Когда и на каких условиях может закончиться война, как усовершенствовать мобилизационную работу и борьбу с «уклонистами», а также почему не нужно плодить новые бригады. С такими вопросами ZN.UA обратилось к замглавы комитета Верховной Рады по правам человека, деоккупации и реинтеграции временно оккупированных территорий, волонтеру, сооснователю общественного объединения «Воля, Перемога, Об’єднання України» Руслану Горбенко. Он рассказал также о готовящемся законопроекте, принятие которого позволит украинским студентам зарубежных вузов въезжать в Украину и беспрепятственно покидать ее для продолжения учебы.
— Руслан, было много разговоров об отказе от «бусификации» украинских мужчин в пользу рекрутинга. Но цифры рекрутинга просто жалкие. Как вы полагаете, почему?
— Если посмотреть показатели известных бригад, призыв по рекрутингу у них достигает 90 процентов. Я говорю о тех бригадах, которые занимаются этим десять и больше лет. Это, например Третья штурмовая, 95-я, «Альфа», ряд других «старых» бригад… Чтобы попасть к ним, нужно постараться. И это именно рекрутинг. Возникает вопрос: почему бы на базе таких бригад не создать армейские корпуса? Вместо того чтобы плодить новые бригады, ведь третий год войны показал их низкую эффективность. Конечно, говорю это не в обиду ребятам, которые там воюют, они, без преувеличения, — золото нашей нации!
— Что значит «эффективность» в вашем понимании?
— Я совсем недавно вернулся с фронта. Там познакомился с крутейшим экипажем «Леопарда». Их водитель-механик воюет с 2014-го. У него колоссальный опыт, и он эффективен. А что такое эффективность? Это когда ты идешь в бой, и, главное, возвращаешься в расположение. Но если после первого боя из 12 танков вернулось два, то это неэффективность, оплаченная очень и очень дорого — жизнями и здоровьем наших парней. Если в танковом батальоне должно быть тридцать три танка, а по факту в строю шестнадцать, потому что семнадцать на ремонте, который затягивается до года, — то это тоже неэффективность.
— В чем вы видите причину неэффективности?
— В тиражировании новых бригад ВСУ. Формирование их офицерского состава проводится за счет бригад-доноров, чьи командиры откровенно говорят: «Вы думаете, мы отдадим лучших?». Разумеется, худшие не будут эффективными. Когда поднимаешь эту тему в беседах с генералитетом, приходится слышать: «Опасно увеличивать военные организмы старых боевых бригад — новичков бросят на самые опасные задачи». Не соглашусь. На сегодняшний день мы так не воюем и, наверное, со времен Роботино не воевали. Командиры наших «старых» бригад не будут относиться к новичкам, которых к ним направят вместо создания новых бригад, как к расходному материалу. Они заинтересованы учить их воевать, и учителями станут лучшие ребята, те, которые прошли от трех до десяти лет войны. Это у врага человеческая жизнь — ничто, а у нас она — величайшая ценность.
— Если продолжить темы мобилизации и эффективности, почему ТЦК неэффективны и есть ли альтернатива «бусификации», которую они продолжают практиковать?
— Потому что старые методы мобилизационной работы уже не действуют. Рекрутинговые центры уже формирующихся бригад должны синергетически объединиться с ТЦК — это может сработать.
— Теперь о тех, кто самовольно оставляет части (СОЧ). Как быть с теми военными, которые самовольно оставляют свои воинские части, с «уклонистами»? Здесь ведь вопрос и эффективности, и социальной справедливости.
— Дезертирами или иначе СОЧ должно вроде бы заниматься ГБР, но там, насколько мне известно, не хватает людей. Полагаю, главная задача ГБР во время войны — это ловить коррупционеров, негодяев, которые наживаются на войне (всем нам известны коррупционные скандалы с работниками ТЦК, МСЭК, командирами воинских частей). Эти преступления должны приравниваться к измене Родине! Поэтому охотиться за СОЧ должна военная служба правопорядка совместно с Национальной полицией.
— Не стоит ли усилить наказание за самовольное оставление части?
— А куда еще жестче? За первое СОЧ пять лет лишения свободы! С другой стороны, сегодняшние методы, которые применяются к дезертирам и «уклонистам» на уровне ареста счетов, недвижимости и/или автомобилей не работают — все переоформлено на родственников и жен. Еще и срабатывают прогнозы диванных аналитиков о скором окончании войны: «Ребята, в марте закончится война, нас всех простят!»
— Так, может, такие расчеты дезертиров в чем-то и оправданы?
— Ничего подобного. Фронт может так приблизиться к домам и дачам, где они прячутся, что и речи о «прощении» не будет.
— Какое решение проблемы вы видите?
— Ответственность для дезертиров должна быть. У правоохранителей бронирование — 90 процентов. Но если не справляетесь с поставленными задачами, давайте понижать процент. Давайте снизим до уровня бронирования на предприятиях критической инфраструктуры — 50 процентов…
— Что касается процедуры бронирования. 28 февраля отменяется стопроцентное бронирование сотрудников оборонных предприятий. В соответствии с новым механизмом, может остаться и 100 процентов, но с согласия Генштаба. И тут усматриваются коррупционные риски, поскольку чиновники будут субъективно решать, какое предприятие нуждается, а какое не нуждается в таком-то количестве работников, не так ли? Но ведь если оголить какое-то предприятие, то ВСУ недополучат те же дроны.
— Бронирование с 28 февраля точно не отменяется. Но все предприятия ОПК и критической инфраструктуры должны пройти верификацию на свою «критичность». Это — выполнение контрактов на производство определенных видов вооружений. С теми предприятиями, которые плохо выполняют контракт, у которых страдает качество (все мы читали в СМИ о некачественных минах), контракты разрываются, они теряют право на стопроцентное бронирование. Такой вот понятный механизм.
— О безальтернативности дальнейшей мобилизации. Вы говорили о необходимости мобилизовать еще как минимум 120 тысяч человек…
— Я называл цифру 100–110 тысяч и плюс 10 тысяч — это условно досрочно освобожденные из мест лишения свободы (они тоже сейчас воюют). Вы знаете, я ошибся в меньшую сторону. Но у нас есть немалая мобилизационная база. Премьер-министр говорит, что у нас 300 тысяч человек работают на предприятиях ОПК (стопроцентное бронирование), на предприятиях критической инфраструктуры забронированы полтора миллиона (пятидесятипроцентное бронирование) и в правоохранительных органах — 90 процентов личного состава. Есть о чем задуматься. Плюс возможности, которые давали нечистые на руку работники МСЭК и ТЦК.
— Понятно, что ТЦК, МСЭК, ВВК необходимо реформировать. Как?
— Реформы делают кадры, менеджеры. Но этот менеджмент должен быть кристально чистым — каждые полгода проходить через «детектор лжи». Мы создали горячую линию для военных и их родственников, куда они могут обратиться со всеми проблемными вопросами (Писать или оставлять голосовые сообщения можно в WhatsApp по номеру: 066 355 67 30 или по ссылке. — В.К.). Наши юристы каждый случай проверяют, анализируют, отправляют запросы. Так вот, например, к нам обращаются мамы с вопросами типа: «Почему сосед получил инвалидность, а мой сын с таким же заболеванием — нет? Где справедливость?». С этим точно надо бороться. МСЭК, как мы знаем, в их нынешнем виде работают до 1 января 2025 года, а центральные уже расформированы. ТЦК обязательно должны преобразоваться в центры комплектации и рекрутинга, и работать в синергии с рекрутингом бригад. По-другому мы не мобилизуем ребят, которые хотят воевать.
— Хотят умирать?
— Война — это сложная работа, но не такая опасная, как представляется. На линии соприкосновения, в окопах, находятся лишь около восьми процентов воинов.
— Спрошу с оглядкой на неутешительные сводки Генштаба, достаточно ли этого процента? Кем и чем будем воевать?
— Качеством. Если 2024 год можно назвать «годом дронов», то 2025 год, скорее всего, станет годом дистанционно управляемых боевых модулей типа роботизированной турели ШаБля. Мы можем эффективно противостоять противнику и победить с помощью технического прогресса. Если мы в 2025 году выделяем на дроны 100 миллиардов гривен и еще 50 миллиардов — на дистанционные системы ведения огня, этого будет достаточно. Когда в укрытии, максимально глубоко и замаскировано, сидят лишь два человека и дистанционно управляют огнем, у них вероятность выжить вырастает в разы, по сравнению с окопом.
— Участились разговоры о мирных переговорах, и в воздухе запахло подготовкой к выборам. По вашему мнению, когда может закончиться война?
— Украине нужно готовиться воевать еще как минимум два года. Такие выводы напрашиваются при анализе объемов помощи, которая поступает от наших партнеров, и геополитической обстановки. Когда диванные эксперты предсказывают завершение войны к марту, — это дезинформация, которая играет на руку врагу. На самом деле в обращении президента к народу Украины, которое он зачитал в парламенте, я услышал план на следующие тысячу дней войны.
— Учитывая условия, возможности и ресурсы, мы должны четко и честно определить, что для нас победа. Говорить, что мы хотим вернуть Украине границы 1991 года — красиво и правильно. Но возможно ли?
— Примеры Сирии и ее бывшего правителя Башара Асада, а также Ливии или Ирака, показывают, что авторитарные режимы нередко ломаются в одночасье, да и сами авторитарные правители и границы территорий, которыми они правят, не вечны. В случае реализации подобных сценариев восстановление суверенитета Украины в границах 1991 года вполне реалистично. С учетом же складывающейся геополитической ситуации я не готов утверждать, что это произойдет в ближайшие месяцы.
— В этом ключе показательно, что Министерство реинтеграции деоккупированных территорий было переименовано в Министерство национального единства украинцев, основной задачей которого будет возвращение тех, кто сейчас находится за границей. На ваш взгляд, насколько это реально? Ведь прошло почти три года — достаточный срок, чтобы ассимилироваться и потерять связь с Родиной.
— Пока нет понимания, как будет работать министерство. Ждем, когда появятся положение, функционал. Но со своей стороны уже пытаемся делать все, чтобы те, кто выехал, не теряли связь с Украиной, родными.
По данным Управления Верховного комиссара ООН по делам беженцев, за пределами Украины находится больше 6,8 миллиона украинцев. Среди них очень много молодежи, которая быстро интегрируется за границей, учится там, и желания возвращаться в Украину у них с каждым днем становится все меньше. Более того, существует законодательная проблема: парни, приехав домой, даже несмотря на отсрочку, не смогут выехать из Украины на учебу, в результате чего отчисляются из заграничного учебного заведения. На практике в этой дилемме семьи выбирают оставаться за границей и получать образование. Поэтому мы сейчас готовим законопроект, который позволит беспрепятственное пересечение границы гражданам Украины в возрасте до 24 лет, обучающимся на дневной форме в вузе за границей. Естественно, это должно быть документально подтверждено. Надеюсь, коллеги по парламенту поддержат эту инициативу. Нам нужны быстрые и эффективные решения, которые позволили бы не потерять наших людей, находящихся сейчас за границей, а наоборот сохранить их связь с Украиной.
P.S. Законопроект, позволяющий беспрепятственно пересекать границу гражданам Украины в возрасте до 24 лет, обучающихся на дневной форме в иностранном вузе, зарегистрирован в ВР.