UA / RU
Поддержать ZN.ua

Кризис, которого ждали

Институт географии, Институт математики Национальной академии наук — это только начало списка научных учреждений, существование которых оказалось под угрозой...

Автор: Мария Лесовая

Институт географии, Институт математики Национальной академии наук — это только начало списка научных учреждений, существование которых оказалось под угрозой. Причина, как известно, банальна — офисы в центре города. Следующая ласточка — Институт материаловедения. Здесь интерес вызвала территория в гектар с небольшим в Никольской слободке. Решением правления НАНУ лабораторию базальтовых волокон попросту распустили. И если раньше вина непосредственно лежала на органах местного самоуправления, то в этом случае земельный участок освободили свои же коллеги из научных кругов.

Что ты сделал для науки?

Лаборатория базальтовых волокон Института проблем материаловедения при НАН Украины была ликвидирована постановлением президиума НАН Украины от 28.09.2005 №190. Кому это понадобилось? Кому-то, кто заявит права на помещение лаборатории и земельный участок величиной чуть более гектара по адресу: ул. Каховская, 64. Если еще не заявил. Поскольку пунктом 6 этого постановления отдано распоряжение управделами НАН Украины в месячный срок по завершении ликвидации Научно-исследовательской лаборатории базальтовых волокон решить вопрос о помещении и земельных участках по указанному выше адресу.

Руководствовалась ли НАНУ сугубо меркантильным интересом — продать участок земли, или за ее действиями стоят более грандиозные планы по освоению технологий базальтовых волокон — судить сложно, если бы не тот факт, что данный пример является всего лишь звеном в цепи аналогичных событий. До этого — еще в 2004 году — части территории в центре Киева (ул. Терещенковская) лишился Институт математики НАНУ. Причина — строительство на этом месте офисно-спортивного центра (автор проекта — Сергей Бабушкин). Не будем комментировать историко-культурную ценность будущего сооружения в самом центре столицы. Проблема не столько в отсутствии вкуса у местных властей, сколько в отсутствии порядочности у чиновников.

Ведь аналогичная история происходит не только с научными ведомствами. Известен скандал с помещениями Киево-Печерской лавры и ряд других более или менее резонансных. Сложно сказать, кто виноват — местная власть, подтолкнувшая чиновников от науки к продаже имущества, или сами ученые, не забившие вовремя в колокола.

Академия наук до сих пор выступает в качестве монопольного лоббиста интересов науки. Лоббиста ли? За последние годы НАНУ было издано всего несколько монографий. Одна из них — книга по фалеристике члена-корреспондента НАНУ, экс-вице-премьера Дмитрия Табачника стоимостью около 400 тыс. гривен. На эти средства можно издать до 40 научных монографий. Деньги находятся на периодические ремонты зданий и содержание машин для нужд дирекции, но их не хватает на закупку литературы, командировочные расходы и материальное стимулирование активно работающих ученых. В связи с этим возникает вопрос: на какой политический запрос отвечает система Академии наук, которой позволяют безбедно умирать в течение десятилетий? Стоит ли государству хоронить мертвецов за свой счет или пришло время кардинально реформировать систему?

В эпоху перемен

Кризис, в котором оказалась вся постсоветская наука в 90-е годы, был кризисом системы. В СССР все было ясно: естественные дисциплины были призваны обслуживать оборонный комплекс (две трети мощностей всего научного потенциала), а гуманитарные — разоблачать буржуазную идеологию. Посему уровень жизни ученых был относительно высок, а престижность профессии выражалась в культе научно-технического прогресса.

Неэффективность советской системы во многом объяснялась ее организационной запутанностью и исключительной бюрократизацией. Как и госаппарат, наука превратилась в кормушку. В новых условиях крайней ограниченности финансирования существование секторов и институтов, а также кураторство параллельных властных структур вылилось в распыление и без того небольших средств. В итоге большая часть НИИ начала жить от гранта до гранта.

Государству разбираться в тонкостях тогда было некогда. Финансирование и прочие преференции определялись в закулисных столкновениях личных и групповых амбиций. В итоге отсутствие средств и четких представлений о задачах науки привело к полному подрыву авторитета научной деятельности. В обществе изменились приоритеты.

Как следствие — некоторые НИИ давно исчезли в ходе перестроечных процессов, другие (и их большинство) влачат жалкое существование в ожидании госзаказов и господдержки, теряя кадры и потенциал, а некоторым, несмотря на все превратности рыночных реформ, удалось не просто выжить, но даже повысить качество.

Таким ярким примером можно считать судьбу базальтовых технологий, осколка советской научной базы всесоюзного ВПК. В 1987 году разработанные Институтом проблем материаловедения АН УССР теплоизоляционные материалы на основе базальтовых волокон выдвигались на соискание республиканской премии по науке и технике. Актуальна технология и сейчас. Области применения материалов из базальтового волокна: энергетика, машиностроение, авиационная промышленность, судостроение, автомобилестроение, металлургия, химическая промышленность, производство строительных материалов. Все отрасли широко представлены в Украине. Причем это далеко не полный перечень областей применения базальтовых супертонких волокон (БСТВ).

Что особенно интересно — БСТВ производятся из базальтовых пород, а попросту из щебенки. Из полувагона базальтовой породы можно произвести до 30 вагонов волокна. Поставщики различных теплоизоляционных материалов утверждают, что спрос на данный товар в Украине ежегодно растет на 20—30%. Одна из основных причин — необходимость внедрения энергосберегающих технологий. Об актуальности проблемы напоминать лишний раз, похоже, не стоит.

Вместе с тем, мировая практика показывает: потенциал использования БСТВ гораздо шире, нежели мы имеем в Украине сейчас. Причина — недостаточная научно-технологическая база, позволяющая применять материалы в упомянутых выше отраслях — авиации, машиностроении, энергетике, как это практикуется во всем мире.

До сих пор базальтовые волокна не затребованы в полном объеме в связи с небольшими объемами производства и ассортимента по сравнению с импортной продукцией. Конфликт интересов отечественного и зарубежного производителя можно решить, развивая украинскую базальтоволокнистую промышленность. Но для этого необходимо профессиональное научно-техническое сопровождение. Теперь на нем поставили большой, жирный крест.

Из благотворительности
в корпоративное инвестирование

Впрочем, рецепт выживания у отечественной науки есть. И это отнюдь не бюджетное финансирование, ибо украинский бюджет, вне всякого сомнения, этот воз не вытянет. Рецепт — заинтересованность в науке бизнеса.

Примеров масса. Возьмем ближний к нам — российский. Еще несколько лет назад исследователи случаев корпоративной филантропии в России относили пожертвования на науку к самым непопулярным предпринимательским расходам. Теперь же почти каждая крупная российская компания считает своим долгом поддерживать прикладные и фундаментальные исследования, а благотворительные фонды научной направленности стали расти как грибы.

Корпоративное финансирование науки — это не благотворительность. В каждом конкретном случае преследуются вполне определенные цели. Во-первых, имиджевая составляющая. Западные аналитики утверждают, что в последние годы 83% потребителей при выборе услуги ориентируются на социально ответственные компании. На благо корпоративному имиджу идет и непосредственное привлечение к бизнесу авторитетных ученых. В компании IBM в свое время работали четыре нобелевских лауреата, авторы изобретений в области физики твердого тела.

Во-вторых, собственные потребности. Финансировать собственную науку гораздо дешевле, нежели кормить западные сервисные компании, продающие научные решения. Эффективность такого вложения средств подсчитывается просто — западный ученый работает за годовую зарплату в 100 тыс. долл., в то время как наш профессор выполняет сходные задачи за 10 тыс. долл. в год.

А теперь что касается нашего случая — отдельной лаборатории или, к примеру, научно-исследовательских центров. Содержать их не очень обременительно. Штат такого НИИ обычно не превышает 100—200 человек, а использовать в интересах отрасли можно по упрощенному сценарию: качественные услуги здесь предоставляют по приемлемым ценам.

Резюмируя, отметим, что рецепт для выживания украинской науки имеется. Созрели и все предпосылки для его реализации — необходимость инноваций, внедрения энергосберегающих технологий и рационализации бизнеса.