Говорят, в окопах атеистов нет. По аналогии, нет их и в бомбоубежищах. В колоннах беженцев, пытающихся проскочить через простреливаемые участки дороги, их тоже, скорее всего, не встретишь. Война — время веры. Или хотя бы готовности верить.
Вера — «это личное»
Согласно соцопросу, проведенному Центром Разумкова по заказу ZN.UA в апреле-мае 2023 г., у 29% украинцев за период полномасштабной войны вера в Бога возросла. И только 7%, наоборот, в той или иной степени разуверились (см. рис. 1).
На вопрос, что помогает вам справиться с неуверенностью в завтрашнем дне, наибольшее число респондентов — 32,3% — ответили, что «полагаются на Бога — на все Его воля». Таким образом, Всевышний опередил в этом своеобразном рейтинге и Кирилла Буданова (24,6% граждан Украины справляются с неуверенностью, следя за прогнозами главы ГУР), и западных аналитиков (22,8% — связывают свои надежды с их прогнозами) (см. рис. 2).
Отношения с Богом у украинцев всегда были преимущественно приватными — такими и остаются. Религия традиционно воспринималась нами как часть быта, семейной традиции. Или в качестве глубоко личного, интимного духовного опыта сопричастия с чем-то или Кем-то высшим. Или как способ определить собственное, личное место в больших и безличных конструкциях — в культуре, в истории, в нации, в Вечности наконец.
Самая популярная религиозная практика среди украинцев — молитва (см. рис. 3). Причем молитва «приватная»: регулярно молятся 58% опрошенных (не практикуют молитву 38%). А вот молитвенное сопричастие в церковном богослужении хотя бы изредка практикуют только 34% (не практикуют 62%). На фоне полномасштабной войны молиться украинцы стали заметно чаще. Так, согласно исследованию, проведенному КМИС в 2016 году, молились 44% украинцев. А согласно опросу «Социального мониторинга» (2020), регулярно (несколько раз в неделю) практиковали молитву 38% украинцев. Социологи фиксировали снижение молитвенной активности, в том числе на фоне гибридной войны 2014–2022 года. Но полномасштабная война отчасти вернула популярность этой самой доступной и самой интимной из религиозных практик.
Еще одно любопытное наблюдение над интимно-бытовым характером украинской религиозности: наши убеждения в церковной сфере формируются в основном под влиянием устного творчества. Информацию о церкви мы получаем непосредственно друг у друга: 60,5% опрошенных доверяют информации о церкви, полученной от друзей и знакомых, всего 7% не доверяют такой информации. Для сравнения: 40% доверяют тому, что говорит о церкви власть, 18,7% доверяют светским СМИ (31% — не доверяют) (см. рис. 4).
Это значит, что в вопросах веры и церкви мы предпочитаем оставаться в формате личного опыта и в согласии с ближайшим окружением. Если во многих общественно-политических сферах идеал солидарности локальных сообществ разрушен информационными потоками и массовой миграцией из реальных сообществ в «мыльные пузыри» соцсетей, то религии и церкви эта тенденция не сильно коснулась. Тут мы по-прежнему держимся корнями друг за друга.
Бытовой характер религии, позволивший ей пережить эпоху воинствующего атеизма и сохраниться в политических и церковно-политических передрягах ранней независимости, становится проблемой в период большой войны. Привычный быт рушится. Местами — до основания и без надежды на восстановление. Это приносит разрушения и в наши хрупкие отношения с церковью. Вера в Бога растет и укрепляется — соцопрос это подтверждает. Идентификация с той или иной церковью становится даже немного более определенной — по сравнению с довоенным периодом и даже с периодом гибридной войны — 89% опрошенных ассоциируют себя с какой-нибудь церковью или хотя бы вероисповеданием (см. рис. 5). Но нынешний соцопрос также свидетельствует о том, что самоидентификация с церковью и церковная принадлежность (принадлежность к общине) — вовсе не одно и то же. В шутке об «атеистах Киевского патриархата» по-прежнему есть лишь доля шутки.
Церковь — «это другое»
Какими бы ни были отношения украинцев с Богом, исследование ZN.UA показывает, что они никак не конвертируются в церковность. 73% украинцев не ассоциируют себя ни с одной религиозной общиной или приходом (22,3% заявляют о своей принадлежности к религиозной общине) (см. рис. 6).
Вернее, для церквей все даже немножко хуже: согласно нынешнему опросу, 62% украинцев не участвуют в богослужении. Для сравнения: в 2021 году в ходе соцопроса Центра Разумкова на вопрос: «Посещаете ли вы богослужения?» отрицательно ответили 51% опрошенных. 11% разницы — показатель потерь, которые церкви понесли за неполные два года активной фазы войны. Кроме того, 21,1% опрошенных заявили, что вообще никогда не посещают храм (см. рис. 7). Снижение «воцерковленности» можно объяснить множеством причин, в том числе объективных. Но для многих из нас определяющим оказывается тот факт, что ритуализированная церковная практика кажется анахроничной на фоне спрессованного военного времени, чьи часы отмечаются не благовестами, а воздушными тревогами.
Да, «в окопах нет атеистов» и религиозность украинцев растет на фоне полномасштабной войны. Но церковь — «это другое».
На протяжении многих — мирных — лет церковный институт пользовался у украинцев высоким доверием. Все без исключения соцопросы и довоенных лет, и периода гибридной фазы войны это подтверждали: церковь всегда занимала высшие строки рейтингов доверия, опережая государственные институты, СМИ, политические партии и общественные организации. По авторитету в обществе в мирное время с церковью могла соперничать разве что армия.
Война внесла свои коррективы. И в популярность армии, которая выросла на фоне сначала гибридной войны, а после полномасштабного вторжения — утвердилась на первом месте в рейтинге доверия. И в популярность церкви, которая с первых строк рейтингов «сползла» вниз (10-е место в опросе, проведенном Центром Разумкова по заказу ZN.UA в апреле-мае 2023 года).
В этом соцопросе была зафиксирована и утрата церковью статуса «безусловного авторитета». Если еще два-три года назад большая часть украинцев могла выбрать среди церковных лидеров кого-то, вызывающего доверие, то в ходе нынешнего опроса выяснилось, что 52% опрошенных либо не доверяют ни одному из глав церквей (27%), либо не могут/отказываются отвечать на этот вопрос (25%) (см. рис. 8). Доверие в наши непростые времена не даруется просто так — оно требует реальных оснований, выраженных конкретными делами, а не просто фактом принадлежности к какому-то, пусть даже сакральному, институту.
Точно так же война отодвигает в тень церковь как фактор самоидентификации. Теперь самоидентификация себя-как-украинца больше не нуждается в дополнительных, не до конца понятных опорах. Более того, украинство из смутного ощущения общности превращается в привилегию. Нет больше «безусловных авторитетов» — каждый должен проявить себя и доказать на деле, что он ценен для Украины и ее борьбы.
Между папой Франциском и патриархом Кириллом
Во время войны мы очень остро переживаем свою общность и готовы многим пожертвовать ради нее. Только 5,4% украинцев просят у Бога, чтобы он помог им лично. 18,4% просят о помощи для своих самых близких. Но главным образом мы просим Бога о помощи Украине: 29,4% просят помочь тем, кто защищает страну, а еще почти 34% — помочь Украине выстоять. 6,2% (по большей части молодые люди в возрасте 18–29 лет) просят Бога покарать Россию и отомстить за нас (см. рис. 9).
Патриотизм — духовная доминанта наших военных будней. Он становится для нас центром притяжения, способом отделить «своих» от «чужих», задает систему ценностей. «Верю в ВСУ» — это не просто броский слоган, но своего рода «символ веры» новой гражданской религии, быстро формирующейся на фоне войны. Архангелы носят пиксель. Ангелы гоняют бусы с гуманитаркой, вывозят раненых и гражданских. Служение — это служба или волонтерство. Добро — это те, кто противостоит ясному различимому агрессивному злу, помеченному знаками Зверя — Z и V. Война «заземляет» религиозные взгляды. Вера обретает форму дела. Слова и представления оказываются на вторых-третьих ролях. Каноны и поклоны — вообще не играют никакой роли.
Согласно опросу Центра Разумкова от 2022 года, который был посвящен изменениям религиозности, больше четверти опрошенных (26%) отметили, что церковь не играет в украинском обществе никакой существенной роли. Еще 10,4% не смогли определить, какую роль церковь играет в обществе.
Церковь сдает позиции в обществе на фоне активных боевых действий — в этом нет ничего удивительного. В Писании, конечно, можно найти сюжеты и цитаты по любому поводу — в частности очень воинственные. Но в целом христианство воспринимается нами как религия мира. Но нельзя не отметить, что церковь сдает позиции на фоне рождения и развития гражданской религии. Религии одновременно необходимой и неизбежной во времена лютые — она помогает выжить и выстоять, ощутить общность и выстроить отношения. Но в перспективе она несет множество опасностей.
Об этом свидетельствует пример наших соседей и врагов с их культом «Великой Победы». Культом кровожадным: чем больше героев — мертвых героев — тем прочнее фундамент его алтаря. Культом, который в грош не ставит человеческую жизнь, личность, достоинство и превозносит только победу, которая всегда — о полном уничтожении противника и торжестве каких-нибудь подходящих случаю идеалов (в число которых, опять-таки, не входит человек, его личность, интересы и достоинство).
Пример РПЦ показывает, как далеко от христианства может отклониться церковь, если увлечется идеологической конъюнктурой и вместо истины Христовой будет нести в массы то, что соответствует «актуальной политической повестке». Рано или поздно наступает момент, когда проповедь христианских ценностей становится в этой церкви преступлением — вот как священник РПЦ, который вместо молитвы за победу вознес молитву за мир и был отправлен «в запрет».
Для гражданской религии, которая ставит во главу угла победу, «мир» — ересь. Но как быть с христианством?
На полюсе, противоположном РПЦ, находится Папа Римский Франциск, которого коробит от слова «победа», но который готов принести в жертву миру все что угодно. Он искренне льет слезы на мемориальных кладбищах обеих мировых войн. Для него нет «героев» — только «бедные мальчики», чьи-то сыновья, которые пали «непонятно, за что и почему».
Где мы на этой оси, протянувшейся между гражданским культом победы и просветленным неотмирным христианством, превозносящим мир любой ценой?
Отчасти ответом может быть степень поддержки украинцами позиции папы Франциска относительно украино-российской войны. 23,8% украинцев обижаются на понтифика за то, что «он считает россиян такими же жертвами войны, как и украинцы». 10% опрошенных вообще считают, что папа Франциск работает в интересах Кремля. Тех же, кто полностью поддерживает его стремление достичь мира как можно скорее и любой ценой, меньше всего — 9,2%. (см. рис. 10).
Ситуация для понтифика усугубляется тем, что как раз его украинская паства — верные Украинской греко-католичекой церкви — наиболее непримиримы в отношении России и россиян. Больше половины верных УГКЦ на вопрос: «Как вы относитесь к гражданам России» ответили, что относятся негативно ко всем, без учета личного мнения каждого россиянина о войне. Россиянин — значит враг.
И только 2,9% греко-католиков поддерживает идею своего главы церкви — папы Франциска — о прямых переговорах Киева и Москвы. Подавляющее большинство верных УГКЦ — 92% — против таких переговоров. (см. рис.11).
Так что руководство УГКЦ оказалось буквально между молотом и наковальней. Диалог между условным Львовом и Ватиканом на этом фоне выглядит куда более актуальным, чем диалог между Ватиканом и Киевом или даже Ватиканом и Москвой.
Миссия — обоз?
С начала войны церкви вместе со всеми украинцами включились в военные будни — капелланы идут на передовую вместе с бойцами ВСУ, волонтеры — в сане и без — вывозят раненых и гражданских, в приходах собирают гуманитарку, покупают амуницию, заботятся о беженцах, по мере сил лечат душевные раны.
Т.е. церковь в целом соответствует ожиданиям, которые украинцы полагают на нее в военное время. В опросе разумковцев за 2022 год 45,5% украинцев одной из «первоочередных задач религиозных организаций во время войны» назвали помощь ВСУ. 39,5% — возложили на церкви социальную и материальную помощь гражданам, 54,3% — помощь психологическую. Т.е. граждане Украины в целом поддерживают мысль, высказанную в самом начале войны: «Церковь, которая не волонтерит, мне неинтересна».
Немало атеистов любого патриархата в Украине и за ее пределами такой способ модернизации церковной жизни посчитали бы и прогрессивным, и полезным. Но кто станет ловить души, которые храбро сражаются на самом краю Тьмы? Миссия церкви не исчерпывается общественно полезным трудом — что бы ни говорили на сей счет соцопросы.
Церковь просто не может позволить себе отказываться от участия в формировании общественного мнения, молчаливо соглашаться с тем, что она — лидер только «мирного времени». Потери от такого «соглашательства» могут быть слишком большими — и для церкви, и для общества.
Вот только война сделала очень заметным провал коммуникации церкви с обществом.
Украинцы, как уже говорилось выше, готовы скорее полагаться на Бога, чем на прогнозы Кирилла Буданова. Но голос главы ГУР они слышат значительно чаще, чем голос церкви, который транслировал бы ясный христианский месседж. Я понимаю, это непросто — пробиться к публике через вой сирен, новости с фронта, сплошной поток «Єдиних новин» и постоянный фоновый шум соцсетей. Соцопрос ZN.UA и показал, что голос церквей почти не слышен: 63% опрошенных не получают информации из церковных СМИ (им доверяет 19% респондентов) (см. рис. 4).
О церкви мы вспоминаем преимущественно в связи с переделом имущества или возмутительными фактами коллаборации. В обоих случаях церковь выступает объектом, а не субъектом сообщений. Мы почти не видим и не слышим церкви, которая несет собственный яркий общественно значимый созидательный месседж.
Но именно от этой способности зависит будущее церкви. Сейчас церковь работает вместе и рядом со своим народом — преимущественно умозрительными христианами — над общим самым важным делом. Сумеет ли она прорастить из этой общности новую церковную общину в новой послевоенной Украине?
***
В окопах атеистов нет. Это хорошая новость: мы носим своего Бога с собой и сохраняем единство с ним, где бы мы ни были и что бы с нами ни происходило. Мы не отвергли его, несмотря на беды, которые на нас обрушились, несмотря на молитвы, которые не были услышаны, несмотря на невинные жизни, которые были растоптаны. Несмотря на чудовищную несправедливость войны, всего 7% украинцев обиделись и ушли — усомнились или разуверились в Боге.
«Быть украинцем» для многих из нас и теперь означает верить в Бога. Но это вовсе не так «умозрительно», как казалось в мирное время. Принадлежность к определенной церковной структуре, активная ритуальная практика не делает нас ни лучшими, ни худшими людьми. Эта принадлежность разве что помогала — а кому-то и сейчас помогает — сориентироваться в многогранном мире.
Но война несколько сместила акцент — с «быть верующим» на «оставаться человеком».
Никакие социологические замеры, скорее всего, не сумеют совершенно определенно подтвердить (или опровергнуть) зависимость между человечностью и верой. И я не буду пытаться это сделать. Просто приведу факт: подавляющее большинство украинцев не допускает зверств в отношении пленных россиян, и настаивают на том, что украинская сторона обязана соблюдать правила ведения войны.
Буча ужаснула мир. Но не убила в нас ни Бога, ни человека.
Опрос проводился Центром Разумкова по заказу ZN.UA с 28 апреля по 3 мая 2023 методом face-to-face в 22 областях Украины и г. Киеве. Опрошены 2020 респондентов в возрасте от 18 лет. Теоретическая погрешность выборки не превышает 2,3%.