Социология сейчас глубоко проникла в информационный контекст общества. Это естественно и необходимо. Вместе с тем возросла и ответственность социологов.
Если перед вами газетная статья, а в глазах рябит от цифр, которые далеко уводят ваш взгляд от сути проблемы или явления, если на каком-нибудь телевизионном ток-шоу собеседники социолога отказываются от дискуссии («Что означают эти ваши 37 процентов? Это много или мало? И почему?»), если радиоэфир часами занимают «ведущие ученые современности», в чью теорию социального мироздания никак не вписывается повседневность, — то все это означает, что в социум активно пускает корни «обществоведение без границ». Границами здесь выступают и чувство реальности, и сама реальность.
А значит, профессионализм социолога не в том, чтобы перед телекамерами брать на себя мессианскую ответственность за судьбы человечества, не вникая в суть его проблем, а в том, чтобы заниматься наукой.
Наш собеседник — доктор экономики и социологии, заведующий отделом социальных экспертиз Института социологии НАНУ, профессор Юрий САЕНКО.
«Обществоведы без границ» против реальности
— Теорий социума сейчас — на любой вкус. Но ни в одну из них не впишешь повседневную реальность. Особенно нашу — мучительно переходную и «реформируемую без реформ». Особенно после того, как треснули обручи «компартийной» идеологии, при господстве которой единой цельной теории однозначно соответствовала ясная жизнь концлагеря. Феномен «обществоведения без границ» породило постсоветское общество «без остова и границ социального смысла» в лице «верховной троицы»: администрации Президента, парламента и Кабмина. А у обществоведов не оказалось адекватной теории или хотя бы модели, объясняющей происходящее. Вот и кинулись во все тяжкие. Это «безграничье» ударило по профессионализму. И по моему в том числе.
— В современной социологии, к примеру, не выстроены системы оценочных критериев, по которым можно было бы описать качество жизни нашего населения, структуру среднего класса, явление бедности, предположить, насколько распространилась практика увода населением своих доходов «в тень» и т.д. Раскрыть суть этих явлений в цифровом выражении вообще реально?
— Любовь к цифре началась еще с Пифагора. Извечная проблема количества и качества. Само социологическое исследование — это адекватное переведение смысла в цифры: поставили задачу, сформулировали вопрос, получили ответы, прописали какую-то цифирь… Все это «колотится» в компьютере, который выдает огромное количество всяческой цифири. Теперь ее надо преобразовать в новый смысл. И это уже зависит от социолога. Эта труднейшая задача требует искусства больше, чем науки.
— И в этом социология зачастую похожа на политику.
— Политик, хватаясь за цифру, начинает вытворять с ней все, что угодно. Начинает объяснять: дескать, валовой доход у нас вырос чуть ли не на 10% и поэтому люди стали лучше жить. А на самом деле ничуть не лучше: зарплаты практически не увеличились, социальные программы не выполняются. Идет подмена понятий, спекуляция, очковтирательство, манипулирование цифирью, которая не имеет конкретного отношения к сути проблемы. А в социологии, в отличие от политики, нельзя говорить о сознательном искажении в дешифровке полученных цифр (хотя и там происходит всякое). Дело в том, что в социологии нет четкой научно обоснованной теории перехода количества в качество. И в этом ее беда.
Хотя цифры отвоевали в реальной жизни свое право на отражение мира. Та же информатизация — это передача любого сообщения, объекта с помощью цифровых технологий. Еще в начале 60-х годов академик Глушков прогнозировал возникновение цифровых видеокамер. Эта идея всеобщей цифры, способной воплотить любое качество объекта, все же реализуется. Здесь и генетический код, и цифровые технологии — мы постепенно расширяем возможности снятия информации с любого объекта. А вот как передать ее человеку, минуя собственную субъективность?
В социологии мнение одного человека, двух, десяти — это субъективные оценки. Но если вступает в силу закон больших чисел, то, начиная с определенного «большого числа», сумма индивидуальных субъективных оценок становится объективной. Доказано, что для Украины — это опрос 1200—1800 респондентов.
Социологию — в реальную жизнь!
— Однако политиканы живут в своем «виртуальном» мире и там жонглируют цифирью. «Страшно далеки они от народа», и в этом заключается некая уродливая норма жизни. Социология же — наука. И, например, в период выборов делается весьма популярной. Став желанными гостями беспредметных ток-шоу, социологи приобретают статус публичных людей. А людей публичных, к тому же представителей гуманитарных наук, следует воспринимать «с поправкой на неадекватность». Потому что процесс говорения «обществоведов без границ» зачастую противоречит сути проблемы. Описывать жизнь через начетничество — дело неблагодарное.
Переводить цифру в смысл, вероятно, нужно не только поэтапно, но и через систему необходимых и достаточных показателей.
— Сначала давайте отделим социологическую науку от социометрии — всяческих электоральных и менеджерских замеров. А вот проблемой «смысла и цифры» мы в институте и занимаемся. Прежде всего исходим из того, что общество живет, находясь на разных уровнях реальности. Первая задача — определить нижний уровень детализации. Мы выстраиваем иерархию показателей и каждый из них должен входить в другой, более высокого ранга (это конструкция типа матрешки). Нужно выстроить «дерево» или граф — то есть подчиненность этих показателей. В статистике это называется «свертка»: зарплата отдельных социальных групп сворачивается в зарплату в среднем по Киеву, затем — по стране. А потом нужно определить единицы измерения, особые социологические показатели. И это колоссальная проблема. Относительно эмоционально-оценочного и социально-оценочного пространств, касающихся субъективных оценок населения, система координат еще не выстроена.
Современная социология должна определять, к примеру, системы оценки качества здоровья или показателей бедности, среднего класса. Экономические показатели находятся в определенно означенном пространстве. А нам, ученым, нужно найти сопоставимые социологические показатели, дополняющие, уточняющие, проясняющие это пространство. Для этого нужно преодолеть сопротивление неопределенности, присущей социальному пространству. Впрочем, такие противоречия характерны и для мировой социологии.
— Собственный жизненный опыт так называемого кабинетного ученого настолько искажает реальность, заглушая ее цифирью, как сорняком, что за его потугами «препарировать» живой социум просто жалко наблюдать. К тому же скандировать цифирь не означает даже приближаться к сути культурно-исторического либо социокультурного феномена. Так, я задавала социологу вопрос, отчего во времени посткоммунизма послевкусие от коммунизма забивает вкус времени и каким же образом догнать реальное время цивилизованного мира. На что он ответил мне важно: все с нашей цивилизованностью наладится, как только валовой доход населения станет соответствовать уровню 1990 года.
— Когда мы «догоним 1990 год», — а это будет нескоро, — остальной мир окажется далеко-далеко от нас… Один социолог не имеет права судить о тех сложнейших процессах, которые фиксируются в результате опроса либо экспертов, либо всего населения. Ведь социолог, что бы он ни изучал, не является специалистом в этой области. Если это общественное мнение об образовании — надо знать сферу образования, если о медицине — надо знать медицину, о рекламе — рекламу. Какой выход? Саму организацию опроса должна производить группа анализа, состоящая из специалистов в данной области и из коллектива социологов. Только так можно организовать исследовательский процесс, и это главное условие адекватной работы социолога. Поэтому выполнение анализа данных мониторинга «Украинское общество» нашего института исключительно нашими сотрудниками, без привлечения других специалистов — тоже большое упущение.
— Нужно ли хорошему социологу иметь еще одно образование: социолог-экономист, социолог-юрист и т.д.?
— Конечно. Я построил бы систему социологического образования по другому принципу. Я бы учил студентов-социологов общепрофильным предметам два-три года, а потом развел бы их по специализациям: это социологи, которые будут работать на производстве, а это социологи-экономисты — специалисты гуманитарного направления и т. д. — и доучивал исходя из этого. Пройдя специализацию, социолог получит междисциплинарное образование, научится работать с конкретной областью жизни и разрабатывать для этого особые технологии.
— К тому же научится ориентироваться еще в одном профессиональном мире и сможет грамотно выбирать себе экспертов. Некоторые преподаватели социологии предлагают ввести для выпускников вузов «клятву социолога», подобную клятве Гиппократа. Нужно ли это?
— Конечно, само собой. Это же работа с людьми. В гуманитарной сфере это нужно и учителю, и социальному работнику, и библиотекарю.
— Как бороться с идеологической ангажированностью социологов? Ведь те же «левые» социологи часто впадают в популизм, трактуя «в пользу бедных» социологические данные о неприемлемости для значительной части населения страны идей приватизации, вступления Украины в НАТО…
— И эту проблему решает создание аналитических групп. Один социолог в своих трактовках умножает собственную субъективность. Здесь все что угодно может наложиться на результат исследования, вплоть до партийных предпочтений. Субъективный фактор присутствует в любой науке, его признают даже физики. Социология же не естественная наука. Жесткие рамки системы контроля здесь размыты, много неопределенности и очень большая степень свободы исследователя. Ее может откорректировать только группа анализа.
Прогноз или миф?
— Кстати, на прогнозы нашего будущего щедры именно «обществоведы без границ». Вероятно, ищет выход не ограниченная здравым смыслом свобода.
— Это не прогнозы, а мифологические сценарии. Прогноз — это научно обоснованный вывод о состоянии будущего. А поскольку нет социологической теории общества, нет системы закономерностей, на которой базируется наука, к тому же реальность претерпевает очень сильные изменения, то прогнозы практически невозможны. На любое событие влияет колоссальное количество факторов, их невозможно учесть. Казалось бы, если мы будем жить как сегодня, то и Кучма не будет баллотироваться в президенты. Этот вывод основан не на расчете, а на впечатлении. И этот сценарий наиболее вероятен с нашей точки зрения. Но в то же время Плющ заявляет, что Кучма баллотироваться будет, — значит, он выписал свой сценарий. Мы живем в мире колоссального количества сценариев — в пространстве неопределенности.
Согласно теореме Байеса, все время после происшедшего события нужно пересчитывать вероятность всех последующих событий. Поэтому, идя от развития событий к изменению сценария на будущее, продуктивно работать сможет только группа анализа.
— Я думаю, что для социолога работать с аналитиками было бы интереснее, чем быть носителем цифири…
— Никакой цифири социолог не должен привносить! Социолог должен раскрывать смысл происходящего события. Цифры могут только подтверждать мысль, а не заменять ее. Целью работы групп анализа стало бы не получать больше данных, а видеть в них больше смысла, адекватного реальности.
— Не снижается ли у населения интерес к социологии?
— Нет. Сейчас социология в Украине как ни в одной стране достигла конституционного признания, признания Конституционным судом. Все социологические исследования в прошлом году показали, что на основании всех возможных сценариев выборов Кучма со своим окружением не выиграет. Значит, нужно менять Конституцию. А кто вынудил обратить на это внимание? Социологи.
— Любые исследования, в том числе и социологические, проводятся с определенной целью. И цель эта должна в чем-то выражаться. Мы знаем, что протестные настроения нашего населения ничего не стоят — 46% населения выражают готовность идти на баррикады, защищая свои права, а в действительности заканчивается это ничем. Мы знаем, что большинство нашего населения привыкло жить плохо. И от обнародования этих данных ничего в обществе не меняется. Возникает крамольная мысль: зачем же тогда огород социологическими данными городить?
— Врач может и диагностировать, и лечить людей. А вот социолог может только описать состояние общества, выписать сценарий на будущее. Его задача — информировать общество о диагнозе, все остальное — задача гражданского общества и власти.