Авдеевка — прифронтовой город, сдерживающий врага еще с далекого 2014 года. С тех пор в громаде ни разу не проводили местные выборы, создали военно-гражданскую администрацию, а с весны 2022-го — военную. За ситуацией в городе, который в течение последнего года пытаются окружить и захватить, наблюдают не только местные жители, но и вся страна.
Глава военной администрации Виталий Барабаш не оставляет громаду несмотря на предостережения и ежедневные массированные удары и артиллерийские обстрелы. В городе до сих пор остаются около 1700 жителей и, вероятно, среди них — один ребенок, которого в течение последних четырех месяцев разыскивают, чтобы принудительно эвакуировать вопреки отказу матери.
Как работает местная власть и как живут те, кто остался? Почему люди не выезжают из-под обстрелов и что с этим делать? Какой будет зима 2023 года для Авдеевки? Как и где выживают те, кто выехал? Как коммуницируют с руководителем громады? Об этих и других вопросах «Рух ЧЕСНО» говорил с главой военной администрации в рамках спецпроекта с ZN.UA.
— Виталий, что было сложнее всего в начале полномасштабного вторжения?
— С марта 2022 года в городе была создана военная администрация. Самое сложное — первые несколько недель, когда совершенно не было понимания, что происходит. Везде наступали: на Киев, на южные регионы, с севера. Где-то ситуация проваливалась, но у нас практически ничего не менялось. Немного начало по городу прилетать, но линия фронта была постоянной.
Потом поступила команда по эвакуации всем руководителям городов. Мы, наверное, — единственная громада, руководство которой ни на один день не выезжало из города, что было согласовано с ОВА и командующим ООС. Мы видели фронт и силы с той стороны: ситуация была контролируемой и никто не собирался вступать в уличные бои. Поэтому было ощущение, что нужно оставаться на месте. Считаю это решение правильным.
Сложно было и когда начали эвакуировать гражданских. Как объяснить, почему они должны уехать? Это и сегодня остается ключевой проблемой. Я искренне радовался, когда за день мы вывезли до полутысячи людей. Город находился под массированными обстрелами. Не ставили автобусы в одну колонну, отправляли частями. Каждый такой рейс был стрессовым, пока не получишь информацию, что доехали.
Сначала я и мои заместители жили в здании военной администрации, пока не случилось прямое попадание. Мысли в первые секунды — только о том, все ли живы, и осознание, что надо рассредоточиваться.
Еще один вызов — зима. Мы понимали, что даже при наличии буржуек, угля и дров, в городе будут люди, которые замерзнут или погибнут, отравившись угарным газом. И такие случаи действительно были — не один десяток, не два и даже не три…
Сейчас мы готовимся к очередному условному — при таких обстоятельствах — отопительному сезону, понимая, что все повторяется и люди в городе еще есть. С одной стороны, будет вроде бы и проще, потому что мы это уже проходили и имеем навыки выживания в таких условиях, а с другой — больше обстрелов, дома не выдерживают и все трещит по швам и протекает. Поэтому будет еще сложнее, к сожалению.
— Вы готовились к вторжению?
— Да. У нас были наработаны несколько сценариев, в зависимости от развития событий. Это было в сотрудничестве с областью и центральной властью. В реализованный вариант мало кто верил, но… Коммуникация у нас со всеми — с первого дня. Много помощи поступало от офиса президента и ОВА, у нас эта вертикаль не проваливалась вообще.
— Сколько жителей сейчас осталось в городе?
— До 2014 года фактически проживало около 40 тысяч. Авдеевка — это спальный район Донецка, потому что к его центру от нас можно было доехать быстрее, чем жителям окраин города. Когда началась война в 2014-м, во время активной фазы в городе оставалось около трех тысяч человек, большинство — работники Авдеевского коксохимического завода. Потом люди стали возвращаться, до начала полномасштабного вторжения в городе было около 26 тысяч населения. Сейчас в Авдеевке до сих пор остается 1691 человек. В процентном соотношении это незначительная цифра, но в абсолютных измерениях — это почти 1700 жизней.
— Кто эти люди, оставшиеся жить в опасности? И почему?
— Пожилым людям, несмотря на все, тяжело принять решение и оставить свой дом. Большинство людей — пенсионного возраста, хотя есть и молодежь до 30 лет. Сейчас уже, конечно, не говорят, что некуда ехать или не хватает средств, как в начале. Теперь, особенно молодые люди, говорят: «Для чего нам куда-то ехать? Да, есть риск для жизни 24/7. Да, мы живем в подвалах. Но нам не надо ни на что расходовать средства». Они постоянно получают гуманитарную помощь, не только продукты, но и товары личной гигиены, медикаменты. Все у них есть, проблем нет, как они утверждают. Ехать куда-то, чтобы снимать жилье, потому что рядом уже нет бесплатного, тратить средства, искать работу не хотят.
В Каменском Днепропетровской области сосредоточено много наших горожан. Там есть завод «Южкокс», он как уменьшенная копия нашего «Коксохима». И руководство «Южкокса» надеялось, что сейчас к ним выстроится очередь из желающих работать, потому что много квалифицированных работников переехало. Но не тут-то было. Люди не идут, потому что была зарплата 30–35 тысяч гривен, а здесь предлагают 16 тысяч. Считают, что лучше сидеть дома и ничего не делать, чем работать за меньшую плату. К сожалению, это так.
В последние недели — уже новое объяснение отказу эвакуироваться. У нас есть две точки, где стоят «Старлинки» и телевизоры, там можно посмотреть украинские новости. Люди слушают, что сообщают об успехах ВСУ в контрнаступательных действиях: хотя они не настолько активные, но происходят, — поэтому оснований для выезда, говорят, у них нет. Ждут, что линию фронта подвинут дальше. Но надо ведь понимать, что они читают очень много пропаганды с той стороны. Там разгоняют информацию, что основной удар ВСУ придется именно на Донецк, и жители ждут этого события.
— А эти «Старлинки» и телевизоры кто организовал? Это для общего пользования и информирования населения? Это «Пункти незламності»?
— Есть у нас предприниматель, который до сих пор работает, и один телевизор стоит у него в магазине. Мы помогли ему найти «Старлинк», он его купил, и сейчас у него новости постоянно транслируют.
К «Пункту незламності» есть определенные требования, поэтому у нас функционирует волонтерский пункт, где, кроме «Старлинка» и телевизора, есть еще стиральные машины, душевые кабины, работает парикмахер, раздаем продукты и медикаменты. Там — два зала с телевизорами, можно зарядить телефон, чай, кофе, бутерброды, для пожилых людей организовано горячее питание, вот они приходят и смотрят там новости.
С апреля прошлого года у нас нет электроснабжения, соответственно, и телевидения. Радиоконтент весь с оккупированных территорий, наши каналы не пробиваются, очень мощная станция стоит в Донецке, и мы даже до 24 февраля ничего не могли с этим сделать.
— У вас все от генераторов работает? За бюджетные деньги покупали или волонтеры?
— Да, это генераторы. Есть несколько точек по городу, где можно подпитаться, волонтерский пункт — не единственный для таких потребностей.
Помогал офис президента, ОВА и международные миссии, с этим никаких проблем нет. Когда подорвали плотину на Херсонщине, мы думали, что помощь будет приостановлена, но этого не произошло. Есть даже на всякий случай резерв всего необходимого на два месяца и мы постоянно его обновляем.
Сложнее всего организовать логистику. Есть отрезок дороги 22 километра, который постоянно под обстрелами. Международные организации привозят нам все в более безопасные громады, там есть наши склады, а потом мы уже сами перевозим маленькими бусами в город.
— С учетом того, что люди долго потребляли контент с оккупированных территорий, а сейчас концентрация новостей оттуда еще больше, как они вообще настроены?
— Я думал, что будут пророссийски настроены, но сейчас наблюдаю то, чего не было до полномасштабного вторжения: почти все здороваются «Слава Україні!». Но есть разные люди. Была здесь недавно блогер, которая записывала видео с местными, а мы стояли рядом и наблюдали. В конце она бросила реплику, что «история все расставит по своим местам». Я попросил объяснить, что это должно означать, а она мне ответила, чтобы я не был таким националистом.
Обидно то, что люди каждый день прилагают усилия и рискуют жизнью, чтобы привезти помощь, потому что ту женщину мы накануне видели в волонтерском пункте с бутербродом в руках. Если бы такие в 2014 году на референдумы не ходили, то и истории этой не было бы.
— Вся страна переживает, удалось ли все же принудительно эвакуировать того мальчика, которого очень долго скрывали родственники? И возвращаются ли обратно в город родители с детьми, которых вывезли раньше?
— За все время «зеленых коридоров», согласованных обеими сторонами, не было ни разу. Мы проводим эвакуацию обязательно на «бронированной капсуле», это максимум пять-шесть человек. Это инкассаторские микроавтобусы, они условно бронированы, потому что тот, на котором мы ездим по городу, весь насквозь пробит из-за прилетов.
К сожалению, у нас специализированного хорошо бронированного транспорта нет, хотя в этом есть большая потребность при нынешних обстоятельствах — не только для нашей безопасности, но и для эвакуации, работы полиции. Волонтеры наши развозят продукты и другую помощь только на таких авто. За бюджетные средства мы не можем их покупать и даже ремонтировать, все — за волонтерские деньги.
Если люди соглашаются эвакуироваться, за ними приезжают, одевают дополнительно бронежилеты, каски и пытаются проскочить в короткие промежутки между обстрелами. Каждая эвакуация — это особая спецоперация по сохранению жизни. Ее проводит полиция, местная власть и опять же волонтеры, военных к этому не привлекают. Во время воздушной тревоги в Донецке мы никогда не везем людей, потому что 99,9% вероятности, что ракета в Авдеевку прилетит — это уже как догма.
Что касается того мальчика, то его до сих пор не нашли — а ищут уже больше четырех месяцев. Была разная информация, будто они уже выехали, но не подтвердилась. Потом говорили, что ребенка забрали непонятно какие родственники в непонятно какой области. На территории Украины мать не зарегистрирована как ВПЛ, — это мы постоянно держим на контроле. Телефон ее молчит уже давно, она не приходит за гуманитарной помощью, за нее тоже не получают и даже в городе ее давно не видели. Полиция устраивала засады, дежурила и следила за семьей, но мальчика с матерью не было. Обыски проводили. С кем и где тогда находился ребенок в течение такого долгого времени, неизвестно.
Есть версия, что они могли погибнуть в старой части города, там частный сектор близко к линии фронта и постоянные артобстрелы, мы физически не можем все пять тысяч домохозяйств обыскать. Надеемся, что они живы.
Были неединичные случаи, когда эвакуированные люди возвращались. Недавно вернулись три семьи буквально на следующий день после эвакуации. Как только получаем сигнал, едем с полицией проверять, иногда ищем по несколько дней и снова вывозим. Сейчас перекрыли уже все возможные варианты, по которым можно заехать, в частности и «черным таксистам», которые за огромные деньги оказывают услуги, — таким все равно, что дети. Превентивно мы уже это отработали и теперь, когда к этим таксистам обращаются семьи с детьми, они нам сообщают, и мы пытаемся контролировать их передвижения.
По нашим наблюдениям, чаще всего возвращаются матери-одиночки. Таких мы опрашиваем, как приехали, почему, ну и потом возвращаем на безопасную территорию. Последний случай — приехали мать с ребенком из Покровска в Авдеевку за 18 тысяч гривен, это 60 километров. А вернулись, потому что там, где жили прошлой зимой, были проблемы с дровами. Денег на дрова жалко, потому что им должны были дать бесплатно, а на такси — не жалко. Мой заместитель ездил с ними в ту громаду, договорился со старостой про обеспечение необходимым и о том, что будет держать их на контроле. По каждой семье, которая возвращается, отрабатываем.
— А вот с такими семьями, которых было тяжело эвакуировать, которые не хотели ехать даже несмотря на угрозу жизни детей, работают социальные службы или психологи там, на месте, где они селятся как ВПЛ?
— Чаще всего, к сожалению, никто с ними не работает. И это не только переселенцев нашей громады касается. Есть города, где сконцентрировано больше всего жителей Авдеевки, и мы понимаем проблематику. Люди напуганы, психологически нестабильны, не умеют принимать самостоятельные и взвешенные решения, не всегда у них есть информация о громаде, принимающей их. Я получаю сотни сообщений в день: «Нужна гуманитарка в таком-то селе на Житомирщине», «Где взять лекарство на Хмельнитчине?», «Организуйте дрова на Днепропетровщине», — и так по кругу. Эти вопросы мы решаем с заместителями в ручном режиме, сами ищем наших коллег в регионах, озвучиваем проблему, фамилию, адрес и пытаемся каждому помочь. Но это не совсем прямые обязанности военной администрации.
Есть также чувство, что и жители, и руководители громад уже начали относиться к переселенцам не очень тепло. Это дополнительные проблемы и нагрузка на инфраструктуру и бюджет. Некоторые мэры уже думают о том, что война закончится и будут выборы, поэтому часто гуманитарную помощь раздают местным, так называемым социально незащищенным слоям, которые потом за них будут голосовать, а переселенцы их не будут избирать, поэтому невыгодные. Я не хочу называть конкретные фамилии, но, поверьте, это действительно так. Нет ни одной области и ни одной громады, где бы ко всем нашим переселенцам относились нормально и вовремя удовлетворяли их потребности. Вопросы часто решают только по звонку, когда я сам набираю мэра.
В городах, где больше всего авдеевцев, мы сами раздаем гумпомощь. В Днепропетровской области организовали гуманитарные хабы в Павлограде, Новомосковском, Першотравенском, Межевой, в скором времени в Каменском открытие — там самая большая концентрация наших жителей.
Помощь продуктами и товарами первой необходимости важна, потому что даже если люди работают, зарплаты у них не очень большие, и мы понимаем, что этого недостаточно для жизни. Бесплатного жилья в ближайших громадах уже давно нет, а стоимость аренды достигла космических высот: однокомнатная в Покровске — от 10 тысяч гривен, в Днепре — от 15 тысяч. Социального или бесплатного жилья уже давно нет, оно занято, или условия не самые лучшие, ехать где-то далеко в другие области люди сами не хотят, а частные арендодатели спекулируют на этом.
— Но проблемы переселенцев — это не только обязанность громад. Которые, кстати, переварили всю первую волну. Здесь нужен не ручник от заботливого главы ВА, а четкие государственные механизмы.
— Действительно, большая благодарность всем громадам, которые приняли переселенцев и дальше о них заботятся, как бы трудно ни было. Очень много разных механизмов и программ утверждено, чтобы выполнялись в реальности, а не на бумаге. Это, наверное, очень широкие и дискуссионные вопросы для больше уполномоченных в таких вопросах специалистов.
— Вы говорили, что в городе работают магазины. Где берут товары? И как покупатели могут рассчитаться, где берут наличные или только карточкой?
— Предприниматели на свой страх и риск бусами под обстрелами завозят все необходимое из Покровска, где есть оптовые базы. В одном магазине есть «Старлинк», работают генераторы и соответственно терминал, поэтому здесь можно расплатиться карточкой. Работающих банков и банкоматов нет, но в рамках социальных гарантий люди получают пенсии и определенные выплаты, мы же на подконтрольной территории. В других двух магазинах только за наличные отпускают.
Есть еще несколько частных авто в городе, и люди ездят в соседние громады к банкоматам. Иногда приходят, говорят: «Хочу на эвакуацию». Мы готовим капсулу, сопровождение, забираем человека, который подозрительно выезжает без вещей, с маленькой сумочкой. Привозим в Покровск, он вынимает пачку банковских карточек, идет за наличными к ближайшему банкомату и тут же спрашивает, когда назад будут ехать, чтобы забрали. Сейчас такого уже не делают, потому что знают, что назад никто не повезет.
В последнее время очень популярной стала даже покупка валюты.
— Прошлая зима для вас была тяжелой. Чего ждать в этом году, все ли обеспечены средствами для обогрева жилья?
— Да, буржуйки есть, их раздавали волонтеры, «Коксохим», ОП, ОВА, международная помощь, с этим нет проблем. За годы войны наработан очень мощный пул личных контактов.
Генераторы у нас тоже есть, но проблема — привезти достаточное количество горючего, цистерна сюда не заедет. Весь уголь «Коксохима» в прошлом году использовали, его развозили преимущественно по объектам критической и социальной инфраструктуры. В этом году, как и в прошлом, будет субвенция на закупку дров для жителей, но проблема та же — логистика. Перевозчики привозят большими фурами в более безопасные населенные пункты, а мы уже оттуда на маленьких авто развозим людям.
В целом в городе — 225 многоквартирных и пять тысяч частных домов. Ни одного уцелевшего дома не осталось. Восстановление и ремонты нереально начинать, летит каждый день, к тому же строительные материалы нет возможности завезти.
— Уцелела ли и как работает больница?
— В больницу очень часто прилетает. Сейчас там два врача и четыре медсестры. Скважина и электричество у них постоянно работают от генератора.
В городе есть несколько скважин, и коммунальщики, согласно графику, запускают генераторы к этим станциям. Люди приходят, набирают воду. Коммуникация вся уничтожена, труб просто нет.
— Насколько разрушен Авдеевский коксохимический завод и реально ли его восстановить?
— Сложный вопрос. Это было градообразующее предприятие. Почти 65% бюджета поступало за счет «Коксохима». Сейчас оно очень разрушено, но компания «Метинвест» намерена его восстанавливать, хотя ежедневно туда летят «Грады» или ракеты. Дальнейшие их решения, конечно, будут зависеть от того, что будет после войны. Большинство наших жителей работало на этом заводе.
— Насколько активно оккупанты пытаются сейчас захватить вашу территорию?
— Постоянно штурмуют с юга и севера, чтобы окружить город. За сутки у нас — от 15 до 30 массированных обстрелов по городу, есть и авиаракетные удары, максимально таких было 10 сразу. По позициям и по дороге бьют систематически, без передышки.
Рубеж промышленной зоны, так называемой промки, где линия фронта ни на метр не продвинулась, — там сильная оборона и они ничего не могут с этим сделать.
— Кто сейчас атакует город со стороны врага? Это качественно подготовленные бойцы?
— За эти полтора года были разные: «вагнеровцы», которых просто на мясо забрасывали, спецназначенцы, мобилизованные, ДНРовцы и «пятнашки», кого только не было. Сейчас стоит довольно профессионально обученная морская пехота и «Шторм-Z» зашли. На всем Донецком направлении сконцентрировано более 200 батальонов приблизительно по 600 человек в каждом.
— Какая статистика по погибшим гражданским жителям?
— За время полномасштабного вторжения погибло 150, ранено около 350. А в целом с 2014 года погибло немногим более 200 и ранено почти 800.
— Какими будут ваши первые действия после победы?
— В первую очередь — развитие города и восстановление критической инфраструктуры. Возведение временного жилья, а именно модульных домов, больницы, полиция, администрация. У нас уже зарезервировано 340 модульных помещений, мы над этим работаем. Многое будет зависеть от того, как быстро и вообще будут ли восстанавливать крупные предприятия: не только «Коксохим», но и завод металлических конструкций, «Микофут». Они не смогли релоцироваться, у них очень специфическое оборудование и производство в сфере тяжелого машиностроения.
Люди будут возвращаться, с этим, думаю, проблем вообще не будет, авдеевцы готовы ехать, чтобы помогать разбирать завалы, много таких.
— С какими мэрами сотрудничаете? Есть ли города-побратимы?
— В пределах области общаемся со всеми мэрами и имеем тесную взаимопомощь. Город-побратим у нас — Стрый, поддерживаем тесный контакт. Плодотворно сотрудничаем с Уманью, они очень нам помогли.
Если вне пределов страны, то это грузинский городок Рустави.
— Откуда будете привлекать средства на восстановление?
— Основной наш спонсор — это Уоррен Баффет (американский инвестор, филантроп. — И.Л.). Он посещал Авдеевку и пообещал тогда, что будет восстанавливать город.