В незапамятные студенческие времена мы с удовольствием повторяли анекдот о неумелом ученике, который на просьбу преподавателя рассказать о Франции неизменно отвечал: прежде чем говорить о Франции, я расскажу об Англии. Вот так и я. Перед тем как завести речь о Юрии Шевелеве, позвольте рассказать вам об Иване Великом, колокольне за стенами московского Кремля. Начал ее возводить Иван Калита над старинной церковью в память о святом — Иване Лестничнике. Закончил в 1600 году Борис Годунов: добавил два последних яруса и купол. Восьмигранная башня почти стометровой высоты четыре столетия была самым высоким строением в Москве. Люди нарекли ее Иваном Великим.
В нынешнем году в Киеве состоялась презентация украиноязычного издания наибольшего труда Юрия Владимировича Шевелева — «Історична фонологія української мови». На Западе этот фундаментальный труд (более 800 страниц англоязычного текста) известен с 1979 года. Путь к украинскому читателю был долог и тернист не только для произведения, но и для его автора.
До конца 80-х годов имя Шевелева было запрещено в пределах УССР. Человек на своей родной земле официально не существовал. Даже в разгромных статьях в адрес «буржуазных националистов», довольно часто появляющихся в журнале «Дніпро», наиболее часто писали обо всех в общих чертах, не называя фамилий, чтоб не приучить к ним читателей. Имя Ю.Шевелева упрямо замалчивалось.
Первой неожиданностью были воспоминания Миколы Бажана «У світлі Курбаса» («Вітчизна», октябрь 1982 г.). В них тоже о Шерехе-Шевелеве не было ни словечка, но...
В ноябре 1979-го нью-йоркский журнал «Сучасність» напечатал очерк Юрия Шереха «Зустріч з Березолем». Встреча состоялась летом того же года в Эдинбурге (Шотландия), где гастролировал Государственный грузинский театр им. Руставели. В очерке Шереха есть воспоминание о приезде руставеловцев в Харьков в 1930 г. и поездке «Березоля» в Тбилиси в 1931 году. Художественными руководителями театров были тогда Сандро Ахметели и Лесь Курбас. Вспоминается о взаимной симпатии этих режиссеров-новаторов и их трагической судьбе. Есть в очерке такое: «Найцікавiшим буде те, що ідучи в річищі шукань двадцятих і початку тридцятих pоків, не імітyючи їх, а творчо їх продовжуючи, вистава дивним дивом стоїть ближче не до традицій Ахметелі, а до традицій Курбаса». И в конце: «Мoжнa було знищити Курбаса-особу. Показалося, що не можна було знищити того, чим він запліднив мистецтво. В обставинах лютого політичного пригнічення зерна творчих процесів виявили дивовижну, неймовірну здатність зберігатися під мерзлотою земної поверхні, щоб прорости через багато років».
Воспоминания Бажана поразительно перекликаются с очерком Шереха. Читаешь и словно слышишь разговор двух человек, принадлежащих к одному поколению, к одному и тому же культурному уровню, людей с общими интересами и очень похожими взглядами на новейшую историю страны, в которой они выросли и возмужали. И сегодня я убеждена, что Бажан читал статью Шереха и в своих воспоминаниях обращался прежде всего к нему. То ли какими-то неизведанными путями «Сучасність» проникла в Киев, то ли Бажан увидел журнал где-то за пределами УССР — не имело значения. Имела значение паутинка связи. Словно на глухой стене возникла тоненькая трещинка.
Стена продолжала стоять, трещинка ее не сдвинула.
Вскоре Шевелеву исполнилось семьдесят пять. По этому случаю Люндский университет присвоил ученому звание почетного доктора и наградил его лавровым венком. Даже без особого знания шведского языка можно понять в прилагаемом дипломе: «... в будущие десятилетия славистика не сможет обойтись без трудов Шевeлева».
Поскольку в Соединенные Штаты запрещен ввоз растений, лавровый венок вызвал смятение на таможне. Где взяли? Почему? Покажите! Пришлось открыть упаковку, объяснить, от кого и за что. Сошлись чиновники, рассматривали, охали, поздравляли и пропустили. Лавpы до последнего дня находились в нью-йоркской квартире ученого.
В следующее лето Юрий Шевелев получил почти одновременно два письма. Первое, совсем коротенькое, прибыло от знакомого из Англии. Приведу его полностью в оригинале.
«8.5.84.
Дорогой Юрий Владимирович!
Надеюсь, Вы в добром здравии и Вам хорошо работается. У меня все более или менее утряслось и организовалось. К сожалению, радио забирает много сил.
Моя жена преподает русский разговорный в Школе славистики (Лондонский университет). Не так давно она придумала студентам разговорную тему «Какие пять книг вы возьмете с собой на необитаемый остров». Было много Библий и Шекспиров; один студент назвал «Историческую фонологию украинского языка» Ю.Шевелева. Никакого отношения к Украине или украинцам студент этот не имеет. Жена вернулась потрясенная. Ради этого в общем-то и пишу Вам.
Буду рад видеть Вас в Лондоне,
Ваш Игорь Померанцев».
«Фонологія» уже четыре года была доступна англоязычному читателю. Правда, покупали ее больше библиотеки, в частные коллекции она попадала реже, возможно, причиной этого была высокая цена: в то время в Канаде (о других странах не знаю) за нее нужно было заплатить триста десять канадских долларов.
Второе письмо прибыло из Москвы.
«22 июня 1984 г.
Глубокоуважаемый профессор!
Рад Вам сообщить, что на нашем последнем в этом семестре заседании семинара по диахронической фонологии Вы были героем дня. После семинара мы собирались даже послать Вам приветственную телеграмму.
Основным докладчиком был проф. Колесов. Особенно тепло прозвучала нотка о встречах с Вами, о Ваших человеческих качествах. Проф. Жилко был содокладчиком. Он детальнейшим образом разобрал Вашу диахроническую фонологию украинского языка. И все же общую концепцию Шевелева-фонолога пришлось делать мне, подчеркнул то многое доброе, что не заметили ни наши докладчики, ни Ваши тамошние рецензенты.
Мы делаем все от нас зависящее, чтобы Ваши труды стали достоянием самой благодатной аудитории. Правда, должен признаться, что «лед» тронулся, но есть еще люди, которым Ваше имя не очень нравится.
Искренне Ваш
Жаль, что Вы не смогли быть на съезде в Киеве!».
Подпись неразборчива, комментарий ЮШ: «Я його ніколи не бачив».
Листок вложен в конверт вместе с открыткой, на которой изображен общий вид Кремля. На первом плане — золотые купола церкви и двух колоколен, одна из которых вырвалась далеко в небо и возвышается над всеми строениями. На обороте открытки надпись: «Георгию Шевелеву, фонологу, поднявшемуся выше Ивана Великого».
Из Украины вестей не было. Правда, со второй половины 80-х на ежегодные летние конференции по украиноведческим вопросам при Иллинойском университете в Урбани, (США), стали появляться гости из Украины. Сначала поодиночке, затем все больше и больше. Их радушно встречали, одаривали здешними изданиями. Граница по-прежнему оставалась на замке, но что-то все-таки изменялось. Лариса Масенко, вспоминая в «Дивослові» (ч.1/2003) труд Юрия Шевелева «Українська мова в першій половині ХХ століття», говорит: «Наприкінці 80-х рр. кілька примірників цієї книжки нелегальним шляхом потрапили і в Україну». Приблизительно в это же время в московском издательстве «Прогресс» вышел русский перевод книги Генрика Бирнбаума «Праславянский язык», где несколько страниц посвящены добросовестному и благожелательному рассмотрению труда Шевелева «Передісторія слов’янських мов: історична фонологія праслов’янської мови». Общий вывод автора такой: «Нужно сказать, что книга Шевелева является в настоящее время лучшим исследованием общеславянской фонологии».
Но что можно пану, нельзя Ивану. В Украине имя Шевелева все еще вспоминалось разве что в частных разговорах, а в печати не появлялось. Как выразился Иван Дзюба, «гласность» печатная уступала «гласности» устной.
Легально имя Шевелева появилось в украинской прессе лишь в 1990 году. Участники Первого конгресса МАУ в Киеве стоя приветствовали старого ученого, а его обращение к аудитории сразу стало крылатой фразой: «Любі друзі, шановні вороги!»
Лед замалчивания тронулся.
Но придется подождать еще десяток лет, пока капитальный труд ученого, magnus opus его жизни зазвучит на родном языке. Жаль, что ученый не дожил до этого дня. Когда-то давно, когда еще нерушимо стояла глухая стена между эмиграцией и Родиной, Юрий Владимирович сказал: «Те, що Грушевський зробив для української історії, я зробив для української мови». Иными словами — труды Шевелева расходились с официально пропагандировавшейся в СССР теорией о происхождении «трех братских языков» и о путях их развития. Именно это, а не какая-то иная выдуманная причина, сделало ученого персоной нон грата в Советском Союзе на долгие годы.
Будем надеяться, что презентованный украинскому читателю труд Шевелева свое дело сделает.