений?
— Мы привлечены к работе над стратегией относительно деоккупированных территорий. Главная роль здесь — у Министерства реинтеграции, представительства президента Украины в АРК. Соответственно мы своей экспертизой подключаемся.
— Какой орган должен заниматься люстрацией на деоккупированных территориях?
— На сегодняшний день мы теоретически понимаем, что этот процесс — дело будущего. Когда принимали действующий сейчас Закон о люстрации, органом, отвечающим за процесс, был определен Минюст. Уже потом Венецианская комиссия разъяснила, что это должен быть независимый орган, со своим секретариатом, аппаратом, осуществляющим проверку. В свое время наше Министерство наработало законопроект, которым мы предлагали переработать архитектуру существующего механизма люстрации в соответствии с требованиями Венецианки, где собственно подобный орган и описан. И поэтому, если мы все равно вернемся к люстрации в наш переходной период, — базис, который у нас уже наработан, мы можем использовать.
О псевдовыборах и ответственности за российский паспорт
— Министерство обороны Великобритании сообщает, что Россия планирует 10 сентября 2023 года провести «выборы» на временно оккупированных территориях Украины. Какие у Украины есть инструменты, чтобы этому противодействовать? Какая ответственность, согласно украинскому законодательству, ждет тех, кто будет помогать организовывать эти «выборы»; работать членами комиссий, агитаторами и наблюдателями; будет баллотироваться и получит мандат? Будет ли ответственность для украинских граждан, которые примут участие в этом «голосовании»?
— Инструменты противодействия я бы переадресовала ГУР МО. У нас нет никакой возможности противодействовать там официально. Что касается ответственности: люди, которые агитируют, поддерживают и принимают участие, — уже фактически ответственны по статье о коллаборационизме.
По поводу тех, кто будет голосовать, — это как с паспортизацией. Болезненная тема. Мы должны понимать, что люди в оккупации часто делают это из-за вынужденных обстоятельств. Я уверена, что большинство бумажек в тех урнах — это просто бумажки. Если человек в соцсетях заявлял, что голосовал за оккупационную власть, — этот человек должен быть привлечен к ответственности. Как установить, что конкретное лицо принимало участие в выборах? Я бы здесь больше ориентировалась на то, какую деятельность лицо проводило на неподконтрольной территории.
— Как Украина рекомендует действовать украинским гражданам, если их заставляют получать российские паспорта? Если украинцы взяли российские паспорта, то считает ли их Украина своими гражданами? Есть ли ответственность за получение таких паспортов и отказ от украинского гражданства?
— Для Украины гражданин Украины — всегда в первую очередь гражданин Украины. Есть ли ответственность за получение российского паспорта? Сейчас не предусмотрена, это дискуссионный вопрос, но мое мнение однозначно. Если человек это делает вынужденно или его «автоматически» принимают в гражданство, он ни в чем не виноват. На оккупированных территориях люди берут паспорта, Крым — это классическая история, чтобы выжить, что-то сделать с имуществом например. Получение паспорта не может караться. А принуждение к получению паспорта — другой вопрос. Но это вопрос коллаборации тех, кто такое принуждение совершает.
— Россия, с целью изменения демографического состава населения оккупированных территорий, запускает ипотечную программу, чтобы россияне покупали жилье и переезжали жить на оккупированные территории. Какая судьба ждет российских граждан, поселяющихся на захваченных территориях, после деоккупации?
— Здесь все намного проще. После деоккупации им надо будет пройти проверку, которая должна начаться с одного несложного вопроса: на основании чего такой человек пересек границу Украины, и есть ли у него законные основания находиться на нашей территории. Если эти люди пересекли границу незаконно и не имеют никаких законных оснований находиться в Украине — согласно закону, они должны быть привлечены к ответственности, вернуться туда, откуда приехали, и получить запрет на въезд. Поэтому финучреждениям РФ, которые ввели такие «ипотеки», придется несладко. Уверена, что их ждет много неработающих кредитов, а с учетом жесткой санкционной политики — это станет еще одним значительным ударом по экономике той страны. Те, кто параллельно совершал преступления, занимал какие-то должности в оккупационных органах, будут привлечены к уголовной ответственности: украинское судопроизводство легко подхватит решение таких кейсов.
— Что Украина будет делать с российскими учителями, приехавшими «учить» украинских детей, а также заставляли их, как это было в Мариуполе, писать письма российским солдатам, которые расстреливали их и их города?
— Если они будут оставаться на наших деоккупированных территориях, схема будет такая же, как я описала выше.
— Что ждет украинский бизнес, который в условиях оккупации был вынужден платить налоги россиянам?
— Еще в прошлом году были приняты разъяснения передислокации налоговой, но очевидно, что когда тебе приставили дуло к голове, сложно заниматься перерегистрацией налогового адреса во Львовской области. Здесь вопрос оценки правоохранительными органами такой деятельности конкретных руководителей. С фермерами бывали случаи, когда у них многое похищали и совершали принуждение, поэтому это не просто бизнес-деятельность. Де-факто это был грабеж. Нужно смотреть на мотивы и на то, не принуждали ли этого человека. Это целый каскад определенных юридических действий, указывающих на конкретный умысел. Поэтому мы вновь приходим к тому, что и по каким мотивам было сделано.
Кажется, фермерам вручали какие-то подозрения, трудно комментировать, разве что видела где-то в новостях. В одной ситуации это может быть вынужденное действие, и человек не делал политического выбора, а в других случаях — самостоятельное действие. Во всяком случае, если владелец/директор перерегистрировал налоговый адрес на РФ и начал платить налоги в казну страны, которая из этих денег убивает наших детей, — бесспорно, такие действия должны оценивать правоохранительные органы и суд.
Больше статей Татьяны Безрук читайте по ссылке.