Александр Демченко |
Этот трагический факт истории вспоминается, когда начинаешь анализировать роль ученых в чрезвычайно бурных событиях последних лет в нашем обществе. Это, в частности, обретение независимости, оранжевая революция, нынешний финансовый кризис и беспорядки. Назовем эти ключевые моменты нашей истории точками бифуркации. (В физической теории динамических систем это точки нестабильности, за которыми может начаться развитие к установлению равновесия в двух разных направлениях, и маленькое возмущение может переключить движение между этими направлениями.) Размышляя над новейшей историей нашей страны, хочется найти ответ на вопрос: нужны ли ученые Украине? Могут ли они сказать весомое слово обществу, и прислушается ли общество к их мнению хотя бы в точках бифуркации?
«Без руля и без ветрил»
Одной из причин распада СССР стало технологическое отставание от ведущих стран Запада из-за отсутствия эффективной связи между передовыми научными разработками и отсталой промышленностью, неспособной их воспринимать, поскольку не было стимулов, порождаемых конкуренцией. Обретение Украиной независимости одновременно привело к либерализации многих отношений в экономике и к большим надеждам народа на лучшую жизнь. Радикальные изменения состоялись и в сфере науки.
Первыми это ощутили ученые-гуманитарии: они освободились от идеологической удавки. Восстановились уважение к национальным институтам науки и национальное достоинство ученого. Но не обошлось без потерь. Одной из таких потерь было сужение крайне нужной интеллектуальной среды, в которой вырабатывалась научная политика, проводилась аттестация кадров и пр.
Сокрушительный удар был нанесен по прикладным наукам, которые обслуживали промышленность, тоже лишившуюся своих приоритетов. Новые частные собственники вкладывали максимум средств в захват нового имущества, а не в разработку новых технологий. Академические НИИ и научные сектора вузов «подвисли» на крайне слабом государственном бюджете и, чтобы сохранить научные коллективы, лишались производственной базы. Нищета погнала многих ученых за границу. Кое-кто из них уезжал не с пустыми руками, надеясь внедрить там свои разработки. Было и встречное движение ловких научных дельцов Запада, подталкиваемых надеждой скупить по дешевке что-то полезное. Закончилось это ничем. Так как, во-первых, даже самые лучшие разработки нуждались в технологической доводке и, во-вторых, неопределенность права интеллектуальной собственности (то ли оно у изобретателя, то ли у организации, в которой он работает, то ли у государства) не позволяла западным фирмам вкладывать средства.
Самая большая ошибка была в том, что мы не задействовали механизмы разработки и проведения новых технологий в условиях рынка. Как это делается в мире? Один из механизмов, распространенный в США, а теперь и в Европе, таков. Начинается все в научной, зачастую с университетской лаборатории. Проверив свою идею и видя перспективу ее дальнейшей разработки, ученый при поддержке университета создает маленькую частную фирму, в которой работают его студенты и аспиранты. Если полученный результат положителен, он продает технологию другой производственной фирме, налаживающей производство.
Кто финансирует его труд? Ученый, как правило, выбирает из трех источников. Первый — это грант от национальной, региональной или международной программы поддержки мелкого бизнеса. Второй — это финансовый партнер, который согласен разделить все риски. И третий — кредит в банке. Кому такая система выгодна? Всем. Ученый контролирует развитие своей разработки вплоть до ее внедрения в производство и имеет для этого все финансовые рычаги. Университет получает финансовые отчисления. А студенты в восторге от такого профессора. Они учатся создавать новые технологии да еще и получают за это деньги.
Однако совершенно другими фирмами обросли в последнее время наши университеты. На всех столбах читаешь: «Рефераты, дипломные роботы, диссертации высшего качества». Кто пишет эти работы за бестолковых, но богатых студентов и горе-ученых? Те же профессора и преподаватели. Это огромное унижение для профессионала.
Однако самым большим ударом по украинской науке было даже не убогое финансирование и несовершенная организация, а отсутствие государственной политики в сфере науки и технологий. НАНУ продолжила практиковать пятилетние плановые темы и закрытое распределение финансов. Много дискуссий состоялось, великое множество предложений прозвучало. Но ни одна из них не была поддержана в качестве программы действий на государственном уровне. Государство полностью игнорировало сферу науки и технологий. Вот так, «без руля и без ветрил» (по выражению обозревателя журнала Science) двигалась тогда украинская наука, понеся огромные потери. С этим Украина подошла к оранжевой революции, второй точки бифуркации.
Как оценить ученого?
Среди движителей беспрецедентного взрыва массовой активности в конце 2004 года были ученые. Они вышли на Майдан с надеждой, что время разрушения наконец-то закончится и начнется возрождение. Среди общих требований демократизации общества звучали и голоса ученых за интеллектуализацию государственной власти, открытую научную экспертизу государственных решений, европейский выбор для Украины, что означало бы переход на европейские принципы организации науки и утверждение ее ведущей роли во всех сферах работы государства. Нужна была реформа. Мы могли бы пойти по этому пути, но не пошли.
Когда говорят о реформе в области науки, то у кое-кого горят глаза. Им обязательно нужно что-то объединить, что-то разъединить, что-то ликвидировать... Желательно было бы, чтобы эти люди успокоились. В мире известно много способов организации научных и научно-образовательных учреждений, и зачастую они неплохо сосуществуют. Есть и у нас положительные примеры такого сосуществования, и даже взаимного проникновения. Например, научные сектора вузов и вузовские кафедры в академических институтах. Речь идет о другом — об оптимизации отношений между тем, кто выполняет научную работу, и тем, кто ее финансирует. Независимо от того, где этот ученый (или научный коллектив) работает. Так, чем мы в этом плане отличаемся от Европы и куда идем?
Во всем мире должности профессоров и видных ученых конкурсные. Обычно конкурсы собирают по 20, а иногда и 60 претендентов на вакантное место. У нас конкурс — профанация, ведь в нем преимущественно участвует один кандидат, тогда как тряпку, которой профессор вытирает классную доску, нужно купить через тендер, то есть через конкурс поставщиков.
Во всем мире научные проекты финансируются на основе конкурсного отбора. В течение нескольких лет я был экспертом Еврокомиссии по научным проектам по Шестой и Седьмой рамочным программам. Через мои руки проходили крупные проекты (2—18 млн. евро каждый), и я был задействован на всех этапах их оценки. По сравнению с украинскими реалиями я видел колоссальную разницу не только в уровне финансирования, но прежде всего в способе их оценки и принятия решений. Там конкурс настоящий, и к финансированию принимаются около 30% лучших проектов, отобранных экспертами. Экспертизой руководят чиновники, которым запрещено вмешиваться в процесс обсуждения проектов и принятия решений. Решение принимает группа экспертов на основе консенсуса. В случае несогласия одного из экспертов с коллективным решением назначается дополнительная экспертиза. Важно обратить внимание на основные критерии, которыми руководствуются эксперты. Во-первых, это научный уровень руководителя проекта и основных его исполнителей, оцениваемый по уровню предшествующих публикаций и патентов. Во-вторых, это научный уровень самого проекта. Дальше эксперт должен оценить способы реализации проекта, их адекватность. И наконец, научно-техническое и общественное значение.
Идти в Европу — означает переносить этот опыт в Украину. Во-первых, конкурсы должны быть общенациональными, ведь ни в ведомстве, ни в НАНУ вы не найдете независимых экспертов. Во-вторых, должно быть соревнование с концентрацией средств на лучших исследованиях, и большинство проектов должны отклоняться. Проигравший выбывает из науки или же сидит на базовом финансировании и готовит новый проект.
Оценка уровня ученого — вопрос номер один. Критерии типа «мы его знаем, он хороший человек» тут не проходят. Оценка ученых по научно-метрическим данным ранее в Украине не проводилась. Первые попытки сделаны (см. сайт www.nbuv.gov.ua/institutions/rating_sci.html ). Желательно, чтобы эта работа продолжалась.
К сожалению, сейчас международный обмен учеными — это дорога в одном направлении, и вы догадываетесь, в каком. Попытайтесь представить себе проблемы тех ученых, которые хотят возвратиться в Украину. Попытайтесь подтвердить в Украине научную степень, добытую даже в одном из лучших университетов мира. Попытайтесь поставить свою публикацию в одном из признанных в мире журналов в один ряд с макулатурой, издаваемой под видом «научных сборников» и признаваемой ВАКом. Попытайтесь выиграть конкурс на вакантную должность у человека, который такие статьи не писал.
В Польше, Венгрии, в других странах, в которых поток научных эмигрантов был высок, существует специальная система грантов «для возвращающихся». Это довольно значительные суммы, за которые можно организовать собственные лаборатории.
Вопросы кадровой и финансовой политики в науке — вопросы государственного значения, и потому должны решаться на государственном уровне. Но тут есть две проблемы. Первая — это некомпетентность органов государственной власти в решении этих вопросов. Вторая связана с превратно перенесенным в Украину принципом самоорганизации и самоуправления в научных организациях и высшей школе. Самоуправление порой перерастает в диктатуру мелких хозяйчиков-руководителей. Корпоративные интересы берут верх над интересами государства.
Повысился ли уровень выпускников наших университетов после перехода к двухступенчатой Болонской системе? Начали ли выпускать лучших специалистов школа милиции и институт дорожного хозяйства после переименования в университеты? Напомню, что в Европе правом называться университетами обладают лишь вузы, дающие универсальное образование и имеющие факультеты по естественным и гуманитарным наукам.
Удивительно, но среди категорий граждан, для которых предлагается послабление визового режима, есть студенты и спортсмены, но нет ученых. Между тем именно ученые пользуются преимуществом во многих странах. Франция предоставляет для них специальную многолетнюю визу Visa Scientifique, а Турция всем профессорам своей страны выдала дипломатические загранпаспорта.
Непрофессиональность и пренебрежение к науке со стороны всех органов государственной власти, и в частности администрации Ющенко, — факторы, усугубившие сегодняшний кризис. Экспортируя низкотехнологичную продукцию, Украина стала критически зависимой от импорта, содержащего новые технологии. Это огромная плата за пренебрежительное отношение к нуждам науки.
Какой путь выбираем?
Начнем с вопроса — кризис чего? Есть кризис банковско-финансовой системы, связанный с оттоком депозитов и невозвратом кредитов. Есть кризис государственного управления. Для всех очевидно, что органы государственной власти оказались неспособными прогнозировать кризисные явления и предпринимать шаги для их предотвращения. В условиях повышенной стоимости и спроса на нашу низкоинтеллектуальную экспортную продукцию не был создан потенциал для новых технологий и инноваций.
Глупо думать, что упадок в производстве можно преодолеть без создания собственных современных технологий. Нам могут их привезти и японцы, а украинский потребитель за это заплатит. Но при этом мы разрушим собственные научно-производственные коллективы и «подсядем на иглу» зависимости от этих технологий на многие годы. Потеря технологического лидерства — это потеря потребительского рынка. Какие бы таможенные барьеры ни возводились, они не помогут. Осмотритесь на собственной кухне. Есть ли там украинская стиральная машина или микроволновая печка? Даже украинский утюг давно уже заменен иностранным. Зайдите в лабораторию вашей клиники. Найдете ли там современный спектрофотометр или флуориметр-ридер отечественного производства? И это в стране, получившей в наследие производство лучшей в мире оптики для космических исследований!
В обществе настойчиво культивируется тезис, что украинская наука уже мертва, и только заграница нам поможет. Это утверждение опровергают многочисленные энтузиасты науки, которые в почти невозможных условиях получают и научные достижения, и практические разработки мирового уровня. Вспомним хотя бы препарат корвитин — детище коллектива академика Алексея Мойбенко, — оказавшийся эффективнее всех иностранных аналогов в лечении инфаркта миокарда. Рекордными оптическими свойствами обладают красители, недавно синтезированные в Институте органической химии НАНУ. Изумляют разработки химических сенсоров и биосенсоров в рамках программы, возглавляемой настоящим энтузиастом науки академиком Анной Ельской. Одна из этих разработок — сверхчувствительный датчик метана, который может быть внедрен в шахтах. Разве это не нужно в государстве, где постоянно гибнут шахтеры? Но эти и другие разработки, наверное, никогда не дойдут до производства. Да и сама программа скоро закроется ввиду отсутствия средств.
Резкое подорожание импортных лекарств обеспокоило не только граждан, но и правительство. Премьер предлагает строить новые фармацевтические заводы. Однако чтобы лекарства были и дешевыми, и современными, их нужно не только производить, но и создавать. Заимствованные лекарства будут либо дорогими (если придется платить за лицензию), либо устаревшими (если действие лицензии уже закончилось). Создание новых лекарств — это многолетний процесс, который начинается с исследований на молекулярном и клеточном уровнях. Охочий до быстрой наживы частный бизнес их не будет финансировать. Только государственные программы при надлежащем финансировании могут спасти фармацевтическую отрасль.
Развитие современного сельского хозяйства невозможно без генетически модифицированных растений. Вместо запретов нужно предоставить государственную поддержку созданию генетически модифицированных форм сортов и видов растений, культивируемых в Украине. Наше информационное пространство заполнено ложью о вредном характере этих продуктов. Издаются законы и предписания, создается служба контроля за ними. И все это при отсутствии реального контроля за качеством нашего продовольствия, в частности за наличием в них вредных пищевых красителей. Игнорируя науку, кто-то умышленно толкает нас обратно, в средневековье.
В условиях кризиса нужно не только латать сегодняшние дыры, но взглянуть в будущее, осознать, какой путь мы выбираем. Если мы говорим о развитии угольной отрасли, то реально это означает, что не только сегодняшние шахтеры, но и их дети и внуки будут работать под землей в чрезвычайно тяжелых условиях. А их труд, по сравнению с трудом «белых воротничков», будет цениться все ниже и ниже. Имеем ли мы на это право? Как альтернатива — сжигать в котельных солому или добывать газ из навоза. Но ведь мы живем в ХХІ веке, и какое будущее будет у такого государства? Специалисты говорят, что, несмотря на тяжелые потери, Украина еще способна создать современнейшие элементы солнечных батарей. Эти батареи превращают свет солнца в электричество, не загрязняют окружающей среды и могут быть установлены на крыше каждого дома. Чего не хватает? Государственного ума, государственной ответственности и государственного финансирования.
* * *
Реформирование науки крайне необходимо (и я пытался здесь изложить свое видение), однако мы с ним опоздали и ныне приблизились к весьма опасной границе — точке бифуркации. Страшно представить, к каким последствиям может привести активное реформирование в условиях непрофессиональной и безответственной государственной власти и конкуренции мощных денежных мешков, которых интересуют не новейшие наука и технологии, а имущество, помещения, производственная база и земельные участки научных учреждений. Достояние многих поколений может быть разграблено в считанные часы. Нам не будут рубить головы, как Лавуазье, но на улице мы окажемся точно. Так что давайте делать научно обоснованные и взвешенные шаги. Нужно максимально интегрироваться в мировое научное пространство и вместе с тем максимально защищать и приумножать национальное пространство технологий. Только это даст перспективу развития для нашего государства.