Многообразие деятельности высшей школы вполне естественно. Университетское образование издавна включало в себя подготовку профессионалов по различным специальностям и педагогов для средней и высшей школы. Это всегда считалось одной из основных ее задач. Однако лишь у отдельных сотрудников большой удельный вес занимала ежедневная исследовательская работа у «станка», подготовка научных кадров.
Еще недавно научная работа насильственно прерывалась массой административных, партийных, профсоюзных и других, зачастую совершенно ненужных дел. Это особенно было характерно для недавнего «процветающего» бюрократического общества, в котором чиновник почему-то стоял над ученым. Несомненно, в высшей школе Украины с ее огромным интеллектуальным потенциалом возможно проведение крупных фундаментальных и прикладных исследований, при условии, что к этому имеются побуждения - есть лидеры, научные школы, если бюрократия и политическая возня не разрушила, не потопила в ежедневной суете и буднях интерес к научным исследованиям. Политики, ставящие свои проблемы на первое место, губят и науку, и культуру. Некоторые из них говорят, что «надо подождать», что «придет время».
Несомненно - не может быть так, чтобы каждый руководитель кафедры был и ученым (а очень жаль!). Как и во всем другом, то есть как в любом виде деятельности, и здесь особенно нужны способности, если не талант. Без интереса к исследовательской работе, без желания ею заниматься и создать хотя бы микрошколу не может родиться вкус к научному творчеству и у молодежи.
Что же на самом деле происходит в вузах, а теперь и в академиях, университетах? Расслоение интересов - большее внимание к тому или другому виду деятельности объяснимо. Ведь система ценностей у каждого своя. Каковы бы ни были привязанности каждого работника высшей школы - они заслуживают внимания, поощрения и развития. Не имеет смысла кому-то сверху переключать хорошего практика, скажем, врача-терапевта или хирурга, у которого огромный интерес к конкретной работе, но не к обобщениям, не к исследованиям, основанным на анализе и синтезе сложных больных с последующим описанием всего нового. Такой специалист - исследователь «одного больного» (или лучше сказать - каждого больного), у него нет желания и умения синтезировать многие однотипные наблюдения. Не следует ожидать от отличного специалиста, чтобы он одновременно стал и ученым. У него другая система ценностей, и приходится это принимать как должное, и высоко ценить, не меньше, чем ученого как клинициста-практика.
Увлеченный преподаватель в высшей школе воздействует на своих студентов зачастую значительно сильнее, чем глубокий ученый-исследователь. Ученый может не обладать талантом лектора, преподавателя. Он не сможет так изложить ни свои, ни чужие идеи, как это сделает талантливый педагог. Кстати, в любой высшей школе их не так уж и много. Надо ли путем административного давления «делать» из такого преподавателя еще и ученого? Полагаю, что нецелесообразно. П.Л.Капица писал: «История науки показывает, что крупный ученый - это не обязательно большой человек, но крупный учитель не может не быть большим человеком». Пока же «лозунг» единственный - все преподаватели в вузе должны заниматься научно-исследовательской работой. Зачем? Что это дает науке, государству, если работа, которая именуется «творческой», делается по принуждению?
Итак, специалист-практик и отличный педагог могут внести свой значительный вклад в высшее образование, и не следует их отвлекать на исследовательскую работу, которая им не по душе. Интерес к ней не возник даже при контакте с каким-то крупным ученым, не стал притягательным еще в период учебы в вузе. А может быть, и потому, что такого ученого не было рядом? Всем известны лидеры, создавшие научные школы, к которым шли, приезжали молодые исследователи и оставались там работать, вырастая в настоящих ученых. Либо становились средними исследователями, добросовестными собирателями фактов с посильным и честным анализом и синтезом. Такие ученые также необходимы науке.
Однако и в зрелую научную школу все-таки приходят специалисты-практики и преподаватели. Далее происходит своеобразный скрининг - некоторые из них никак не смогли «заразиться» исследовательской работой, у них не было стремления к поиску. Здравый смысл не позволяет их насильственно (как это обычно делается в вузах) привлекать к научной работе.
Наконец - группа работников высшей школы, о которых дальше пойдет речь. Это исследователи, ученые, способные к анализу и синтезу. Их основные интересы сосредотачиваются на исследовательской работе, быть может, в какой-то мере даже в ущерб чему-то другому. Редко встречаются таланты, которые могли бы в равной степени объединить все три ипостаси: практическую работу, преподавание и исследовательскую деятельность. Псевдоталанты используют любые подсобные средства, дабы не утонуть в океане науки. Для большой науки, как и для любого большого дела, необходима полная самоотдача. Если ты не отдал науке всего, то не отдал ничего - перефразируя слова Мейерхольда об искусстве.
Ученый создает новые знания. Творческий человек ищет и находит, ошибается и снова трудится, выискивая другие пути и подходы, новые методики, чтобы раскрыть что-то неизвестное, а иногда и загадочное, непонятное. Исследователь использует каждую возможность, чтобы расширить и углубить свои исследования. Такова его жизнь. Не стоит ему мешать и нечему завидовать - у него меньше свободного времени, ибо поиски не могут быть ограничены официальными рабочими рамками.
Как и в других областях человеческой деятельности, в науке есть экстраверты и интраверты. Интраверты работают на себя, на свой интеллект; это эгоист в науке, а точнее - эгоцентрист. Эти качества способствуют личной углубленной научной работе. Он не способен работать в коллективе и для коллектива, но польза от его личной работы может быть очень значительной. Напротив - ученый-экстраверт не только работает сам, но и вовлекает в круг своих интересов желающих приступить к исследованию. Это - лидер. Так постепенно создаются научные школы - спонтанный феномен, до сих пор еще не слишком изученный науковедами и психологами.
К сожалению, реальная жизнь в нашем новом государстве показывает, что организация науки еще значительно забюрократизирована. До сих пор сохраняются пресловутые формы планирования. Следовало бы разработать рейтинг ученого, опирающийся на какие-то конкретные показатели, скажем, индекс цитированности, определение по балльной или другой системе количества печатных научных работ по нарастающей градации (тезисы, статьи в газетах, статьи в журналах, монографии), с учетом их содержания и практической значимости, новизны, которая раньше регистрировалась в виде авторских свидетельств (какой-то эквивалент этому необходим и в современных условиях). Естественно, с учетом научного руководства кандидатскими и докторскими диссертациями. Несомненно, необходимы и качественные оценки. Все это может дать возможность получить более объективную оценку работы того или иного исследователя, если даже он не выполняет какие-то требования чиновников от науки. И, кстати, об оплате исследовательского труда. До сих пор существует нивелировка - не от вклада в науку идет оплата, а от занимаемой должности. Профессор, закончивший свою научную деятельность написанием докторской диссертации, получает столько же, сколько тот, кто ежедневно, эффективно занимается исследовательской работой, дает свои идеи молодым сотрудникам, кто является лидером в науке.
Отчетность до сих пор громоздкая, ничего не дающая ни науке, ни практике. Быть может, она и вообще не нужна. Если необходимо оценить какую-то конкретную работу, которая попадает на конкурс, то следует, по-видимому, оценивать только ее, без всяких дополнительных критериев. Если кто-то претендует на членство в какой-то академии наук, то, очевидно, достаточно подать список своих работ или основываться на детально разработанном объективном научном рейтинге, который дает возможность комиссии экспертов определить уровень ученого и необходимость его пребывания в той или иной академии. Можно привести немало примеров из зарубежной практики, где ученые достигают крупных серьезных результатов, не давая никаких отчетов, а лишь публикуя свои исследования. Например, Международный научный фонд (фонд Джорджа Сороса) учитывает лишь статьи, опубликованные в журналах (кстати, не в любом, а в престижном, зарекомендовавшем себя многолетней работой, солидными публикациями). Они-то потом и оцениваются вплоть до присуждения Нобелевской премии.
Известно - из плохих лабораторий выходят плохие работы. Там, где нет ученого-лидера, который дает свои идеи молодым исследователям, выйдут случайные, плохие работы. Но и в набитых новейшей аппаратурой лабораториях приборы могут покрываться пылью. Тропа науки может быстро зарасти бурьяном, если по ней не двигаются талантливые люди. Большая наука строится из идей, а факты ее подтверждают или опровергают. Иногда идеи, подтвержденные самыми простыми способами, могут быть ценными, открывающими целые направления в науке. Ганс Селье, автор учения о стрессе, говорил, что его исследования выполнены лишь скальпелем и пинцетом.
Изучаем ли мы опыт организации науки в странах, где много лауреатов Нобелевской премии и других выдающихся ученых? Знаем ли мы, как они работают у «станка» науки и кто их контролирует? Да и существует ли контроль? Необходим ли он творческому человеку, который работает не только и не столько за мзду, сколько для того, чтобы выразить себя, выдвинуть идеи, «освободить свой мозг», продемонстрировать свою систему ценностей? Стремление жить в науке не для показа, не для карьеры, а потому, что такова внутренняя потребность, необходимость самовыражения, страсть исследователя.
Хотелось бы подчеркнуть, что до сих пор очень многие темы, которые разрабатываются в теоретической медицине, вторичны, то есть что-то изучается при чем-то. Так, например, в современной медицине огромное количество совершенно не разработанных проблем, а тематика многих исследовательских работ «избита» повторами, чисто методическими подходами, а не поисками главного - этиологии, патогенеза и лечения. Многие диссертационные работы, а о них речь должна вестись отдельно, ибо это тяжелая и до сих пор неразрешимая проблема - их истинное значение для науки, очень поверхностны, перенасыщены материалами, иногда ненужными, перегружены экспериментами (тратится большое количество животных и реактивов), иногда надуманными, далекими от запросов клиники, без учета современных требований к проведению экспериментальных работ. Финал - результаты очень скудны («гора родила мышь»). Во многих работах нет гипотез, концепций, хотя известно, что именно они способствуют развитию науки. Более того, их боятся высказывать. Все «запрограммировано», а проявление инициативы наказуемо, или, во всяком случае, мало поддерживается.
Проблемный принцип - давать, выделять деньги, штаты под проблемы до сих пор еще в зачаточном состоянии. Скорее дают тему не для крупного ученого, а для «администратора» от науки. Выделенные же государственные темы «разбираются» по этому же принципу, хотя и считается, что тематику распределяют на основании конкурсов. Либо распределяют (если есть, что делить) поровну.
До сих пор управляющие наукой молчат о том, что и во многих НИИ есть значительная прослойка сотрудников, чей творческий потенциал если и не равняется нулю, то очень низок. Можно согласиться с
Ю.Глебой («ЗН» от 2 марта с.г.) в том, что НАН Украины, имея 4,5 тысячи ученых, превратилась в «министерство плохого социального обеспечения» таких ученых. Есть добросовестные исполнители, есть одиночные лидеры, но «прослойка» иногда в силу незанятости ежедневной исследовательской работой навязывает далекую от науки политическую или иную суету, демонстрируя свою значимость, отвлекая от работы у «станка» науки.
И последнее. Блокада экономического базиса науки налицо и очень опасна. Политиканами заблокированы научные контакты ученых разных стран - нет денег на зарубежные (ближние и дальние) журналы и командировки, недостаточное бюджетное финансирование научных исследований («наука подождет»?!), не выписываются зарубежные журналы, нет возможности приобрести реактивы, прецизионную аппаратуру и даже простейшие, стандартные приборы, необходимые в любом учреждении, а тем более в научном, - персональные компьютеры, ксероксы, факсы.
Драматическая ситуация для науки, если она становится в подчиненное отношение к любой политике.