По словам министра внутренних дел Игоря Клименко, домашнее насилие только с начала этого года выросло на 14%, и «где-то на 60% — это военные». Есть ли прямая корреляция между ростом домашнего насилия и посттравматическим стрессовым расстройством (ПТСР) у ветеранов, вернувшихся с войны, как утверждает министр? Ведь такие заявления создают в обществе ошибочное впечатление, что именно ветераны — главная причина проблем с насилием в семьях.
Чтобы адекватно оценить ситуацию, важно учитывать эти разные аспекты, а не упрощать проблему до стереотипов и быстрых выводов. В разговоре с психотерапевтом Центра психического здоровья и травматерапии Forpost HELP Олесей Ольховик мы стремились не отыскать виновных или оправдать насилие, а понять, что происходит с теми, кто пытается вернуться к жизни вне фронта, и как близкие и общество могут помочь им вернуться с войны во всех смыслах.
— Пани Олеся, война продолжается в Украине уже одиннадцатый год. И чуть ли не сразу после ее начала начали возникать разговоры о том, что с возвращением ветеранов домой количество случаев домашнего насилия увеличится. Результаты разных американских исследований уже подкреплены историями семей украинских ветеранов. По вашему мнению, насколько на рост уровня домашнего насилия влияет война? И насколько — тот факт, что за последние годы общество узнало об этом явлении значительно больше, в частности и через принятие соответствующего закона? Какая роль социальных изменений в восприятии домашнего насилия?
— Домашнее насилие не всегда связано с влиянием войны. Проблемы могли быть в конкретной семье и раньше. Это же не новая история, когда в семье кто-то из супругов, чаще муж, занимает место «хозяина», а женщину, кроме официальной работы, «наделяют» домашними обязанностями и уходом за семьей. Раньше большинство даже не осознавало это как проявление насилия, а воспринимало как обычное положение дел. С принятием законодательных изменений ситуация меняется. До этого момента случаи домашнего насилия вообще не фиксировались полицией, потому что такой дефиниции не было. За это время выросла осведомленность населения, домашнее насилие было криминализировано и, соответственно, растет количество выявленных и зафиксированных правонарушений.
Но действительно среди военнослужащих и ветеранов, страдающих от связанного с войной ПТСР, исследования за пределами Украины выявляют на 14–15% выше уровень распространения насилия со стороны интимного партнера.
Здесь нужно отметить, что не только война и субъективные факторы влияют на распространенность явления. Критически важны социальные условия, в которых оказывается ветеран. Если государство и общество создадут условия безопасности, соблюдение прав и удовлетворение потребностей ветеранов, будет значительно меньше правонарушений, чем сейчас.
— Есть ли граница между психологической травмой ветерана и проявлениями насилия в семье?
— Вернувшись с войны физически, ветераны часто имеют проблемы с регулированием агрессии. Им не хватает навыков и поддержки для эффективного контроля над эмоциями. К сожалению, поддержка, которую ветераны получают, не всегда отвечает их потребностям.
Кроме того, часто ПТСР и сложности с реинтеграцией выглядят как проявления домашнего насилия, но их нужно различать.
Взаимосвязь психологической травмы и домашнего насилия — сложное и, к сожалению, недостаточно исследованное явление. Нам нужно понимать его намного шире, чем как прямую зависимость симптомов агрессии, гнева, навязчивых воспоминаний, гипервозбуждения ветеранов и совершение ими противоправных действий. Есть и другие значимые факторы, например:
- Травматический стресс ветеранов может влиять на членов их семей и вызывать у них вторичную травматизацию. Социально-психологические интервенции должны фокусироваться не исключительно на людях с боевым опытом и их отношениях с близкими, но и способствовать достижению психологического благополучия супругов и детей.
- Партнерши/ры, супруги и дети ветеранов могут страдать ПТСР, тем более в нашем контексте.
- ПТСР у ветеранов нужно рассматривать не только как фактор риска совершения преступлений, но и как фактор уязвимости к виктимизации. На клиническом уровне мы наблюдаем это все чаще, а вот данных исследований, которые бы описывали распространенность, факторы и прочее, не хватает даже за границей.
Агрессивное поведение в контексте домашнего насилия имеет признаки контроля — один человек пытается контролировать другого, навязывая ему определенные нормы, требования и ограничения. Например, это может проявляться в контроле над финансами, обязанностями или личной, интимной жизнью. Агрессор может объяснять свое поведение тем, что «любит» и «беспокоится», и вместе с тем перекладывать ответственность за свои эмоции на другого члена семьи, дескать, именно он и «спровоцировал» эту агрессию.
Что касается ПТСР. С его диагностикой есть определенные трудности. Диагноз может быть установлен уже через месяц после того, как событие/события прошли и человек попал в безопасную среду. Кстати, определенное количество людей в таких условиях преодолеют ПТСР без специализированной помощи. И это возвращает нас к вопросу общества, способного к принятию. Потому что психологические травмы, полученные от своих, намного тяжелее, поскольку нивелируют смысл выполненной ветеранами работы.
— Правильно ли я понимаю, что если человек не был предрасположен к проявлениям насилия в семье до участия в боевых действиях, то не будет предрасположен к ним и после возвращения? И случаи неконтролируемых проявлений агрессии могут встречаться, но не как повторяемое действие, и именно поэтому это нельзя называть домашним насилием?
— Травматический военный опыт и связанный с ним ПТСР могут способствовать проявлениям насилия в семье. Так же, как гражданский травматический опыт и связанный с ним ПТСР. Важно понимание направленности этой агрессии. Осуществляется ли она как контроль над жизненными сферами членов семьи, или является, например, реакцией на триггер (воображаемую опасность)? Во втором случае, если человек не получает релевантную помощь, агрессивные проявления могут повторяться, но это не означает нацеленности на контроль и доминантность над членами семьи. Как мы знаем, люди с ПТСР изо всех сил хотят избегать триггеров и могут быть очень агрессивными к побуждениям окружения привлечь их к ситуации, которая воспринимается как нежелательная. Например, регулярные просьбы жены перестать быть гипербдительным (не закрывать двери на все замки и цепочку вдобавок или убрать из-под подушки нож) могут вызвать у ветерана с ПТСР раздражение и вербальную агрессию (потому что от него требуют действий, делающих его уязвимым), но это не будет проявлением домашнего насилия. А вот если человек с боевым опытом требует от членов семьи закрывать двери на все замки и цепочку вдобавок даже днем, жестко это контролирует и наказывает за невыполнение — тогда речь идет о проявлении домашнего насилия, вызванного ПТСР.
— Но даже в таком случае все равно есть агрессор и жертва. То есть с этим все равно что-то нужно делать. Можно ли это предотвратить и как? И на уровне семьи и близкого окружения, и на уровне общества. Сейчас я имею в виду именно проявления неконтролируемой агрессии травмированного человека, вернувшегося с войны, а не систематические действия домашнего насильника.
— Прежде всего — многоуровневая система государственной поддержки, привлекающая на всех этапах неправительственные инициативы. Консенсус в обществе относительно роли ветеранов и ветеранок. Строгое и не отсроченное наказание тех, кто нарушает права людей, принимавших участие в защите Украины и ее населения.
— Обращаются ли ветераны за психологической помощью по своей инициативе?
— Ситуация изменилась, и сейчас, скорее, нет, чем да. Они не обращаются за помощью самостоятельно из-за чувства внутреннего давления и общественных ожиданий. Есть ошибочное убеждение, что настоящий «герой» должен справиться со своими проблемами собственными силами. К тому же иногда они чувствуют вину за то, что физически или психологически не готовы или не способны вернуться к выполнению боевых задач. Общая ситуация в обществе не способствует доверию ветеранов к государственным сервисам, а люди вокруг настолько истощены, реактивны и поглощены своими проблемами, что неизвестно, чего от них ждать, — лучше не пересекаться.
— Как должна реагировать и как реагирует полиция на случаи домашнего насилия, особенно, если речь идет о ветеранах с ПТСР?
— Полиция должна проверить по АРМОР (Автоматизированное рабочее место оперативника — интегрированная информационно-поисковая система МВД) лиц, проживающих по этому адресу (кстати, принадлежность к силовому ведомству — ВСУ, полиции и прочим обидчика рассматривается как фактор риска во время оценки ситуации); выяснить суть конфликта; опросить заявителя, свидетелей, соседей. Оказать помощь пострадавшим лицам с особым вниманием к детям (даже если они были лишь свидетелями насилия, они фактически пострадавшие); при необходимости вызвать скорую, составить протокол. Это, конечно, не полный перечень действий полиции, но даже из этого мы можем видеть, что они должны реагировать мгновенно и иметь основательную подготовку, которая поможет им определить обстоятельства и риски. С учетом того, о чем мы говорили раньше, это нелегкая задача. Она усложняется нехваткой кадров — многие полицейские участвуют в сопротивлении вооруженной агрессии против Украины, многие из них травмированы или погибли. Мобильных групп «Полина», созданных для реагирования именно на домашнее насилие, не хватало и до февраля 2022 года.
— Как обеспечить эффективную помощь пострадавшим от насилия в семье?
— Прежде всего — своевременным реагированием полиции и свидетелей. Нужно помнить, что признаки насилия, которое творится за закрытыми дверями частного помещения, дает нам не только право, но и обязанность обратиться к правоохранителям. Потому что речь может идти о преступлении. Для пострадавших на первом месте в алгоритме помощи — безопасность, потом — средства для существования, и уже после — социально-психологическая помощь и другие услуги, которые могут быть необходимы. Кстати, с этим на сегодняшний день в стране более-менее, благодаря, в частности, титанической работе неправительственного сектора и донорским средствам. Государственные учреждения, предоставляющие приют и услуги пострадавшим, тоже работают, и иногда довольно качественно. Это дает надежду.
Психологическая помощь может помочь человеку осознать собственные границы и достоинство. Но без знания своих прав и доступа к социальной поддержке ситуация останется нерешенной.
— Один военный, воюющий с начала полномасштабной войны, на своей странице в Фейсбук написал, что для него и его побратимов война не закончится, «даже когда отгремят последние залпы и наступит мир». «Наши тени вернутся домой и будут удивленно смотреть на жизнь, в которой нам больше нет места, — пишет он. — …Кто-то будет по ночам пить в пустых квартирах, поскольку большинство семей этого не переживет. Другие, кого семья дождется, будут пытаться что-то склеить и научиться общаться с родными, потому что в 2022 году на войну шел один человек, а вернулся совсем другой».
Как склеить? Как научиться общаться? Обеим сторонам — ветерану, семье и обществу?
— Нам, несмотря на изможденность, придется научиться принимать с уважением чужой, отличающийся от нашего, опыт — не только ветеранский — мы все теперь другие. И отказаться от равнодушия. Принять как норму: у ветеранов исключительные заслуги перед обществом. Иначе нам не понравится «мир», в котором мы окажемся. Теперь гипербдительными и контролирующими в вопросах соблюдения государством и нами самими прав и интересов ветеранов должны стать мы, гражданские.