…В Багдаде объявился некий Аль-Фарух ибн Абдаллах, уверявший, что сам на себе испытал целый ряд превращений: сначала — в пчелу, затем — из пчелы в крокодила, из крокодила — в тигра и, наконец, опять в самого себя.
Одного только превращения никогда не испытал упомянутый Аль-Фарух: из плута в честного человека…
Леонид Соловьев. Повесть о Ходже Насреддине
Шестьдесят лет назад состоялась позорной памяти сессия Всесоюзной сельхозакадемии им. Ленина (ВАСХНИЛ). На ней был окончательно завершен разгром советской генетики, которая еще в середине 30-х гг. минувшего века занимала ведущее место в мире. Советской и украинской науке был нанесен удар, от которого она так и не оправилась...
Эти заметки — попытка разобраться, почему мы вновь и вновь вынуждены возвращаться к этой черной странице истории. Попытка проследить жизненный путь людей, которые не приняли так называемую «мичуринскую биологию», отказались «покаяться». Таких было немного. Генетику от расправы им спасти не удалось, однако годы спустя они способствовали ее возрождению, сохранили духовную свободу, собственную честь и честь отечественной науки.
В двойном кольце
Н.Навалихина. 1980 г. |
Всесоюзный институт растениеводства (ВИР) стал признанным мировым лидером в генетических исследованиях, а Ленинградский университет — генетической школой мирового уровня. Свою первую научную работу студентка третьего курса Навалихина опубликовала в «Докладах Академии наук СССР». Представил работу к публикации академик Н.Вавилов.
ВИР, Ленинградский университет — сообщество истинных ученых – творческих, свободных людей, объединенных научным авторитетом и великолепными организаторскими способностями Н.Вавилова. Это в корне противоречило выстроенной большевиками номенклатурно-бюрократической системе, основой которой было рабское, слепое подчинение. (Система эта сохранилась и поныне, всего лишь сменив хозяев). Потерпев поражение в научных дискуссиях, Лысенко перешел в наступление на другом фронте. Был арестован Вавилов. Один за другим исчезали Учителя. Выпускной экзамен студенты сдавали уже по лысенковской «биологии развития» («недоразвития», мрачно язвили они).
Потом была блокада. Многих из тех, кто чудом избежал репрессий 30-х (а это были образованнейшие интеллигенты, цвет нации), кто не был убит на фронте, —доконали голод, бомбежки, регулярные обстрелы. Из блестящего выпуска 41-го в живых остались единицы.
В эти страшные 900 дней Нина Навалихина потеряла родных, сама едва не погибла в заключении, куда попала по ложному доносу коллег по работе, отстаивавших, как ныне говорят, «корпоративный интерес». Друзья добились пересмотра дела, и Верховный суд России ее полностью оправдал.
После снятия блокады Навалихина получила приглашение от профессора Марии Розановой в аспирантуру Московского университета. В ленинградском еще с довоенной поры безраздельно воцарились лысенковцы, в московском же генетика еще сохранилась, и Мария Александровна перебралась туда. Навалихину приняли на кафедру академика А.Серебровского.
Было голодно: московские пайки уступали ленинградским. В Москве она познакомилась с молодыми учеными из Института цитологии, со свежеиспеченным членкором Н.Дубининым. Серьезнейшей работе ничуть не мешали шутки, розыгрыши, искрометное веселье на многочисленных вечеринках, на которых не вышедший ростом мэтр мог, расшалившись, с места вспрыгнуть на стол. Все это так походило на довоенные времена! Увлекшись интереснейшей темой, предложенной Николаем Петровичем, и сделав блестящий доклад по результатам исследований, Навалихина забросила собственную кандидатскую. К тому же на втором году аспирантуры ей сменили тему. Но защититься не удалось.
Разгром
Мало кто из «вейсманистов-морганистов» ожидал августовской сессии ВАСХНИЛ 1948 года, на которой советская генетика была окончательно разгромлена. Тем страшнее оказался учиненный лысенковцами шабаш. Все было решено заранее, «на самом высоком уровне». Пожалуй, единственным, кто оказал открытое сопротивление, назвал вещи своими именами и стоял до конца, был профессор И.Рапопорт. Маленький, щуплый, весь израненный, он дрался, как на фронте…
Иосиф Абрамович Рапопорт. Снимок с сайта И.Рапопорта |
Стенограмма сессии ВАСХНИЛ сохранила доклад И.Рапопорта, однако весьма характерный эпизод в ней отражения не нашел. Во время своего выступления Исай Презент, главный идеолог Лысенко, заявил: «Когда мы, когда вся страна проливала кровь на фронтах Великой Отечественной войны, эти муховоды...» Рапопорт рванулся к трибуне. Схватив Презента за горло, он спросил: «Это ты, сволочь, проливал кровь?..» После сессии Рапопорта уволили с работы и исключили из партии, в которую он вступил на фронте.
В 1948—57 гг. Иосиф Абрамович работал в геологических экспедициях и даже защитил кандидатскую диссертацию по геологии. В 1957 г., благодаря поддержке ведущих советских физиков (в том числе Нобелевского лауреата Н.Семенова и И.Курчатова), высоко ценивших его как ученого, Рапопорт полулегально возобновил свои исследования в Институте химической физики АН СССР, где для него была создана лаборатория; в 1965 г., после окончательной реабилитации генетики, Рапопорт официально возглавил важнейшие экспериментальные исследования в этой области.
В 1962 г. за открытие химического мутагенеза кандидатуры И.Рапопорта и Ш.Ауэрбах были выдвинуты на соискание Нобелевской премии. Нобелевский комитет, уже наученный горьким опытом с Пастернаком, запросил советское правительство о согласии на его кандидатуру. В ЦК КПСС Рапопорту сказали: пиши заявление на прием в партию — и получай Нобелевскую премию. На что тот ответил: «Вы меня выгнали, вы меня и восстанавливайте…»
После учиненного лысенковцами погрома под запретом оказалась вся генетика — обычная большевистская практика запретов на идеи, корнями своими уходившая в Средневековье. Генетики оказались в блокаде — даже переписка с зарубежными коллегами расценивалась как вредительство и шпионаж. Нине Навалихиной, как и прочим «вейсманистам», предложили «отречься». Следовало лично ехать на прием к самому Лысенко, каяться перед ним и только после этого получить «индульгенцию» и разрешение работать. Казалось бы, ей, сломленной пережитым в блокаду, ожидавшей ребенка, не оставалось иного выхода, кроме как предать любимую науку, своих расстрелянных и замученных в застенках НКВД Учителей, покаяться — хотя бы для вида… Так поступали многие — и остались живы, сделали успешную карьеру… Навалихина отказалась. И ей предложили подать заявление «по собственному».
Из общежития ее попытались выселить: жилье, дескать, ведомственное. Ленинградской квартиры и прописки она к тому времени лишилась. Родившийся ребенок умирал с голоду. Профессор А.Малиновский через суд добился, чтобы Навалихиной и ее мужу выплатили гонорар за сделанный ими перевод книги американского генетика (кстати, выпускника Киевского университета) Феодосия Добржанского, готовый набор которой был рассыпан после пресловутой сессии. Полученные деньги дали возможность протянуть некоторое время.
Затем известнейший лесовод академик В.Сукачев и академик Е.Лавренко помогли Навалихиной и ее мужу, тоже генетику, устроиться в экспедицию Института леса АН СССР на маленькой научной станции в луганских степях. Полное бездорожье, отсутствие электричества, колодец в километре от жилья… Но была надежда, что все это ненадолго, что Истина восторжествует. «Ненадолго» затянулось на 12 лет.
Возрождение
В мае 1957 года было принято постановление о создании Сибирского отделения Академии наук, наиболее крупным центром которого стал новосибирский Академгородок. Директором-организатором СО АН стал академик из Киева М.Лаврентьев. «Не только давление бюрократической глупости со стороны партии заставляло ученых бежать подальше от ЦК и столичных обкомов и основать Академгородок, но и вера в то, что общественные интересы выше личных, — писал в своих воспоминаниях профессор Г.Бердышев. Там же, в Академгородке, Н.Дубинин развернул исследования по генетике, возродил отечественную генетическую школу. Приглашал Николай Петрович и Навалихину, но — без мужа, которого он не терпел. Навалихина отказалась.
В начале 1961 г. в Ленинграде должен был состояться генетический симпозиум, который в последний момент запретил Хрущев. Но ученые съехались, и общение происходило без трибун и докладов. Навалихина в то время была в командировке в Ленинграде, работала в цитологической лаборатории университета и случайно подсказала одному из приезжих ученых какой-то методологический прием в цитологических исследованиях. Собеседником ее оказался лауреат Ленинской премии профессор В.Зосимович. Они познакомились, и профессор тут же пригласил Навалихину в Киев — он как раз организовывал в Центральном республиканском ботаническом саду АН Украины отдел генетики, первый в Украине после лысенковского погрома…
До появления Лысенко украинскую школу генетиков и селекционеров в СССР ценили очень высоко. Выпускником Киевского университета был Ф.Добржанский. Одесский НИИ генетики и селекции возглавлял А.Сапегин. Лысенко уволил Сапегина с поста директора и занял его место, провел массовую «чистку» кадров. Одесский институт стал оплотом лысенковщины на долгие десятилетия. Был изгнан из Института зоологии Н.Тарнавский, из Киевского университета – С.Гершензон. Напомним: Лысенко был академиком не только ВАСХНИЛ и АН СССР, но и АН Украины. Ко всему прочему, он и руководитель республиканской Компартии Н.Подгорный были родом из одного села…
Отдел Зосимовича начал работы с полиплоидами сахарной свеклы. Работы в этом направлении уже велись А.Лутковым в Новосибирске. Навалихиной же было разрешено заняться полиплоидией лугового клевера. Благодаря вызванному мутагенами у исходных сортов увеличению числа хромосом урожайность новых культур резко повышалась. На Западе с помощью полиплоидии была совершена «зеленая революция», европейские страны смогли обеспечить себя продовольствием. К началу 60-х Советский Союз был вынужден начать закупки зерна за рубежом. Так продолжалось многие годы, вплоть до развала СССР. Стараниями Хрущева были практически уничтожены и заменены кукурузой кормовые травы, так что даже найти материал для эксперимента было крайне сложно. Исходным сортом для Навалихиной послужил «Уладовский-34». Была получена полиплоидная форма — гораздо более мощная, затем следовало путем строгого отбора добиться стабильности в наследовании признаков…
В 1965 году (к тому времени отдел В.Зосимовича уже был переведен в Институт ботаники) новый сорт был передан в межстанционное сортоиспытание, экспонирован на ВДНХ в Москве и удостоен бронзовой медали. Параллельно Навалихина писала кандидатскую диссертацию. Защита состоялась в октябре 1966 г. и прошла блестяще, оппонентами были С.Гершензон и Е.Кордюм. Казалось, все проблемы остались позади, можно было заниматься любимой наукой, наверстывать упущенное.
В 1962 г. президентом Академии наук Украины стал молодой академик Б.Патон. Новый президент предложил кандидату наук К.Сытнику стать главным ученым секретарем академии. «Борис Евгеньевич заметил его на заседаниях парткома академии, где они два года работали вместе. Будущий президент обратил внимание на то, что молодой коллега опережает на полшага своих товарищей в быстроте и четкости принятия решений» («Зеркало недели», 12 – 18 апреля 2008 г.) Очевидно, именно эти качества и стали для Бориса Евгеньевича определяющими, хотя К.Сытник придерживался лысенковских взглядов. Поговаривали даже, что в свое время он участвовал в преследованиях Н.Холодного, имя которого впоследствии было присвоено Институту ботаники… Долгие годы К.Сытник курировал все биологические исследования в академии, был «серым кардиналом» при президенте, и от него зависело очень многое. Все же В.Зосимовичу, ставшему членом-корреспондентом академии, удалось убедить его в необходимости расширения работ по генетике и приглашения для этого специалистов из Новосибирска. Несмотря на свои взгляды, К.Сытник всегда чутко улавливал конъюнктуру и умел видеть перспективу.
Первым «десантом» из Новосибирска стала небольшая группа генетиков во главе с кандидатом наук В.Паниным. Однако вскоре выяснилось, что Панин вознамерился возглавить новый отдел. Интриги и склоки продолжались в отделе несколько лет, и в конце концов В.Зосимовичу удалось избавиться от перспективного, но излишне амбициозного специалиста. За первым «десантом» последовал второй. Б.Патон по настоянию В.Зосимовича обратился к своему другу, председателю Сибирского отделения Академии наук СССР академику М.Лаврентьеву, с просьбой прислать в Киев группу генетиков из Новосибирска. М.Лаврентьев поручил подобрать группу кандидатов на поездку в Киев профессору П.Шкварникову — выдающемуся генетику, создателю знаменитых сортов пшеницы для Сибири (Новосибирская-67) и Украины (короткостебельчатые сорта). П.Шкварников в свое время был в Институте генетики заместителем по науке у самого Н.Вавилова. Репрессированный Т.Лысенко, он работал председателем совхоза в Крыму, пока его не позвал в Новосибирск Н.Дубинин. В Новосибирске Петр Климентьевич возглавил лабораторию экспериментального мутагенеза, одно время был заместителем Н.Дубинина, за сорт Новосибирская-67 был удостоен ордена Ленина. В группу приглашенных вошли также известные генетики Г.Бердышев и С.Стрельчук.
П.Шкварников, Г.Бердышев и В.Зосимович организовали при Институте ботаники сектор генетики. Был учрежден журнал «Цитология и генетика», создано Украинское общество генетиков и селекционеров им. Н.Вавилова (УОГиС), воссоздана кафедра генетики в Киевском университете. К 1968 г. П.Шкварников стал директором-организатором будущего Института генетики АН УССР, руководителем сектора генетики в составе Института ботаники АН УССР. Одновременно он стал первым президентом УОГиС и возглавил университетскую кафедру генетики.
Однако К.Сытник принял решение передать сектор генетики в другой институт. Вот что писал об этих событиях Г.Бердышев: «Петр Климентьевич… со своей сибирской прямотой и несгибаемой порядочностью часто конфликтовал с К.Сытником… Я знал о его (Сытника. — Авт.) обиде на Сибирское отделение Академии наук СССР, которое во время приезда делегации украинских ученых не пригласило его в президиум совещания… Из-за интриг К.Сытника сектор генетики повис в воздухе. Для решения его судьбы Б.Патон пригласил комиссию из Москвы во главе с академиком В.Энгельгардтом, борцом за молекулярную биологию, личным другом профессора С.Гершензона». Комиссия решила «объединить сектор генетики и сектор вирусологии в сектор молекулярной биологии и генетики во главе с С.Гершензоном. П.Шкварников и сотрудники сектора генетики протестовали против этого решения комиссии, но К.Сытник убедил Б.Патона в его целесообразности. К.Сытник распространил слухи, что приглашенный сибирский генетик — неуживчивый склочник, негибкий человек, трудный в общении».
Реванш лысенковщины и крах надежд
Возглавивший сектор, созданный усилиями П.Шкварникова, В.Зосимовича и Г.Бердышева, С.Гершензон, как и полагалось руководителю научного учреждения, вступил в партию и вскоре был из-бран членом-корреспондентом, а затем и академиком. Во вновь созданном секторе, преобразованном затем в институт, обстановка сложилась напряженная: руководитель, как обычно, основную массу отпускаемых средств направлял на собственные исследования, оставшиеся крохи распределялись между остальными отделами. Начались массовые увольнения несогласных. С одобрения Б.Патона С.Гершензон вынудил уйти из института П.Шкварникова, профессора П.Ситько, профессора Н.Колесника и многих других — всего более сотни специалистов. Отделом П.Шкварникова стал заведовать В.Моргун, секретарь партбюро. Спустя некоторое время он стал членом-корреспондентом академии, а затем и академиком, директором реорганизованного Института физиологии растений и генетики.
В начале 1970-х президент АН СССР М.Келдыш провозгласил курс на омоложение кадров академии. Предполагалось влить в науку свежие силы, обогатить ее новыми идеями. Однако эффект оказался во многом противоположным. На передний план выдвинулись молодые прагматики, для которых наука была лишь средством для собственного карьерного роста. С другой стороны, выдвинулись администраторы, становившиеся руководителями научных учреждений. Утвердилась практика избрания академиками и членами-корреспондентами именно руководителей-администраторов, умевших «пробить» финан-сирование определенных научных разработок. Их научный багаж зачастую состоял из написанных в соавторстве статей и монографий. Впрочем, случалось, что и монографии, написанные их сотруд-никами, «новые академики» попросту присваивали…
Навалихина продолжала работу с клевером. В 1971 г. сорт был передан в государственное сортоиспытание. На ряде сортоучастков он показал превышение над диплоидными стандартами по урожаю зеленой массы до 38% и не характерную для тетраплоидов высокую семенную продуктивность. Навалихина разработала методику получения и выявления тетраплоидов клевера, методы повышения их плодовитости и продуктивности. Научные труды Навалихиной получили высокую оценку известнейших генетиков, а также ведущих селекционеров-клевероводов. В своем отзыве на докторскую диссертацию Навалихиной академик ВАСХНИЛ П.Жуковский отметил: «Это всесторонняя генетическая монография, сочетающая новые теоретические основы селекции красного (лугового. – Авт.) клевера с практическим получением нового высокоценного сорта. Даже в Швеции и Канаде мы не знаем таких выдающихся результатов — теоретических и практических…»
Помимо научной работы, Нина Константиновна координировала деятельность сети селекционных станций, на которых проводилось межстанционное сортоиспытание полученного ею тетраплоида, а затем контролировала выращивание семян для госсортоиспытания и рассылку их на госсортоучастки. Пока Украинским обществом генетиков и селекционеров (УОГиС) руководили его первый президент П.Шкварников, перешедший в Киевский университет заведующим кафедрой генетики, а затем фактически — вице-президент Г.Бердышев, ставший заведующим кафедрой после ухода на пенсию Шкварникова, Навалихина участвовала в работе всех съездов общества, до пятого включительно, редактировала труды съездов. На V съезде ее избрали почетным членом общества. Но еще до защиты Нина Константиновна добилась утверждения темы Госкомитета СССР по науке и технике и в течение 1971—73 гг.
успешно ее выполнила, хотя из ассигнованных государством на эти цели 50 тыс. рублей ее группе была выделена лишь ставка младшего научного сотрудника. Остальное поделили президиум академии и руководство института.
В то же время руководство института предпринимало неоднократные попытки уволить Н.Навалихину по сокращению штатов. По институту распространялись домыслы о ее несложившейся семейной жизни, поползли слухи о том, что Навалихина в блокаду была осуждена и находилась в заключении, о том, что, защитив докторскую, она собирается занять место заведующего отделом. Слухи эти вполне могли послужить причиной резкого охлаждения к ней В.Зосимовича, который сразу же после защиты докторской сообщил Навалихиной, что она будет уволена. Нине Константиновне, прошедшей в Ленинградском университете школу Вавилова и воспринимавшей саму принадлежность ученого к генетике как гарантию порядочности, было горько видеть и чувствовать, как лысенковские методы, подобно метастазам, пронизывают и губят науку. Как научная школа подменяется клановой организацией. В академии шла борьба за власть, за выделение средств на научные разработки, за славу, посты и награды. Академик К.Сытник «пробивал» ассигнования на работы по выращиванию высших растений в условиях невесомости во время космических полетов, которые проводила группа исследователей Института ботаники и к которым академик не преминул приписаться. В том же институте разворачивались работы по клеточной и генной инженерии, проводимые Ю.Глебой, к которым К.Сытник также приписался и благодаря этому обрел имидж крупнейшего специалиста в указанных областях…
Навалихина после защиты боролась еще три года. Она вновь оказалась во враждебном окружении, в блокаде. Группу в конце концов практически ликвидировали и, воспользовавшись тяжелой болезнью Навалихиной, поспешили ее уволить. Впрочем, ей был предложен выбор: уйти по собственному желанию или же быть уволенной по сокращению штатов. «Клеверная» тема была закрыта, а семена, предназначенные для госсортоиспытания, институт забрал из колхоза, где они были выращены. До окончания испытаний оставался всего год. Куда девались семена — неизвестно, ведь хозяином сорта, семян была не Навалихина, а Академия наук и институт.
Но даже после увольнения Навалихиной ее поначалу приглашали оппонентом, а также как дополнительного члена ученого совета на защиту диссертаций — в Россию, Молдавию… Пока вице-президентом УОГиС был профессор Бердышев, она работала в обществе ученым секретарем. Однако спустя некоторое время президентом общества стал В.Моргун, и таким образом академии удалось взять под контроль и УОГиС, и кафедру генетики — последнюю «оппозиционную силу» своему «генеральному курсу».
Казалось, 1987 год в истории советской генетики стал переломным. На волне объявленной Горбачевым перестройки и гласности стали известны многие факты истории, ранее скрывавшиеся или замалчивавшиеся коммунистическим режимом. Были опубликованы роман В.Дудинцева «Белые одежды» — о борьбе генетиков против лысенковского мракобесия — и повествующая об уникальной и трагической судьбе великого генетика Н.Тимофеева-Ресовского книга Д.Гранина «Зубр». В этом же году отмечалось 100-летие Н.Вавилова. В Москве состоялся юбилейный съезд Всесоюзного общества генетиков и селекционеров. В своей речи на открытии съезда президент общества академик В.Струнников, в частности, заявил, что с лысенковщиной покончено. Увы, почтенный академик ошибался.
В статье, посвященной 70-летию советской власти и исследованиям в области физиологии растений в Украине, академик К.Сытник не преминул отметить, в частности, «огромные заслуги» «пролетарского академика»… Что ж, может быть, постулаты Лысенко о превращении пеночки в кукушку и овса в овсюг ныне никто всерьез и не воспринимает, однако насажденные им методы клановой «организации» науки стали господствующими…
В Украине кольцо изоляции продолжало сжиматься вокруг Навалихиной. Ее работы с клевером были прекращены, к работе УОГиС почетного члена общества привлекать перестали. Никто из академии и УОГиС ни разу не поздравил ее с круглыми датами.
В 1990 г. М.Горбачев наградил большую группу советских генетиков, всего около 50 человек, — за мужество и стойкость в отстаивании научных взглядов. Звания Героя социалистического труда был удостоен член-корреспондент АН СССР И.Рапопорт. Все-таки стал Иосиф Абрамович официально признанным героем. В Украине награждены были трое ученых: С.Гершензон стал Героем Соцтруда, П.Шкварников получил орден Ленина, Н.Навалихина — орден Трудового Красного Знамени. К награде ее представили ленинградцы… Украинская академия не шевельнула и пальцем.
Нина Навалихина скончалась 4 февраля 2001 г., на 84-м году жизни, в самом начале нового века и нового тысячелетия. Она стала угасать, когда поняла, что ни ее работа, ни она сама ни академии, ни новой Украине совершенно не нужны. Пенсия участника войны и доктора наук Навалихиной составляла к тому времени около 120 гривен, т. е. порядка 20 долларов… У нее не хватило необходимого стажа. Следовало в 1948 г. изменить истине — и тогда у нее было бы все: стаж и научные степени и звания, почет и уважение и от академии, и от государства. Власти никогда не нужны были честные и принципиальные люди — ей требовались покорные и исполнительные. Такие затем сами становились властью и выращивали новые поколения покорных. Из рядов покорных и исполнительных вышли новые Герои Украины. Послушный, покорный герой — что может быть нелепее? Ну а непокорных и нестандартно мыслящих в уже независимой Украине ожидали массовые увольнения — якобы из-за недостатка средств на науку…
Точно так же оказался ненужным больной и ослепший к концу жизни П.Шкварников. Статья о Петре Климентьевиче («Зеркало недели», 16—22 сентября 2000 г.) была написана новосибирскими учеными, но отнюдь не его учеником В.Моргуном — к тому времени президент УОГиС сам стал корифеем, и об учителе, видимо, предпочитал не вспоминать.
После смерти Н.Навалихиной ее сын обратился к В.Моргуну, бывшему к тому же членом редколлегии журнала «Цитология и генетика», с просьбой опубликовать некролог, текст которого он написал сам. Академик не ответил. Ответ пришел от заместителя главного редактора журнала академика А.Созинова, который прекрасно знал Навалихину и ее работы. В письме сообщалось, что некрологи публикуются только об академиках и членах-корреспондентах НАНУ. Ни соболезнования, ни сочувствия. И тогда Г.Навалихин написал В.Моргуну резкое открытое письмо. В нем он указал, что украинская генетика и украинская наука в целом поражена метастазами лысенковщины, и ему стыдно за то, что его мать продолжает числиться почетным членом общества таких ученых. Диплом почетного члена УОГиС он отослал вместе с письмом. Вскоре пришли ответы из президиума академии и из редакции журнала. Некролог был напечатан во втором номере «Цитологии и генетики» за 2001 г. Пришло письмо и от В.Моргуна. Выразив соболезнование, академик заверил, что всегда с уважением относился к Нине Константиновне…
Вместо послесловия
Нынешний год для Национальной академии наук Украины — юбилейный дважды: 90 лет исполняется самой академии, столько же — ее бессменному на протяжении почти полувека президенту Б.Патону. Следует ожидать обычных в таких случаях восторженных материалов в СМИ, торжественных собраний и заседаний. И — очередного звездопада, государственных наград выдающимся организаторам. Однако вряд ли будут услышаны голоса тех, кто давно уже требует коренной реорганизации академии, аппарат которой за десятилетия авторитарного руководства Б.Патона превратился в мощную, невероятно косную и никем не контролируемую бюрократическую структуру, не столько руководящую научным процессом, сколько тормозящую его. Вместо научных школ возникли научные кланы, тянущие куцее одеяло государственных ассигнований на себя и напрочь отметающие исследования ученых, которые стремились быть независимыми.
Нельзя не упомянуть и об умении Б.Патона «договориться с властью», «убедить ее в необходимости принятия такого решения, которое ему (и академии) было нужно. … в поведении Патона был тонкий, хорошо продуманный расчет, — полагает бывшая правая рука президента НАНУ К.Сытник (см. «Зеркало недели», 12—18 апреля 2008 г.). — Когда ему нужно было что-то решить, он прежде всего начинал с инструктора ЦК. … Затем он шел к завсектором, к завотделом, и уже потом к секретарю ЦК по идеологии (который руководил наукой) и только после этого к Щербицкому. …Он не знал поражений».
Видимо, президент НАНУ не знал личных поражений. Поражения терпела вся украинская наука — благодаря его приспособленческой тактике. Можно было бы вспомнить имена Н.Семенова, И.Курчатова, А.Несмеянова, которые умели вести себя с властью принципиально, достойно, порой — жестко. А.Несмеянов по этой причине потерял пост президента союзной Академии наук. А.Сахаров вообще пожертвовал карьерой, наградами, свободой, здоровьем. Такое поведение ученых заставляло власть считаться с ними. Украинская же наука оказалась у нее на положении служанки. И в этом — не вина Украины, а ее беда.
Душная атмосфера угодничества, интеллектуальной уравниловки и серости способна задушить самый яркий и неординарный талант. Потому в Украине и нет ныне ученых, равных по масштабу мышления основателю украинской Академии В.Вернадскому, великим ученым Н.Холодному, М.Лаврентьеву, В.Глушкову,
Н.Амосову…О какой неординарности может идти речь, если в нашей стране можно приобрести не только дипломную работу, но и кандидатскую или даже докторскую диссертацию! А несколько лет назад самый высокопоставленный чиновник с уголовным прошлым, не умеющий грамотно написать свое ученое звание и должность, приобрел даже звание члена президиума НАНУ — вопреки уставу академии. Никакого скандала это не вызвало. Г-н Янукович побывал в кресле премьера во второй раз и собирается – в третий, а поспособствовавший ему в получении очередной регалии вице-президент НАНУ г-н Семиноженко всерьез рассчитывает на кресло президента академии.
Еще 13 лет назад в своем интервью газете «Час/Time» известный специалист в области молекулярной биофизики А.Демченко, анализируя сложившееся в украинской науке положение, пришел к выводу, что Академия наук нуждается в радикальной реорганизации. Необходимость эта вытекала, в частности, из того, что «между учеными и администраторами… возникла пропасть. Академическая номенклатура лишь симулирует стремление к реформам, заботясь о сохранении уже и впрямь бессмысленных привилегий…» А.Демченко предлагал перевести институты академии в подчинение правительственным структурам, деятельность же самой академии перестроить по образцу академий большинства стран мира, где они являются истинными мозговыми центрами, а не бюрократическими структурами. Судя по тому, что к 2004 году доктор Демченко оказался за рубежом, руководство НАН Украины сделало свои выводы относительно его острой критики и деловых предложений. Практика, вполне достойная незабвенного «народного академика».