Зря улыбаетесь. Речь пойдет не о типичном украинском предприятии «Хай-тек-лимитед», поддерживающем гордые сводки правительства о стремительном росте экономики и занимающемся поставкой за рубеж лома или металла для кладбищенских оград. Нет, в нашем случае речь о вполне современном заводе микроэлектроники, оборудованном новейшей техникой. Он действительно покупает сырье в США (так как завод-поставщик в Украине почти перестал работать), перерабатывает его в высокотехнологичные наукоемкие изделия и отправляет их на рынки многих стран, в том числе и Америки…
Для неверующих подчеркну, что украинских производителей хорошо знают мировые фирмы, работающие на этом рынке, — киевское предприятие уверенно заняло 8 процентов мирового рынка и ежегодно увеличивает свое присутствие здесь на 15—20 процентов. У этой отечественной фирмы уже есть представительства на всех континентах, она все более успешно выигрывает тендеры (честные) с участием знаменитейших фирм мира, а ее собственная программа развития гораздо интереснее государственной на этом направлении.
Впрочем, это коммерческое предприятие, в отличие от своих западных конкурентов, больше всего боится… рекламы. Причин такого странного антирыночного поведения много. Дело в том, что недавно они на собственном опыте убедились: единственное надежное правило выжить на пути от «развитого социализма» к недоделанному капитализму, как у солдат на передовой, — «не высовываться».
Из Африки, где эта фирма выполняет один из больших контрактов, киевляне привезли еще одно важное наблюдение — человек чувствует себя неуютно в ситуации, когда на него смотрят «как на еду». Они сразу же оценили глубину философии бушменов — она про нашу жизнь. Подобные холодящие взгляды на себе они чувствовали и раньше, но сейчас на них положил глаз человек с обаятельной улыбкой на «миллион долларов», к тому же невероятно энергичный, лихой и очень пробивной. Пока заводчане находятся в положении человека, которого бульдог схватил мощной челюстью лишь за ногу... Впрочем, драматизм этой истории не понять, если не обратиться к истокам.
Киеву не подвластны и ужасно секретны…
Наверное, если бы отцам-основателям нынешнего предприятия «Квазар» когда-то рассказали, какие события закрутятся вокруг него еще при их жизни, они бы ответили, что такого в нашей стране не может случиться в принципе… Впрочем, как говорится, не зарекайтесь! А все началось с того, что в начале 60-х годов в различных концах Киева были выделены огромные — от 20 до 30 гектаров — площади под строительство таинственных объектов, о назначении которых не знали даже столичные бонзы, занимавшиеся выделением земли. Известно было одно — то, что построят, будет подчиняться непосредственно Москве. В рамках этой же программы на киевской окраине Виноградарь снесли 28 га виноградников, затеяли грандиозное строительство. Этот завод и сейчас занимает целую улицу — Северо-Сырецкую, 1—3. Больше домов там нет.
Завод с первых дней удивлял всем. Он потреблял огромное количество электричества. Здесь все было свое — две котельные, свой водородно-кислородный и азотный заводы. И если бы в столице Украины все разом отключилось, здесь могли бы автономно работать еще долго. Удивляло и то, что за высокие заводские стены не проложили, как обычно, ж-д. пути. Дело в том, что всю продукцию, которую производили 11 700 работавших на предприятии, можно было вывезти на… одном грузовичке.
Еще более поражало то, что было создано внутри этого завода — залы размером больше футбольного поля с мраморными стенами и потолками из нержавейки, где поддерживался постоянный микроклимат зимой и летом, днем и ночью — 20 плюс-минус полградуса. Здесь воздух был чище, чем высоко в горах — в литре можно было обнаружить не более десяти пылинок, тогда как в обычном городском воздухе их — миллионы. Лишь посвященные знали, что в эти цеха привозят фактически песок (кремний), а отсюда, пройдя бесконечный ряд обработок, выходило то, что становилось «разумом» ракеты, танка, самолета. Завод поставлял свои изделия в тысячи секретнейших заводов страны.
На работу сюда брали не каждого. Дело не только в строжайшем анкетном отборе — предъявлялись высочайшие требования к профессиональному уровню, зрению, психологической устойчивости и еще многому другому. Поэтому из ста человек, нанимавшихся на работу, брали пять, максимум десять. Остальных посылали на вспомогательные операции. В те годы университеты, политехнические институты, специально созданные вузы готовили тысячи радиофизиков, полупроводниковцев, микроэлектронщиков. Этим студентам платили сказочные по сравнению с другими стипендии. А отличники получали повышенную, которая была сравнима со ставками преподавателей-гуманитариев. Тогда в СССР готовили инженеров в четыре раза больше, чем в США. Новая индустрия требовала хорошо подготовленных в физике и математике людей. Школа явно не справлялась с этим и потому вводились все более жесткие программы обучения. Но природа бунтовала — обычные дети не воспринимали в таком количестве точные науки.
Искусственный интеллект и помидоры
Все же тогда удалось добиться многого. Жаль только, что пожать результаты нечеловеческого напряжения, из-за которого несколько поколений украинских детей были изнасилованы математикой, удалось не нашей стране. Когда Украина отказалась от своих наиболее подготовленных людей, они вынуждены были уехать в другие страны, где с их помощью, как, например, в Израиле, удалось быстро организовать новейшие хай-тековские отрасли промышленности. А что говорить о прибылях Германии, поглотившей многие тысячи наших инженеров!.. Американские эксперты не скрывали, что прибытие наших электронщиков, программистов обогатило эту страну на десятки миллиардов долларов. И после этого мы плачем, что вывезли теневые капиталы и поэтому обеднели! Массовый, безвозвратный выезд специалистов — потеря гораздо более ощутимая и невосполнимая.
Однако еще больше варварства было проявлено по отношению к микроэлектронной промышленности — после развала Союза мы наше главное богатство практически сдали в металлолом.
«Я проработал 25 лет в Киевском институте микроэлектроники, — рассказал бывший главный конструктор изделий в институте Петр Копыл. — Мы подчинялись Министерству электронной промышленности. Подобных НИИ в Союзе было около восьми. Но такого крупного, как наш (причем в плане диапазона проблем, которыми занимались), не было ни одного. К примеру, в Зеленограде под Москвой — городе Министерства электронной промышленности — жили 200 тысяч человек. Все новейшее в Союзе было собрано там. И все же в Зеленограде занимались узкими проблемами, например, памятью или физикой процессов. А у нас успешно разрабатывали микропроцессорную технику, контроллерную, калькуляторы, управляющие схемы, аналоговую технику. И это в то время, когда в Союзе любили все разбрасывать по отдельным городам — аналоговую технику разрабатывали в Прибалтике, логические элементы — в Минске, микропроцессоры — в Воронеже, память — в Зеленограде. В Киеве это все было собрано под одной крышей и почти по всем направлениям работали лучшие специалисты в стране…
Однако после перестройки все начало стремительно рушиться. Закончилось тем, что наш институт в 93 — 94-м годах был отключен от теплоснабжения и до сегодняшнего дня не подключен. У меня в кабинете зимой лежал толстый слой льда, протекала крыша. Это никого не волновало…
Недавно я побывал в Зеленограде под Москвой и могу сказать, что они ожили. Мэр города (коммунист, но умный) сказал, что у них когда-то было 60 тысяч рабочих мест, сейчас осталось 16 тысяч. Но за последний год число их выросло на 600, а в институт, который готовит специалистов для микроэлектроники, конкурс был четыре человека на место! Это большой успех после невероятного провала. Важно и то, что Лужков запретил отключать институты от энергоносителей. А в Киеве это никого не интересовало — выживайте как хотите. И большинство замечательных научных учреждений фактически погибло».
Сейчас, когда Президент Украины приезжает на агрофабрику «Пуща-Водица» посмотреть на выращиваемые здесь помидоры и наградить очередного директора званием Герой Украины, он даже не смотрит на мрачноватые заводские строения, высящиеся напротив с надписью по фронтону — «Квазар». А когда-то этот завод и институт был гордостью Киева. Сюда привозили самых важных гостей.
На заводе почувствовали, что их военная продукция не нужна никому еще до того, как рухнула Берлинская стена, — заказы упали вначале в десятки раз, а затем исчезли почти совсем. В еще более тяжелом состоянии оказались заводы-смежники в Ивано-Франковске, Херсоне, Запорожье, Черновцах. Они полностью остановилось. И, по-видимому, навсегда…
Где искать работу? А направление специфическое — ничего нельзя переналадить для быта, для семьи. Здесь можно было делать только микросхемы, ускорители частиц, плазмы…
Сокращение на заводе прошло сравнительно безболезненно — люди ушли сами, так как поняли, что ничего хорошего ждать не приходится — работы нет и не будет. Вскоре выяснилось — настоящие знания и умения всегда в цене. Некоторые работники с «Квазара» ушли в «Укринвест» (фирма Порошенко), на фабрику им. Карла Маркса, где делают… конфеты. Когда они пришли сюда, больше всего удивило отсутствие точной технологии и технологических карт на рабочих местах. Инженеры-микроэлектронщики быстро разобрались, в чем беда фабрики. Они перевели все рецепты в точные технологии, обучили персонал работе по технологическим картам. Такую же революцию осуществили и на других конфетных фабриках. Удивительно ли, что продукция этой фирмы отличается высоким и стабильным качеством и пользуется такой популярностью?
Много людей с завода ушло в банки. Оказалось, что после микроэлектроники можно осилить все что угодно…
И все-таки микроэлектронщик должен заниматься микроэлектроникой
Тем временем оставшиеся на «Квазаре» задумались над тем, как возродить завод. Конечно, у любого директора предприятия есть запасной выход — продать оборудование на металлолом, сдать помещения арендаторам и ждать у моря погоды. Многие так и поступают. И плачут, что государство отвернулось от них. На «Квазаре» решили, что приватизация открыла перед ними более интересные пути. Здесь начали с переоснащения служб, пожиравших львиную часть средств. Поскребли по сусекам и приобрели американские кондиционеры, которые потребляют в сто раз меньше электроэнергии, чем родные советские махины-миллионники. Раньше азотная станция занимала 1000 кв. м. Ее обслуживали триста человек. Закупили швейцарскую и разместили ее в маленькой комнатке.
Завод в десятки раз сократил потребление электроэнергии, и можно было заняться восстановлением микроэлектронного производства. После долгих споров пришли к выводу: начать следует с кремниевого, оно попроще других, не требует колоссальных начальных затрат и, как посчитали на «Квазаре», — самое перспективное. Было решено кремниевые заготовки делать самим. Для этого приобрели швейцарскую установку. Чтобы купить ее, заложили все, даже свои квартиры. Но оказалось, что наладить производство — дело нехитрое, а кому продать произведенное? У нас в стране покупателей нет. Думали, что потерпели полное фиаско. На заводе месяцами не выплачивали зарплату. Директор объехал полмира, пытаясь найти покупателя на кремниевые пластины. Наконец, удача улыбнулась — заказчик был найден в Испании. И дело пошло. Уже на следующий год купили новую швейцарскую установку, а сегодня в цеху на заводе стоит набор машин, которому может позавидовать любой аналогичный завод где бы то ни было.
Исходный материал — поликремний — покупается в США по 22 доллара килограмм. Далее все операции по его обработке производятся на заводе. Сейчас здесь готовят уже более 8% мирового производства сверхчистого кремния, то есть столько, сколько вырабатывал Союз в лучшие годы. На заводе налажена сложная резка кремниевых пластин. Их основная масса идет на изготовление панелей для солнечной энергетики, которые продаются на все континенты. В частности, и в Америку. Причем изделие продается по 450 долларов за килограмм (вспомните, по какой цене заводчане покупают сырье), поэтому на заводе шутят: США для нас — сырьевой придаток.
«К сожалению, все это сделано не благодаря, а вопреки поддержке государства, — говорит директор завода Богдан Дмитерчук. — За последние годы мы вложили миллионы долларов в современнейшее оборудование, купленное у самых передовых фирм. На заводе стоят станки стоимостью по миллиону долларов. Но когда мы их завозим в страну, дополнительно должны заплатить налог — 34% из прибыли, 20% НДС при ввозе, 5% таможенная пошлина. То есть, станок нам обходится на 60% дороже, чем нашему испанскому конкуренту, выпускающему такую же продукцию в Латинскую Америку или в Африку. Таким образом, в Украине люди изначально в менее выгодных условиях в международной конкурентной борьбе.
Далее завод покупает сырье, производит интеллектуальную продукцию — солнечные элементы, которые продаем за рубеж. Нам должны вернуть НДС, но его не возвращают — на втором, третьем обороте завод оказывается в полном проигрыше.
При всем этом темпы роста объемов производства на заводе ниже 150% в год не бывают. «Квазар» платит 15 млн. грн. налогов, содержит 1500 — 2000 рабочих мест, своевременно выплачивает достойную зарплату — в среднем более тысячи гривен по заводу. А специалист у нас получает 3 — 5 тысяч гривен в месяц. Хорошо устроенные люди не уедут завтра в Испанию строить на побережье дома, не будут искать работу в Канаде.
У заводчан есть основание для обиды — они занимаются архиважным делом, а оно, похоже, никому не нужно в стране, так усердно твердящей об инновациях. К примеру, в Германии есть государственная программа «100 тысяч солнечных крыш». Это со временем избавит немцев от капризов нефтерынка. Такую же программу успешно развернули в США, Франции и во многих других странах. Украина находится на той же широте и вполне могла бы оборудовать свои дома такими же системами собственного производства, тем более что этот вид энергетики гораздо более надежен, дешев, технологичен, чем ветроэнергетика и другие альтернативные источники энергии».
Техника не только мирового класса,
но и очень дуракоустойчивая
«Квазар» успешно участвует в международных тендерах. Не так давно он выиграл программу электрификации трубонефтепроводов в Казахстане. Для их нормальной работы нужна электроэнергия, питающая моторы задвижек, датчики и все прочее. Поэтому через каждые 50 км устанавливается комплекс солнечных батарей, вырабатывающих электроэнергию. Здесь все автоматизировано и выполнено в антивандальном варианте — есть и защита, и сетки, и камеры наблюдения. Управляют ими через спутники — в Алма-Аты сидит наблюдающий за работой диспетчер. Если он заметил что-то подозрительное, тут же поднимается вертолет защиты. Такая система стоит в 2,5 раза дешевле линии электропередач.
На «Квазаре» выполнили несколько заказов для Крыма, Западной Украины. Получено предложение от херсонской мэрии — в городе хотят сделать уличное освещение на солнечных пластинах.
Конечно, самые большие перспективы открываются в южных районах планеты, например в Африке. Там 98% солнечных дней, а 95% населения живет без электричества.
— У нас, — рассказал Богдан Дмитерчук, — есть представительства в Африке, Латинской Америке, Казахстане, заключены контракты с Южно-Африканской Республикой, Египтом, Марокко, Кенией... Мы поставляем солнечные батареи в Судан. Положишь ее на подоконник — и электричество питает дом целые сутки.
— Ваши солнечные батареи конкурентоспособны по сравнению с изделиями западных стран?
— Наши изделия массового производства находятся на очень высоком уровне. Фирмы, которые на десять лет раньше нас начали этим заниматься, выпускают продукцию более низкого качества. Техническая интуиция, хорошее образование позволяют нашим инженерам выбирать технологии, имеющие перспективу развития. Вот пример. Недавно за рубежом в научном журнале появилась статья о том, что легирование кремния галлием приводит к положительным результатам. Авторы этой работы — сотрудники иностранной фирмы — еще даже не поняли, какие перспективы открываются сделанным ими открытием, а мы уже начали производить кремний, легированный галлием. Эта продукция раскупается Германией. У таких солнечных элементов повышается кпд. Они не деградируют со временем. То есть потенциально мы сильны и вроде бы держимся на уровне, но у нас пока нет денег на исследования. В этом потенциальная опасность — если конкурирующая фирма имеет научный бюджет 10 миллионов долларов в год, то следует ожидать, что у них какие-то направления будут развиваться быстрее.
Мы поддерживаем прямые контакты со всеми украинскими учеными, у которых есть идеи и желание развивать это направление. Сейчас стоит вопрос о создании Института солнечных систем на основе нашего бюро.
Надеемся постепенно восстановить многое из утерянного на «Квазаре», конечно, на новом уровне. Хорошо, что сумели удержать в мертвый сезон производственные мощности по интегральным схемам — не дали их развалить, разворовать. Хотя сберечь все это было ой как нелегко. А сейчас пошли заказы по интегральным схемам. Год назад у нас было запущено кристальное производство. Темпы роста здесь ежегодно — около 40%. Да, мы не можем сделать Super Pentium 4. Но и для того, что мы можем, есть ниша на рынке.
В Ирландии недалеко от Дублина построен завод микроэлектроники, стоит он 1 млрд. долларов, а работает на нем 500 человек. Одно рабочее место обошлось в 2 млн. долларов. Скорость окупаемости — около трех лет. На это мы, конечно, сейчас замахнуться не можем. Но придерживаемся позиции, что люди, делающие хороший сыр, производство которого налажено тысячи лет назад, все равно нужны и сейчас. Мы делаем интегральные схемы среднего класса сложности и ниже. Но в этом деле тоже можно найти изюминку. У таких схем есть много областей для применения и для творчества. Ко всему, «Буря в пустыне» многих научила беречь свое производство, если оно есть. Ведь известно — тот, кто поставил вам электронное оборудование, знает, как его зашунтировать. Так, если систему наведения ракет мы завтра поставим в чужие схемы, то они в нашу сторону никогда не стрельнут…
Удастся ли сохранить кристальное производство? — вот в чем вопрос. Тут мы и подошли к главной теме нашего нынешнего бытия, которая не дает покоя…
Прелести княжеского права
Таких нищих, ободранных заводов, каким еще до недавнего времени был «Квазар», в Киеве пруд пруди. Как только дела пошли на лад, решили сделать наружный ремонт. Потом привели в порядок помещения внутри. И тут заводчане почувствовали перемены — их начали замечать. Первыми в большом количестве появились налоговики, затем пожарные, экологические инспектора, контролеры по выплате зарплаты, по соблюдению техники безопасности… Конечно, давно известно: за красоту надо платить.
Однако вскоре у предприятия появилась еще одна головная боль. Ее корни уходили в то время, когда завод и НИИ оформляли «развод». Это было в 93—94 годах, когда все выглядело совершенно безнадежно и каждый пытался выжить в одиночку. Советское законодательство для оформления таких расставаний юридических лиц было мало приспособлено. В результате оказалось, что первый этаж административного здания достался заводу, этажи, начиная со второго, — институту. Образовались и другие несуразности. Впрочем, поначалу никого это вроде бы и не смущало — когда отрублена голова, по волосам не плачут. Действительно, что делить, когда здания нетоплены, а зимой вообще все замерзает. Кому это все нужно?
Настроения переменились, когда на заводе затеплилась жизнь. «Институт, с которым мы давно разошлись, — рассказывает Богдан Дмитерчук, — вдруг начал предъявлять претензии на наше имущество. Зачем оно ему — когда у него и то, что есть, находится в полуразрушенном состоянии? Тогда мы услышали, что неправильно была проведена приватизация. За институтом три здания и то одно без первого этажа, так как он принадлежит заводу. Вместе их площадь — порядка 14 тысяч квадратных метров. Но по документам у него 40 тысяч…
Три года длилась тяжба. Директор института Владимир Вербицкий настаивал на том, чтобы снова провести приватизацию. Дело рассматривалось даже в Верховном суде. Однако все судебные решения были в пользу завода. На его стороне были и все проверяющие комиссии. По-видимому, состояние вечных склок и претензий со стороны директора НИИ изрядно надоело Минпромполитики, которому подчинялся институт. Да и руководитель из него оказался, скажем мягко, не особенно выдающимся — единственным результатом его работы оказалась защита докторской диссертации. Институт же как был, так и остается в руинах. Борьба директора с заводом закончилась полным провалом — все суды Вербицкий проиграл. Было очевидно и другое — спасти институт от гибели могло только объединение усилий с «Квазаром». Тем более что к этому времени «раскрутившийся» завод уже начал остро нуждаться в разработках НИИ и готов был пойти на компромисс с институтом.
Чтобы поставить в этом вопросе точку, в прошлом году Минпромполитики сделало ревизию в институте. В итоге был подготовлен приказ о снятии с должности Вербицкого. Выход из этой ситуации виделся в том, чтобы назначить более гибкого директора и попытаться найти контакт с «Квазаром». Казалось, вскоре на Северо-Сырецкую, 1—3 придет мир…
Но когда появился приказ об увольнении директора, тот неожиданно сделал ход конем — обратился за помощью к академику В.Семиноженко и при его поддержке подготовил документы по передаче НИИ «Микроприбор» из Минпромполитики в НАНУ. Далее президент Национальной академии наук Украины Б.Патон быстро подписывает необходимые бумаги. Остается лишь гадать, зачем НАНУ, которая сама сидит без средств и не занимается микроэлектроникой, брать себе на шею еще и прикладной институт с большими долгами по зарплате, коммунальным платежам и прочими проблемами?
Богдан Дмитерчук ходил на прием к Борису Евгеньевичу, чтобы переубедить его в нецелесообразности передачи института. Б.Патон встретил директора «Квазара» с понимающей доброжелательной улыбкой, обаял его мудростью, юмором и хорошим видением ситуации. Как считает вышедший ни с чем из кабинета президента Академии Богдан Петрович, Патон чувствует, что ему подписывать документ не следовало, но, как говорится, не в его силах было противостоять мощному напору…
По старой римской формуле нужно искать ответ на вопрос: кому же это все выгодно?
Вот что на этот счет думает сам Богдан Петрович: «Виной всему, естественно, не острое желание Владимира Семиноженко заняться проблемами микроэлектроники. Цена вопроса — огромные помещения НИИ. Если для Вербицкого — это лишь способ сохранить место директора, то для Семиноженко, который является реальным мотором этого движения — способ получить неплохие здания в удобном месте в Киеве. Он публичный человек. А где можно «раскручиваться»? Только в Киеве, в провинциальном Харькове его не услышат. А ведь куш солидный — 14 тыс. кв. метров на вполне законных основаниях, а там можно побороться и за 40 тыс. квадратных метров. Скоро рядом откроется станция метро. Так что цена зданий еще вырастет. А потом можно и остальное на заводе «подмять».
Владимир Петрович, судя по всему, организует здесь офис, перенесет часть производства, которое можно показывать. У них на «Монокристалле» — интересное производство, важные с точки зрения медицины темы. Но зачем ради этого уничтожать последнее кристальное производство в Украине — ведь во втором корпусе, на который он претендует, — размещено сборочное производство интегральных схем. Это самый высокий хай-тек, о котором мы так много говорим в Украине. Больше ничего подобного у нас нет и в обозримом будущем не появится…
Сейчас идет процесс передачи имущества. Но очевидно, взять только институт с его помещениями — уже кажется маловато. Решено оторвать у завода часть производственных площадей. Причем дело доходит до абсурда — зачем научному институту претендовать на заводские отстойники? Или зачем ему станция нейтрализации, когда у них нет никакого производства? Неужели работает логика: не съем, так понадкусываю?
И это после того, как суды всех инстанций установили — передача имущества была проведена законно. Теперь судебный маховик вновь начинает раскручиваться. И никого не интересует, что завод трясет, что у него есть экспорт, что этим заняты тысячи людей. Логика поистине людоедская: если надо отрезать лакомый кусочек — развалим все. Еще раз убеждаешься в том, что в стране, где действует княжеское право, нельзя быть уверенным в завтрашнем дне…»