По информации Министерства финансов наука в этом году профинансирована на 100 процентов!.. И в то же время несколько украинских НИИ подали в суд на Министерство образования и науки, чтобы оно вернуло им средства, отпущенные на развитие науки. Здесь впору задуматься: куда же исчезли деньги?
Собственно, это был первый из тех вопросов, с которыми обозреватель «ЗН» обратился к министру образования и науки Станиславу НИКОЛАЕНКО.
— Действительно, — рассказал Станислав Николаевич, — сегодня Министерство финансов, согласно утвержденному бюджету, стопроцентно профинансировало МОН за шесть месяцев. Но мало кто учитывает, что я вернул 30 миллионов долгов, накопившихся за прошлые годы. В первую очередь, пришлось отдать долги за школьные учебники. Сейчас десять миллионов гривен отдаю за школьные автобусы. Еще остались долги по компьютеризации...
— Видимо, правы те ученые, которые хотят иметь отдельную структуру в Кабмине для руководства инновационной политикой. Соседство образовательных учреждений заставляет финансировать науку по остаточному принципу…
— Это не так. Совсем не так! Да, мне стыдно перед учеными, которые подают на меня в суд. Но это долги минувших лет. Новых нет. Кстати, научные работники вынуждены подавать на меня в суд, потому что если директор НИИ не сделает этого, его привлекут к криминальной ответственности. Обещаю: рассчитаюсь с долгами, но примите к сведению — у меня средства расписаны. Я не могу отдавать прошлые долги и не финансировать текущие расходы.
В связи с поставленным вами вопросом хочу рассказать о еще более острой проблеме — по данным Минфина, траты из госбюджета на научную и научно-техническую деятельность в целом у нас предусмотрены в размере 2 млрд. 28 миллионов гривен, что составляет около 0,51 процента ВВП. Это больше, чем в прошлом году. Тогда эта цифра составляла где-то 0,48 процента.
— Это все равно меньше, чем требует закон о научной и научно-технической деятельности, где фигурирует цифра 1,7 процента ВВП. Кстати, откуда она взялась?
— Для нее есть такое обоснование — валовой мировой продукт составляет около 30 триллионов долларов. Из него на науку выделяется 1,7 процента. Это в среднем по планете. В передовых странах, к примеру в США, на эти цели выделяется 3,5 процента. На европейском совещании были слышны жалобы, что ЕС выделяет два процента от ВВП. Этим объяснялось то обстоятельство, что Евросоюз отстает от США по темпам внедрения новых технологий. А об Украине и говорить нечего!
— Но с приходом нового правительства ситуация не изменилась в лучшую сторону?
— Вы мне задаете вопрос, как говорится, «за всю Дерибасовскую». Я сижу в этом кресле всего четыре месяца. Но правительство и на образование уже увеличило ассигнования, и на науку. Немного, но увеличило! При этом давайте не забывать, что у нас было 26 млрд. дефицита бюджета, который мы приняли от правительства Януковича. Поэтому я не принимаю упреки типа: а что вы сделали? Для того чтобы ощутить подвижки в таком деле, как становление инновационной модели развития, нужны годы…
— Результаты работы правительства можно почувствовать и за считанные месяцы. Так, сегодня фактически приостановлена даже та убогая инновационная деятельность, которую Украина имела не так давно. Почему и кому это мешало?
— Я не снимаю с себя ответственности за это. И в то же время поддерживаю решения правительства о приостановке работы технопарков, закона об инновационной деятельности, двух постановлений Кабмина, предусматривавших выделение около десяти процентов средств от приватизации на научную деятельность. Эти решения нужно было принять на несколько месяцев, чтобы за это время пересмотреть некоторые проекты. А мы вместе с водой выплеснули и ребенка. Обо всем этом я неоднократно заявлял на заседании правительства. После активной позиции, занятой рядом министров, в том числе и Анатолием Кинахом, министром промполитики Владимиром Шандрой, Юлия Владимировна стала на абсолютно правильный путь.
Нас подтолкнул к пониманию того, что мы ошибочно ударили по инновационной деятельности, и Экономический форум, который недавно прошел в Киеве. Инвесторы сказали нам: мы вложили средства в свободные экономические зоны, создали там заводы, выпускающие электронную продукцию для автомобилей Европы и мира, а вы все это остановили, нарушили свои инновационные обязательства и навредили своей экономике…
13 июля на заседании правительства будет рассматриваться вопрос о состоянии инновационной политики в Украине. Готовится специальный документ. Думаю, он будет состоять из двух частей: в первой будет концепция инновационной политики, во второй — поручения и конкретный план действий по исправлению положения. Нужно срочно реформировать бюджетную сферу, чтобы обеспечить приоритетность разработок…
— Еще одна вечная тема — приоритетные направления. Хотя этих направлений определено «семь плюс одно», но фактически их можно насчитать добрых полсотни. И это при том, что Япония имеет всего четыре направления, Финляндия — одно-два, и обе страны процветают! Когда же мы определим то, что позволит нам быстро двигаться вперед и не будем распыляться?
— Да, нужно еще раз пересмотреть приоритеты. Необходимо определить объемы финансирования науки. Кто бы что ни говорил, но бюджетное финансирование нужно увеличивать. Перейти от традиционного базового финансирования к целевому, финансировать конкретную программу с жестким отчетом о проделанной работе. Я предлагаю создать при Президенте Научно-технический совет по инновационной политике, который будет определять направления и приоритеты. Вторая важная сторона — нужно, чтобы бюджетное финансирование на науку не дробилось по 40 ручейкам, как сегодня, а шло одним мощным потоком в соответствии с решениями совета.
— Контроль за распределением этих средств будет осуществляться вашим министерством или Минпромполитики?
— Считаю, что средства должны идти только через МОН. Две трети пойдут на инновационные процедуры, а треть нужно направить НАНУ на фундаментальные исследования. Необходимо создать Украинское технологическое агентство (название пока условное). Эта структура должна собирать и анализировать предложения, технологии, которые разрабатываются в НАНУ, на предприятиях, где есть наука: частная, государственная, смешанная, вузовская, отраслевая, заводская. Агентство будет рассматривать предложения, поступающие от юридических лиц, изобретателей. Здесь должен быть создан банк идей. С другой стороны, оно должно собирать информацию о необходимых разработках у бизнеса, предприятий. Задача — объединить идеи с производством.
Конечно, при этом очень важна объективная экспертиза проектов. Вы пришли со своей разработкой в агентство. Оно должно предложить вам разработать бизнес-план на внедрение и найти предпринимателя, с которым вы можете реализовать разработку. Возможны и другие варианты, например такой: никто не хочет внедрять ваше предложение, но агентство находит средства и дает вам возможность внедрить самому…
— Как все это до боли знакомо! Такая схема подталкивает наступить на те же советские грабли, на которые наступали почти все предыдущие строители украинских инновационных Нью-Васюков. Главное, что обращает внимание, — это агентство внутри себя решает две задачи: одна — отобрать стоящую идею и вторая — под эту идею самой же найти средства и предпринимателя. Возникает конфликт интересов. Цепочка для коррупции налицо. Но есть же более эффективные схемы, когда коммерческие структуры на тендерах борются за право внедрять. Если победитель не внедрит — он больше не получит заказ. При такой схеме исключается (во всяком случае резко уменьшается) вероятность взятки.
— Видеть во всем возможность взятки — наша национальная черта. Приблизительно такая же схема, о которой я рассказал, успешно действует во многих странах мира, в частности в Финляндии, Франции, Швеции…
— В любой перспективной инновационной схеме главное — учесть личный интерес ученого. Именно он позволяет реализовать стоящее научное достижение и дать почувствовать первопроходцу себя независимым. Ради этого ученый и изобретатель ночей не будет спать, чтобы получить материальную, а значит, и творческую свободу. Вот такие схемы и позволяют на Западе успешно продвигать инновации. Если это не положить в основу, все в который раз погибнет при самых лучших намерениях…
— Я не говорил о деталях, но в этой схеме все заложено: венчурные и грантовые фонды, трансферные компании, инновационные производства, Украинская государственная инновационная компания, а агентство — только координатор.
Сейчас совершенствуется законодательство — рассматривается закон о трансфере технологий. Прошел во втором чтении закон о научных открытиях. Однако экономические министерства напугало то, что в законе предусматривается уменьшение на 50 процентов государственной налоговой пошлины, на 50 процентов ПДВ... Финансисты говорят, что это потери для бюджета.
Сейчас в правительстве развернулась дискуссия. Я написал Президенту докладную записку о том, что если мы немедленно не восстановим все законы, приостановленные Законом о государственном бюджете: об инновационной деятельности, о технопарках, если не будем финансировать науку, как этого требует закон, то отстанем навсегда. Думаю, Президент будет на стороне научной общественности.
— Недавно КРУ пришло к выводу о нарушениях, допущенных в работе технопарков. Получается, у нас правая рука не знает, что делает левая?
— Таких нарушений, о которых шла речь, нет. КРУ уже дало задний ход и сейчас фактически пересматривает свои материалы. Кстати, все претензии упираются в вопрос: считать ли продукцию инновационной или нет? Возьмем технопарк Института электросварки имени Патона. Считать ли их проект по руде инновационным или нет? Комиссия НАНУ и Кабмина утвердила его. Почему же КРУ делает вывод, что это не инновационный проект?
Только что я имел разговор с директором Института монокристаллов, к которому у КРУ были вопросы. И здесь эта организация изменила точку зрения. Если откровенно, то беда технопарков в том, что они стали чисто советскими научно-техническими центрами, которые занимались производством. А технопарк должен стать местом, где рождаются новые технологии, а не производятся товары…
— Итак, подводя итоги, что останется в «сухом остатке»?
— Всю инновационную систему нужно возобновлять и совершенствовать. Думаю, Украинская государственная инновационная компания должна сама финансировать проекты. Есть и другие полезные идеи. Например, Банк реконструкции и развития мог бы быть полезен, если бы поддерживал жизненно необходимые проекты. Причем государство могло бы давать льготные кредиты. Я за то, чтобы все банки могли стимулировать инновационные проекты. По некоторым из них государство могло бы выступать гарантом…
— Все-таки, пожалуй, не все из отвергнутого заслуживает возрождения. Еще недавно едва ли не все члены правительства были профессорами и академиками. А во главе Кабмина вообще стоял «проффесор». На этом фоне сейчас как-то странно видеть министра образования и науки, который всего лишь кандидат наук. Вы не собираетесь стать доктором наук в ближайшее время?
— За последние годы я написал пять книг — в них обобщен мой немалый практический опыт. Если бы я немного подсуетился, мог бы по этим трудам элементарно защитить докторскую диссертацию. Но я — организатор. И у меня по этому поводу нет комплексов. Понимаю, что министр может и не разбираться в деталях микробиологии, генетики, даже экономики. Я должен разбираться в людях и в тенденциях. А в этом я могу кое-кому утереть нос. Посмотрите сколько принято законов по инициативе Комитета науки и образования ВР, которым я руководил три года. В составе комитета были уважаемые академики, и я справлялся с этой работой. Так что меня абсолютно не беспокоит, есть ли у меня докторская. У меня две докторские диссертации лежат. Однако пока я министр, защищаться не буду. Кстати, слово «профессор» пишу с одним «фэ».
— Видимо, это ключевая фраза интервью. Особенно если при этом вы не замахнетесь на академика на ближайших выборах.
— Мы придем к тому, что многие руководители высших учебных заведений в будущем не будут докторами наук или даже кандидатами. Но они непременно будут отличными менеджерами…
— На пользу делу пошло бы и то, если бы и звания академиков не давали директорам НИИ за руководящие заслуги. Не так ли?
— Когда я захожу в высшее учебное или научное учреждение и вижу, что оно ютится в ободранном здании, узнаю, что новые проекты здесь не внедряются и не решается множество организационных проблем, становится очевидно: директор учреждения — плохой менеджер. Конечно, прекрасно, когда в одном человеке соединяется организатор и ученый. Однако, к сожалению, такое случается крайне редко. Мы все-таки должны прийти к тому, чтобы признать: руководитель — это, прежде всего, настоящий менеджер. От такого понимания выиграют и наука, и образование.