Оля и Карина с удивлением рассматривали сельскую площадь — вокруг все такое непривычное и интересное. Жаль только, что на качелях нельзя прямо к небу взлететь — все же музейный экспонат. На них примостилась старенькая бабушка, наверное, молодость вспоминает. Не на этих ли качелях признавались в любви герои фильма «Вавилон ХХ»? Будущие тележурналистки быстренько навели фотообъективы — будет хорошее воспоминание о музее. Бабушка смутилась, заслонилась платком: «Эти качели — не наши! Если уж и фотографироваться, то возле нашего ветряка...»
Оказывается, восьмидесятилетняя Ольга Прохоровна Нижинская вместе с дочкой, внучкой и правнучкой специально приехала в музей в Переяслав-Хмельницкий, чтобы проведать свой ветряк. «Он когда-то принадлежал моему свекру Павлу Нижинскому. А стоял ветряк в селе Рудяков Переяславского уезда Полтавской губернии, молол зерно крестьянам из всех близлежащих сел. Потом большевистская власть ветряную мельницу отобрала. А со временем и скот, и землю, и реманент, все до последнего гвоздя — многодетная работящая семья попала в список кулаков. Коммунисты всех с сумой по миру пустили. Набедствовались тогда люди!.. А когда сооружали Каневское водохранилище, то все село утопили — под воду оно ушло. Люди переселились кто куда смог, а часть зданий, слава богу, забрали в переяславский музей. Сейчас здесь наша история хранится. Мы от ветряка всегда идем в шинок — он тоже из Рудяков, только в советское время это был сельмаг».
Ольга Прохоровна смотрит на крылья ветряка, горько вздыхает — в прошлый раз все были на месте, а нынче только два осталось. Что поделаешь — время не щадит ни людей, ни ветряные мельницы...
Эта неожиданная встреча стала убедительным ответом на вопрос, оскорбляющий работников Музея народной архитектуры и быта Средней Надднепрянщины — правда ли, что здесь здания-экспонаты или это искусно сделанные копии. Сегодня невозможно представить историческое, культурное, научное пространство Украины без Переяслава-Хмельницкого и 27 его музеев, среди которых и Музей народной архитектуры, который еще называют этнографическим или музеем под открытым небом. Билет сюда стоит всего шесть гривен, а школьники и студенты платят лишь половину. С уверенностью могу сказать, что нигде в Европе такого нет — ни музея, ни цены. Там даже те экспозиции, которые можно осмотреть за полчаса, облегчат ваш кошелек на пять-шесть евро. Чтобы обойти музей на Татарской горе и осмотреть хотя бы часть из 30 тысяч экспонатов, нужно минимум полдня. А впечатлений хватит на годы. Студенты столичного Института кино и телевидения любуются деревянной церковью, потом заходят в хату, с удивлением рассматривая рушники. И все время фотографируют — на память, надеясь, что когда-то приедут сюда снимать кино или телепрограмму. Посетители старшего возраста долго стоят во дворе крестьянской усадьбы, вспоминая картинки из собственного детства, — когда-то подобное видели там, где жили их бабушки и дедушки. И тоже фотографируются на память. Оказалось, что эту экскурсию медицинским работникам Васильковского района Киевской области организовал профсоюз по случаю профессионального праздника. Увиденное очень понравилось, многие мамы планируют приехать сюда со своими детьми-школьниками.
Друг за другом прибывают автобусы, высаживают группы, а затем водители долго ищут, где бы им припарковаться, — стоянки здесь как не было, так и нет. Как и приличного входа в музей — маленькая каморка служит и кассой, и кабинетом экскурсоводов, и проходной. В воскресный день здесь довольно шумно, говорят, что в последнее время количество посетителей заметно увеличилось. Но ни известных политиков, ни членов правительства в музее не встретишь — очевидно, они больше любят творить историю, нежели изучать. Впрочем, смотрители домов утверждают, что недавно здесь все-таки был один народный депутат. И не сам, а с женой и детьми. Просил не афишировать его визит. Совестливый — жене и детям билеты купил. Сам, правда, прошел бесплатно, только удостоверением помахал.
По словам Анны Козий, заведующей филиалом Национального историко-этнографического заповедника «Переяслав», за год здесь бывает более 100 тысяч посетителей.
— Могло быть и больше, но ведь мы принимаем экскурсии только в теплое время года. Минувшая зима была не суровой, поэтому впервые мы принимали посетителей зимой. И такие экскурсии, к сожалению, еще недостаточно разрекламированы. В основном к нам приезжают группы с Киевщины и соседних областей. А в нынешнем году, кажется, лед тронулся — приезжают люди из областных центров — Харькова и Кировограда, Львова и Чернигова. Даже из Донбасса большая группа была — госслужащие из Краматорска специально заказали автобус, чтобы посетить наш заповедник. Переяславчане, когда душа требует утешения, тоже идут к нам, в музей.
— 100 тысяч посетителей — для заповедника это мало или много?
— Мы можем больше принимать, зарабатывать, пусть и небольшие, средства, ведь их нам так не хватает. Но все упирается в то, что в Переяславе-Хмельницком нет нужной инфраструктуры. К нам приезжают группы посетителей на полдня и возвращаются домой. А чтобы приезжали туристы, нужны отели, рестораны, где люди могли бы отдохнуть и развлечься. То, что есть в городе, пригодно только для студентов и волонтеров и совсем не подходит для иностранных туристов.
— Музей на Татарской горе начали создавать более 40 лет назад. Сколько сейчас насчитывается экспозиций и памятников народной архитектуры?
— В основу научной концепции положен принцип эволюции жилища человека, начиная с древнейших времен до XIX века. Наши специалисты с помощью научных сотрудников Института археологии сумели выполнить реконструкцию жилищ периода позднего палеолита. Находится у нас и Добраничевская стоянка (XV—X в. до н.э.), и постройки периода Черняховской культуры (III—IV в. н.э.), найденные неподалеку от Переяслава. Немало памятников еще с ХI века. У нас часто повторяют: чтобы изучить историю Киева, нужно ехать в Переяслав. В музее экспонируются остатки срубов с Подола — на их основе выполнена реконструкция усадьбы киевлянина ХІ века. Есть также реконструкция строения XIV века (Печерский район столицы). Всего же у нас около 300 зданий. 122 памятника народной архитектуры — оригинальные. Это не реконструкция, не новостройка по чертежам или рисункам — это настоящая история, которую удалось сохранить с большим трудом. К тому же в специально построенных павильонах развернуто еще 12 тематических экспозиций.
Корчма из затопленного села Рудяков |
— Сегодня — очень нелегко. Здания на своем месте простояли-прослужили 100—150 лет. Затем были перевезены, отреставрированы, а после этого еще и здесь несколько десятилетий под дождем и снегом простояли. Вся проблема — в средствах и специалистах. Нам не позволяют иметь в штате реставраторов — их даже по отдельным группам экспонатов нет. У нас есть только плотники-строители, которых когда-то набирали для реставрации памятников народной архитектуры. Они хорошо выполнили свою работу, сейчас из последних сил поддерживают их. Но это люди уже немолодые, их у нас осталось мало, а молодежь не идет на такую работу. Если новички и приходят, то это те, кто на заработках где-то за границей потеряли свое здоровье, а сейчас вынуждены согласиться на 600 гривен. Молодежь о такой зарплате и слышать не хочет.
— Что разрушается больше всего?
— С кровлями беда. Даже более крепкие — металлические — требуют ухода и соответствующей квалификации мастеров, о деревянных нечего и говорить. Дранку надо менять, поскольку совершенно истлела, однако не на что, приходится рубероидом перекрывать. Это ужасно. Но что поделаешь — нужно ведь несмотря ни на что и памятник сохранить, и экспонаты, размещенные внутри. А соломенные крыши?! К сожалению, от соломы мы вынуждены были отказаться.
— И не только вы. В свое время специалисты Музея архитектуры и быта (Пирогово) сетовали: чтобы купить солому для крыш, нужно провести тендер да еще и привлечь не менее трех участников. Здесь попробуй хотя бы одного с таким товаром найти!
— В советские времена колхозы выделяли пять-шесть гектаров ржи, и мы все — от директора до охранника — с серпами выходили на поле жать. Работа кипела! Потом рожь молотили — зерно отдавали колхозам, а солому забирали для потребностей музея — вязали снопы, перевозили, готовили их таким образом, чтобы потом можно было перекрыть памятники народной архитектуры.
— И на сколько крыш этой ржи хватало?
— Из пяти-шести гектаров заготовляли солому для двух памятников. Сейчас и этого нет. Вынуждены перейти на камыш. Своими силами заготовляем. Камыш очень ломкий, с ним труднее. А еще больше проблем со специалистами. Сегодня цена такой работы — 40 долларов за квадратный метр крыши. А мастер у нас зарабатывает аж... 600 гривен в месяц. Раньше хотя бы раз в квартал была премия, небольшая, в пределах оклада. А в этом году все урезали до минимума. Что мы можем сделать? Преимущественно обращаемся к совести мастеров, бьем на жалость, поощряем только добрым словом.
— Кто же это на фоне щедрых обещаний правительства такой скупой?
— Государственная служба национальных заповедников — структура Министерства культуры Украины.
— А они как-то объясняют такие решения? Или им просто жаль премий (даже таких скромных) для людей, собственно, сохраняющих историю?
— Очевидно, в Министерстве финансов решили, что музейщики слишком роскошествуют, просто-таки жируют на бюджетной зарплате. Но, поверьте, сегодня даже не это нас сильнее всего допекает, а процедура проведения тендеров. Сколько времени и нервов было потрачено, пока мы приобрели самосвал, крайне необходимый для обслуживания территории! Второй год пытаемся выстроить небольшой одноэтажный домик — проходную, где бы разместились касса, кабинеты экскурсоводов и научных сотрудников, а также охрана. Планируем обшить его деревом, разукрасить, чтобы радовал глаз. В прошлом году на это по крайней мере 100 тыс. грн. получили, а сейчас всего 70 тыс. Что за эти деньги сегодня сделаешь? Заказали окна и двери, остались копейки. Небоскребы вырастают намного быстрее, чем наша хатка.
— Все знают, с чего начинается театр. А музей? В Европе любой музей, а тем более заповедник под открытым небом, начинается с приличного входа, кассы и, извиняюсь, нормального туалета. Разве можно приглашать в Переяслав-Хмельницкий иностранцев, если и в городе, и в заповеднике у этих учреждений точно такой же вид, как сто или двести лет назад в каком-то глухом селе?
— Планируем выстроить современный, но... Пока что экскурсанты вынуждены пользоваться раритетом прошлого века. У нас иностранцы хотя и нечасто, но бывают. Представьте себе, как чувствуют себя сотрудники музея, когда иностранные гостьи просят показать «дамскую комнату».
— Известно, что в Канев наши политики ездят едва ли не на перегонки. А к вам?
— Заглядывают. Виктор Андреевич недавно приезжал, но как частное лицо. Он неоднократно у нас бывал. И каждый раз, начиная с тех времен, когда еще был председателем Нацбанка, почему-то неофициально.
— Может, не хочет, чтобы беспокоили его разными жалобами? Ведь так получается — где бы ни появилось высокое должностное лицо, ему все жалуются на нищету и просят денег — и в больницах, и в школах, и в музеях.
— Я, к сожалению, на встрече не была. Но, говорят, к президенту действительно обращались с просьбой. Но речь шла не о деньгах, а о том, чтобы упростить проведение тендеров — очень уж допекло.
— Тогда нужно перед Кабмином рушники расстилать. Знают ли путь в заповедник те высокие должностные лица, которые руководят гуманитарной сферой и культурой, кто финансирует все это, урезая и без того мизерные премиальные?
— Руководить есть кому. Но скажите, кому сейчас нужны украинская культура и история?
— Может, им и не нужны, но ведь они занимают такие должности, что обязаны хотя бы делать вид, что интересуются и заботятся.
— По-моему, делается это для того, чтобы все украинское сгинуло, развеялось, пришло в забвение. Не об этом ли свидетельствуют слова вице-премьера по гуманитарным вопросам, что интеллигенция в нашей стране — это какой-то слой, ее, дескать, вообще нет. А украинство — это какие-то непонятные, никчемные потуги. Но кто же тогда мы, те, кто десятилетиями создавал и оберегал музеи? Тоже какие-то потуги? Дело, которое украинская интеллигенция начала еще в ХІХ — начале ХХ века, мы продолжаем и будем продолжать. И что бы там ни говорили, но специалисты, отдающие жизнь музейному делу, изучению народных традиций, сохранению исторических памяток, они — настоящая интеллигенция. И по своим убеждениям, и по умению пренебрегать собственными интересами ради дела, и вечным стремлением узнать что-либо новое из истории народа и донести его до людей. Образ жизни у сотрудников заповедника, конечно, не такой как у книжных интеллигентов, поскольку за нелегкий труд здесь получают мизерную зарплату, которую стыдно нести домой. Иногда нас даже упрекают: когда же вы за науку возьметесь, если все свободное время на огородах копаетесь! Приходится копаться. Вне границ столицы едва ли не все так живут, поскольку без собственного огорода просто не протянешь. Но это не мешает работе. Мы в заповеднике проводим научные конференции, к коллегам ездим, принимаем участие в семинарах, обмениваемся опытом, постоянно готовим материалы для научных сборников. Что исследуем? Различные ремесла и промыслы, в частности ткачество, несколько научных сотрудников изучают символику наших узоров, другие анализируют и описывают народные обряды.
— Много научных сотрудников в музее?
— Почти 60. В скором времени будут защищать свои кандидатские диссертации археолог и этнограф, надеемся, что когда-то и докторские будут подготовлены — уникальных материалов для этого можно найти достаточно.
* * *
Так уж повелось, что переяславский музей под открытым небом всегда сравнивают с киевским, в селе Пирогово. Конечно, столичный находится в более выгодном положении — здесь и праздники различные устраивают, и ярмарки ремесел, и делегации привозят, да и посетителей здесь намного больше, чем в Переяславе-Хмельницком. Да, собственно, кто о нем знает, кроме научных сотрудников и энтузиастов? Может, кто-то видел его в рекламном блоке на телевидении? Или на билбордах столичных улиц? Ища семь чудес Украины, можно пропустить то, что находится совсем рядом со столицей. В музее уже и не помнят, когда сюда в последний раз приезжал министр культуры и туризма (как нынешний, так и бывшие). По словам сотрудников, ни Б.Ступку, ни О.Билозир они здесь не видели, Ю.Богуцкий вроде был (но затрудняемся сказать, было ли это при первом его «пришествии», или при нынешнем), но интереса к уникальному музею-заповеднику не проявил. Откуда же тогда возьмутся в госбюджете нужные суммы для сохранности памятников народного искусства и архитектуры? Никто в музее не может вспомнить, видели ли здесь Макаровича и Даниловича, когда каждый из них был при булаве. И даже поэтически настроенный председатель Верховной Рады пятого созыва, говорят, в сам город приезжал, но заповедник не посетил. Кстати, его предшественник — В.Литвин — завоевал искреннюю симпатию у переяславчан. Вместе с ними он праздновал 20-летие музея хлеба, а когда ему в руки дали цеп, то молотил зерно так легко и умело, словно всю жизнь только этим и занимался...
Туристические маршруты в Европе составляют таким образом, чтобы не пропустить ни одного городка, если там есть что-то интересное для посетителей. А большие музейные комплексы на год или даже два вперед расписывают график посещаемости. Может быть, какая-то зарубежная туристическая фирма и заинтересовалась бы музеем-заповедником, и проложила бы к нему дорожку из Европы, если бы могла о нем что-то узнать и прислать обычное электронное письмо с запросом. Но ведь в музее нет Интернета!
Горстка сотрудников ухаживает за большой территорией, заботится о памятниках народной архитектуры, и даже находит силы и время для научных исследований. Но без поддержки государства заповедник не выстоит. Не выдержит он беспощадности времени и равнодушия власти. Даже неопровержимый авторитет генерального директора музея Героя Украины М.Сикорского никак не может повлиять на ситуацию, равно как не может сдвинуть с места ту гору проблем, которая грозит спрятать под собой заповедник. Деревянное зодчество недолговечно — без реставрации оно быстро превратится в порох, как и национальная идея — без сохранения истории, культуры и народных традиций. Потеряла свои крылья ветряная мельница Павла Нижинского, светят ребрами старые крыши. Похоже, такая государственная политика вскоре приведет к тому, что крыши совсем снесет. И не только с музейных домов.