Тема технопарков в течение последних лет буквально не сходила со страниц «ЗН». Еженедельник публиковал разные точки зрения на эту нелегкую для Украины проблему. Сторонники технопарков в НАНУ убеждали, что они — единственное спасение для нашей архаичной промышленности, противники, опираясь на данные КРУ, доказывали, что технопарки — лазейка для нечистых на руку бизнесменов и вошедших с ними в сговор руководителей науки для воровства в особо крупных размерах. Спор достиг наивысшего накала, когда министр финансов сказал, что технопарки — фактически дыры в бюджете, поэтому сколько будет технопарков, столько будет открыто уголовных дел…
Ответ ученых был не особенно убедителен — они не смогли привести ни одного веского аргумента, который бы показывал, что с помощью технопарка удалось разработать революционную техническую новинку, успешно вышедшую на мировой рынок. Они выдвигали в свою защиту маловыразительные графики и таблицы, из которых следовало, что якобы те налоговые льготы, которые были предоставлены технопаркам, начинают сказываться на получаемой прибыли и, мол, вскоре прибыль будет превышать льготы. Так что все будет хорошо…
Контора пишет! — с многозначительной ухмылкой смотрели на эти выкладки экономисты из контролирующих учреждений и требовали показать «золотые разработки» широко разрекламированных украинских силиконовых долин…
Закончилось все тем, что у технопарков отобрали льготы и даже открыли уголовные дела. Новая власть вроде бы более благосклонно смотрит на технические парки и готова их поддержать. Но события здесь развиваются крайне вяло. Не так давно тема получила неожиданный поворот — в Национальном техническом университете «КПИ» в соответствии со специально принятым Верховной Радой законом организован научный парк «Киевская политехника». Но он совершенно не похож на все предыдущие, к примеру, ему не предоставлены никакие льготы. Более того — ученые из «КПИ» считают, что они, в принципе, и не нужны.
— Какие горизонты перед украинской наукой открывает это начинание? — с таким вопросом обозреватель еженедельника обратился к ректору НТУУ «КПИ», профессору Михаилу Згуровскому.
— Если попытаться определить в самом общем виде главную задачу, стоящую перед организаторами инновационных технопарков, то она заключается в следующем: создать такую среду, в которой себя комфортно чувствовали бы ученые, изобретатели и в то же время бизнесмены, которые стремятся связать свой бизнес с хай-тэком. До сих пор все усилия на этом направлении приводили к тому, что создать такую среду не удавалось…
— Михаил Захарович, может быть, это объясняется тем, что мы опять начали изобретать велосипед — ведь в мире технопарками называют совсем не то, что подразумевают под этим словом у нас?
— Действительно, в развитых странах под технопарком понимается совсем иная инновационная среда, нежели то, что было создано у нас. К такого рода организациям относится и наш технопарк «Киевская политехника». В течение шести лет он скромно выполнял четыре проекта. Главное, что нас беспокоило, — чтобы все было корректно. И, слава Богу, после тщательных проверок замечаний нет.
Но, анализируя собственный опыт работы и опыт коллег, мы поняли — технопарки нашего образца не типичны для стран с развитой экономикой. Там под проекты не предоставляются льготы. И они не нужны! Дело в том, что высокотехнологичный бизнес является самым рентабельным в мире и его организация уже достаточно прибыльное дело. Так, в Силиконовой долине налог — 62 процента и никаких льгот! В то же время рентабельность от проектов, реализуемых здесь, чрезвычайно большая. Мы пришли к выводу, что и в нашей стране технопарки по старой модели могут существовать, но лишь для определенных проектов.
— В чем отличие таких проектов?
— Их должно отбирать правительство для решения важных государственных задач. Именно поэтому им должны предоставляться налоговые и таможенные льготы. Естественно, из госбюджета можно финансировать только чрезвычайно важные проекты национального масштаба.
Так, когда создается новый самолет, государство может предоставить на его разработку льготу, потому что это может быть одним из приоритетов развития страны. Однако суммарные объемы инновационной деятельности за счет выполнения таких проектов будут не больше 10 процентов. Показательно, что в странах с развитой экономикой наибольшие объемы прибыли дают инновационные проекты, главным образом, относящиеся к так называемым проектам массовой инновационной деятельности. Это может быть совсем небольшое усовершенствование мобильного телефона или фотоаппарата, улучшение какого-либо бытового прибора и так далее.
— Кстати, такое усовершенствование могут предложить не инженеры, а, например, дизайнеры. Когда-то американские художники взялись за придание более эстетического вида холодильнику, который разработали инженеры одной из фирм. Вскоре масштаб продаж холодильника с измененной внешностью возрос в десять раз. Так инженерный дизайн стал важным элементом борьбы за место на рынке. Все это показывает огромные масштабы инновационной деятельности.
— Однако в нашей стране правила для такой деятельности, которые помогали бы ей эффективно развиваться, длительное время отсутствовали. Более того, законы были разработаны так, что появились препятствия между основными участниками массовой инновационной деятельности.
— А кто является главным участником этого процесса?
— Прежде всего, это научные группы, способные генерировать конкурентоспособные ноу-хау. Правда, из того массива идей, которые они нарабатывают, только около 3—5 процентов можно отнести к конкурентоспособным. Следует учесть при этом, что такие предложения не концентрируются в одном месте — они присутствуют во всех ведущих научных учреждениях. Есть они и в «КПИ».
Вторая группа участников — высокотехнологические компании, которые уже выводят на рынок свою продукцию. Они могут удержаться на рынке только при условии, если будут иметь постоянную подпитку потоком ноу-хау и качественным человеческим капиталом. Поэтому в таких компаниях должно присутствовать желание завязать отношения с интеллектуальной средой на много лет вперед. К сожалению, наше прежнее законодательство не было сориентировано на эффективное сотрудничество с такими компаниями со сложившейся в стране интеллектуальной средой. Например, если бы они обратились в технический университет, где есть научные группы и идет подготовка кадров, то обнаружили бы, что кроме соглашения об аренде все остальные виды сотрудничества чрезвычайно затруднены.
К тому же сам университет, генерирующий ноу-хау, не мог официально осуществлять коммерциализацию науки, которая ныне является очень важным фактором развития общества. К примеру, автор нанороботов, профессор Петренко, если бы захотел в «КПИ» основать свою частную компанию, натолкнулся бы на нормативный акт, который говорит о том, что бюджетные организации (и «КПИ» в том числе) не имеют права учреждать компании с негосударственной формой собственности. Поэтому научный сотрудник, успешно разрабатывающий конкурентоспособные ноу-хау, должен или уйти из университета, или сотрудничать с компанией неофициально, увеличивая и без того большой теневой рынок. Увы, закон об интеллектуальной собственности ничем не мог ему помочь.
В развитых странах, если ученый генерирует ноу-хау, он его патентует. Затем компания, которая коммерциализует изобретение, заключает с владельцем патента лицензионное соглашение, гарантирующее ему в дальнейшем получение части прибыли от реализации продукции с применением этого ноу-хау. Эта чистая и простая схема позволяет талантливому научному работнику стать богатым человеком. Кроме того, разумное законодательство должно стимулировать украинского ученого к тому, чтобы он не покидал свой университет (что нередко случается сегодня), так как именно здесь он может быть более эффективным, нежели вне его — в «КПИ» у него есть все условия для успешной работы, есть инфраструктура, есть в конце концов научные школы, в которых он вырос в успешного человека.
— Но здесь у него столько педагогической нагрузки, что он не может работать…
— Да, это одна из проблем, которую мы сейчас решаем, так как нагрузка преподавателя в вузе действительно очень высокая. Но мы с вами ведем разговор об университете исследовательского типа, которые достаточно широко распространены в мире. Они удачно объединяют обучение и научную деятельность. И эти две ипостаси являются частями единого целого. Они неразрывны — преподаватели обучают студентов на основе передовых исследований, в создании которых ученые принимают участие. В то же время студенты обучаются не только на канонизированных лабораторных опытах, но сразу же знакомятся с последними достижениями, к которым имеет прямое отношение их преподаватель-исследователь. Органичное объединение этих процессов сейчас происходит в «КПИ». Фактически и юридически стали первым в стране исследовательским университетом.
Закон о научном парке «Киевская политехника», который был принят в декабре прошлого года, открыл путь компаниям, заинтересованным в том, чтобы сотрудничать с учеными, факультетами и кафедрами, получать ноу-хау и привлекать высококачественный человеческий капитал.
До появления этого документа массовая инновационная деятельность как бы находилась за скобками. Для нее не существовало правил. Кроме того, после шести лет работы технопарков выяснилось, что льготы получали проекты, так и не ставшие конкурентоспособными на рынках высокотехнологической продукции.
— А почему не стали — вы не анализировали?
— Зачастую льготы получали не проекты, которые могли стать конкурентоспособными на рынках, а люди, которые были конкурентоспособными получить льготы. Это второй недостаток, принципиально не устраивавший нас.
— Так что, вы отказались от технопарка «Киевская политехника»?
— Нет, так как понимаем, что у него есть свое место для выполнения проектов национального масштаба. Такие проекты должно отобрать государство и, соответственно, предоставить льготы. Но мы решили пойти дальше и поэтому совместно с комитетом по науке и образованию Верховной Рады разработали закон о научном парке «Киевская политехника», который предусматривает систему правил для взаимодействия четырех групп участников.
Первая — это научные группы, генерирующие ноу-хау, вторая — факультеты и кафедры, которые генерируют качественный человеческий капитал, третья — компании, находящиеся на рынке высокотехнологической продукции и нуждающиеся в подпитке ноу-хау и человеческим капиталом, и четвертая — инвестиционные и венчурные фонды. Этот закон создает привлекательные правила для массовой инновационной деятельности. Причем мы не нуждаемся в каких-либо льготах от государства — наше преимущество заключается во взаимодействии, в синергии от взаимодействия участников.
— Михаил Захарович, но что служит мотивацией идти навстречу друг другу четырем группам участников? И второе — откуда приходят средства?
— Деньги идут от бизнеса, потому что он заинтересован обеспечить себе перспективу. Сегодня наступил момент, когда бизнесмен, занимающийся высокотехнологическим бизнесом, понимает — обогнать конкурентов можно только за счет привнесения в продукцию новых знаний. Именно поэтому он заинтересован на долгосрочной основе сотрудничать с интеллектуальной средой. Ученые университета, согласно этому закону, могут защитить патентами свои ноу-хау и создать компании в структуре научного парка. При этом они могут, работая в университете, получать роялти и внедрять через компанию свою продукцию. То есть теперь ученые, работая в университете, могут на законных и притом благоприятных условиях стать богатыми людьми. От них требуется одно — создать действительно высококонкурентное ноу-хау. Я надеюсь, что в «КПИ» через несколько лет появится несколько ученых-миллионеров, которые покажут Украине уникальный пример обогащения за счет таланта и трудолюбия.
— Увы, пока на хай-тэке у нас в стране никто не сделал больших денег…
— Но в мире на этом делают очень большие деньги. Можно сказать, что самые большие деньги делаются именно здесь.…
— И самое обидное в том, что их делают совсем молодые люди, которые не так давно уехали из нашей страны. А ведь если бы они остались у нас, не стали бы миллионерами. Не так ли?
— Конечно! И это потому, что не были созданы свободные, корректные условия для эффективной деятельности в этой сфере.
— И все-таки, многие возразят — не дело университета заниматься бизнесом.
— Действительно для университетов не характерна масштабная деятельность на рынке, так как у них другая задача — обучение на высоком уровне и проведение научных разработок. Когда идет речь о массовой инновационной деятельности, о крупных рынках с острой конкуренцией, то мы не можем быть одновременно и продуктивными работниками, и успешными бизнесменами. Здесь должны быть задействованы компании, имеющие опыт работы в рыночных условиях. Поэтому без партнеров — ими могут стать как зарубежные, так и национальные высокотехнологические компании, — мы такую деятельность не осуществим, так как нам нужно оставаться университетом. Это наша главная задача. Мы работаем с ними через так называемый бизнес-инкубатор (БИ).
— Михаил Захарович, беседуя со сторонниками технопарков, например, с академиком В.Семиноженко, я всегда удивлялся, что они совершенно не принимают в расчет такой популярный на Западе инструмент инноваций, как бизнес-инкубаторы. Как вы собираетесь воспользоваться преимуществами этой структуры?
— В «КПИ» бизнес-инкубатор — очень важный элемент технопарка. Именно на него мы возлагаем огромные надежды в разворачивании массовых инновационных процессов. Первая из функций БИ — экспертная деятельность. Люди, работающие здесь, должны ориентироваться в том, что может быть затребовано рынком. И одновременно хорошо разбираться в возможностях науки. Они должны четко представлять, какие научные разработки могут пройти цепочку коммерциализации от науки до продукта. Только после такой экспертизы в бизнес-инкубаторе идет конкурс ноу-хау, которые могут быть коммерциализированы. После такого отбора выполняется третья функция — патентование, чтобы автор не был ограблен при реализации проекта.
Если мы видим, что предложенное ноу-хау долгосрочного действия, под него БИ создает компанию, где основателем становится ученый и научный парк. БИ помогает им организовывать новую компанию. Собственно, от этого произошло и само название — бизнес-инкубатор, так как он призван вырастить новую компанию и выпустить ее в мир.
А теперь посмотрим, как все это взаимодействует с центральной и местной властью. От центральной власти мы ничего, кроме системы правил, не получаем. Да нам ничего и не нужно. Хороший закон есть — спасибо! Другое дело — местная власть. Научный парк имеет региональную привязку, так как работает в определенном регионе, где платятся налоги.
—Чем интересен научный парк городу?
— Научный парк региону предоставляет высокоинтеллектуальные рабочие места и привлекает дополнительные инвестиции. В связи с этим от местной власти мы ждем определенной помощи…
— То есть вы хотите сказать, что ее еще нет?
— Прямой материальной помощи нет, но мы рассчитываем на дополнительные земельные участки, где сможем расстраивать корпуса лабораторий научного парка. Это может быть помощь и дополнительными помещениями. Пока никаких иных видов содействия мы не предусматриваем, хотя в мире обычно для БИ предоставляется и финансовая помощь.
Для этого нужно, чтобы местная власть поняла выгоду и заложила в свои бюджеты соответствующие траты. Пока мы имеем очень хорошее взаимодействие с Винницкой областной администрацией и областным советом. Провели успешные переговоры с руководством Днепропетровской области. А поскольку наш проект имеет общенациональный масштаб, то свои отделения можем открывать в других регионах и распространять свою систему правил на них. Сейчас Винницкая обладминистрация и областной совет приняли решение о том, чтобы войти в научный парк «Киевская политехника» и построить рядом с Винницей научный городок, который был бы ориентирован на два приоритета: энергосберегающие и информационные технологии.
— Это украинские компании или из России, Запада?
— Из 24 компаний, юридически вошедших в научный парк, 16 — украинские, две из Великобритании и группа компаний из США… Все они со своей продукцией находятся на мировых рынках. Если говорить о британских, то одна из них — это Европейский институт инновационного развития в Лондоне, другая — Имприма-тур, которая занимается энергосбережением и точным машиностроением. Группу американских компаний представляет «US-политех», специально созданная для сотрудничества с научным парком «Киевская политехника». Через нее мы будем работать с США. Буквально на днях подписали с ЦИСКО-систем соответствующий договор и через некоторое время, надеемся, и она станет нашим партнером…
При этом хочу подчеркнуть — мы очень осторожно относимся ко вхождению компаний в научный парк. Они непременно должны быть высокотехнологическими и создавать новую продукцию за счет инноваций. Если же они занимаются традиционными видами деятельности, то они нам не интересны, потому что не будут заинтересованы в ноу-хау, которые мы хотим провести от лаборатории до рынка.
— Для вас играет роль, чем занимается компания и какого она технологического уровня: третьего, четвертого или шестого?
— У нас вошло в моду оперировать уровнями инновационного развития. Но это — весьма условные вещи, которые, кстати, не особенно прижились в мире.
— А с какими инновационными фондами вы собираетесь работать? Ведь в Украине их крайне мало. Так, Государственный инновационный фонд достаточно бедный и весьма специфический. Вряд ли вас ждет успех при попытке на него опереться…
— Мы больше заинтересованы работать с частными фондами, специализирующиеся как венчурные капиталисты. Такие могут финансово поддержать десять изобретений, а вернуть с лихвой все за реализацию одного из них.
— Компания Сергея Лобойко включена в этот список?
— Нет, это посредническая фирма и сама не может ни сопровождать, ни содержательно работать с научными разработками. Они ищут, насколько я понимаю, научных работников и вывозят в Силиконовую долину, как бы выполняя посредническую функцию. А нам посредники не интересны. У нас есть ряд достойных претендентов среди американских фондов. И наши национальные крупные компании сейчас также ищут, куда им лучше вложить деньги: в строительство какого-нибудь дома и получить за определенное время прибыль или на долгосрочной основе сотрудничать с такой интеллектуальной средой, как «КПИ» и заключать инвестиционные соглашения с хай-тэк-компаниями для подпитки процесса коммерциализации науки и получения прибылей. Впрочем, пока мы не подписали контракта ни с одним из фондов.
— Почему?
— Это очень деликатный вопрос — нам нужно очень тщательно отбирать фонды и определять условия сотрудничества с ними. Кроме того, компании, с которыми мы подписали договоры об их вхождении в научный парк, имеют свои так называемые реинвестиционные фонды и капитал. То есть не под каждую разработку нам нужно привлекать внешние средства. Хотя вопрос о сотрудничестве с фондами очень актуальный, и для некоторых больших новых проектов подпитка этой деятельности будет необходима. Но мы это держим пока в резерве, понимая, что спешить особо не стоит — многими нюансами этого тонкого дела мы еще должны овладеть.
— Сомнений в том, что в вашем технопарке родятся хорошие идеи и на их основе появятся достойные разработки, нет. Но, к примеру, и россияне, которые затеяли аналогичные проекты, ломают себе голову, какая судьба ждет их на рынке? В России понимают, что здесь их может ждать неудача из-за недостатка опыта и кадров. Что в этом направлении делаете вы?
— Это действительно важнейший вопрос! Если всем этим процессом руководит государство, то всегда возникнут проблемы, потому что когда государственные компании создают какую-либо продукцию, они более эффективны в получении государственных средств на создание продукции и менее — в открытой конкуренции на рынках. А в России вся инновационная деятельность идет под жестким контролем государства. Это дает определенные негативные последствия.
Нас интересует модель, когда государство в этом процессе предоставляет систему правил и контролирует их исполнение. Потому что если бы мы какой-нибудь проект начали согласовывать с государством, то бюрократическая система не позволила бы работать быстро и эффективно. Закон, по которому создан научный парк «Киевская политехника», не предусматривает вообще участия государства в инновационной деятельности. Сейчас в Украине создается мощный сегмент высокотехнологичных компаний, работающих в условиях рынка. Они все меньше работают под эгидой государства или с политической поддержкой каких-либо финансово-политических групп. Это уже отходит в историю — компании все больше работают по рыночным условиям. Поэтому для них единственный выход — найти компетентных людей, привлечь для работы в высокотехнологическом секторе и постоянно модернизировать продукцию…
— Как ни странно, но украинская металлургия быстрее других привлекла для своей модернизации компьютеризацию, Интернет. Кстати, один из владельцев металлургических предприятий Виктор Пинчук несколько лет назад создал наиболее быстро развивающийся фонд. Его нет среди ваших компаньонов?
— Непосредственно с Виктором Михайловичем мы никогда не обсуждали инновационные виды сотрудничества, поэтому о каких-то контактах и планах работы с ним сказать ничего не могу. Что касается поддержки студентов, то с нами встречались его представители, предложившие заключить с администрацией «КПИ» договор с целью отбора лучших студентов для обучения за рубежом и предоставления им стипендий. Мы объяснили, что для нас это предложение не интересное, поскольку хотели бы обучать студентов в нашей стране так же хорошо, как и лучшие зарубежные вузы, и не терять при этом лучшие головы. За кордон путь они найдут сами. Поэтому мы объяснили представителям Виктора Михайловича, что студенты — свободные люди и могут увидеть вашу рекламу в Интернете и сами решить: выбрать ли им «КПИ» или какой-нибудь университет Западной Европы или США. Наши усилия направлены на повышение качества, привлекательности обучения здесь и, соответственно, рост конкурентоспособности разработок и ноу-хау. Только такой путь способен вывести нашу страну на передовые рубежи в мире.