Эти размышления родились в связи с подготовкой президиумом НАНУ доклада о деятельности академии в 2011 году. В наш институт пришел циркуляр с предписанием подать предложения относительно «дальнейшего усовершенствования работы академии».
«Где, укажите мне, отечества отцы, которых мы готовы взять за образцы?» (Александр Грибоедов)
По моему пониманию, многочисленные проблемы НАНУ проистекают не из внешних, как многие думают, а внутренних причин. Корень зла таится в самой ментальности ученых, потере истинных мотивов научной деятельности. И отсутствии в отечественной научной среде сильных авторитетов, которые могли бы выступать арбитрами в деле «усовершенствования работы академии».
В нынешнем своем виде академия ориентирует «среднего ученого» на бумаготворчество - написание отчетов (а это основной «научно-технический продукт», предъявляемый при сдаче фундаментальных тем) и статей, большая часть которых публикуется в «карманных» безотказных журналах. Институт рецензирования у нас неэффективен ввиду отсутствия моральных и научных авторитетов, при которых халтурить было бы стыдно.
Но главная проблема не в том, что публикуются «плохие» статьи, а в том, что они пишутся. Пишутся они, как правило, потому, что целью публикации становится… сам факт публикации. Существующая система стимулирует зацикленность научного работника на написании бумаг, которые с годами складываются в толстые тома и через определенные периоды времени оформляются в виде докторской диссертации, материала на госпремию и т.д.
Что тут можно сделать? Надо увеличивать долю конкурсного целевого финансирования, выделять средства на проекты, направленные на достижение результата, а не на поддержание исследований «в направлении». Преследуемым результатом может быть прорыв в понимании научной проблемы, создание научного инструмента, информационного сервиса, обсерватории, проведение уникального эксперимента, издание монографии, нового учебника… Главное здесь - влияние на реальную действительность, что в западном мире обозначается термином impact.
«Эксперимент, теория, практика» (Сергей Капица)
Обратим внимание, по каким критериям отбираются проекты 7-й Рамочной программы Евросоюза (РП7). Во-первых, оценивается научный вес предложенного проекта. Тут наши критерии совпадают. Во-вторых, оценивается реалистичность, осуществимость проекта, его нацеленность на достижение заявленных целей. И, в-третьих, учитывается impact - позитивное воздействие на науку, образование, экономику, цивилизацию.
В наших условиях предъявить такие требования к научным проектам необходимо, но отнюдь недостаточно. Поскольку дело в самой системе мотивации ученого (а это старая советская система). Научная карьера ныне, как и раньше, строится на достижении «регалий». Заработок и положение научного работника определяются не функцией, не работой здесь и сейчас, а званием. Это приводит к искажению научной жизни академического сообщества и специфическому перераспределению индивидуальных усилий ученых.
«В жизни всегда есть главное и неглавное. Главное - стать профессором» (Научный фольклор)
По моему мнению, было бы целессобразным, во-первых, отделить научное звание от занимаемой должности (функции) и от зарплаты. Для этого не обязательно упразднять сами научные звания, главное понимать, что они несут почетный смысл. Кто лучше читает лекции - доцент или профессор? Для правильного ответа на этот вопрос, очевидно, надо знать обоих. В реальном деле звания не так важны.
Необходимо отменить надбавки и другие выплаты за звания член-корреспондента и академика (осуществляемые, напомним, из госбюджета). СССР развалился вместе с административно-командной системой и ее уникальной составляющей - сословием привилегированных государственных управленцев, номенклатурой. Академическая номенклатура - нелепый атавизм советской эпохи - чудесным образом сохранилась.
Во-вторых, следует вовсе упразднить степень доктора наук. Много раз мне доводилось слышать, как друзья и коллеги с удовольствием вспоминали о работе над совими кандидатскими диссертациями, в которые они вложили «столько себя». Но ни разу не слышал подобных отзывов о докторских диссертациях. О последних говорят только как о досадной и вредной для здоровья необходимости.
«Снимая с себя всякую личную ответственность перед будущим, такую жизнь они называют правильной» (Александр Кендюхов)
Такого типа изменения правил игры в академии могли бы переориентировать усилия научных работников на живые дела. А поскольку вкус настоящего дела сладок, и в деле люди зреют, то можно надеяться, что в результате резко изменился бы сам дух академической науки.
Вряд ли радикальные реформы академии можно провести изнутри. Но Запад нам поможет, если поставить целью максимальную интеграцию украинской науки в западный мир. Разумеется, вклад Украины в осуществление конкретных международных проектов в денежном эквиваленте может быть относительно скромным - грубо говоря, к их 100 евро добавятся наши 100 грн. Важно другое - чтобы наш вклад был необходим, а в идеале незаменим. Тогда в реальном деле, во взаимодействии с западным сообществом будет меняться лицо академии.
Как известно, в совместных проектах РП7 Евросоюз финансирует 75% расходов, а 25% должны быть покрыты из национальных источников. Я предлагаю принять решение, чтобы НАНУ финансировало эти 25% автоматически. Выигрыш проекта РП7 тогда бы означал выигрыш соответствующего национального финансирования. Это хороший способ вывести рецензирование отечественных научных проектов на международный уровень.
Такие вот мои предложения относительно «дальнейшего» усовершенствования НАНУ.
А теперь мне хотелось бы оспорить несколько распространенных мифов об академии.
Миф первый. Ученые - это креативные, творческие люди (читайте «Понедельник начинается в субботу»). О да, такие у нас есть. Они и достигают вершин карьеры, признания и благодарности учеников. Но если говорить об образе «среднего» ученого или преподавателя высшей школы, то это - чиновник, правящий бумажную карьеру.
Миф второй. Лучшие ученые уезжают на Запад, соответственно остаются не самые лучшие. По меткому замечанию одного коллеги, уезжают самые «шустрые». Шустрые и лучшие - ортогональные параметры. Наблюдение из личного опыта. Среди моих однокашников, защитивших полновесные советские диссертации в 80-х - начале 90-х годов и уехавших потом на Запад, более половины науку бросили. Без сожаления!
Миф третий. Не надо критиковать академию теперь, когда многие жаждут ее разогнать, сейчас не время для этого. Боюсь, при таком подходе время для критики не наступит никогда.
Миф четвертый. Главная наша проблема состоит в гигантском недофинансировании науки. Это чистая правда, как и то, что система «Эксперимент, теория, практика», как паровоз без воды, не может функционировать без инвестиций. Но, опять-таки, это совсем другая ортогональная проблема. «Разруха в головах», - сказал классик, «кадры решают все», - сказал другой. Отсутствие финансирования - беда академии, но неумение (нежелание) тратить деньги по делу - ее вина, которую нельзя переложить на внешних недоброжелателей. Непривлекательный образ ученого или преподавателя, рутинный искусственный мир университета или НИИ (мне даже странно, что такие эпитеты оказались уместны для характеристики творческой деятельности) - эти факторы сильнее всего разочаровывают в академии. И отталкивают от нее не поротую и не испорченную молодежь. Говорю это, исходя из богатого личного опыта общения со студентами и аспирантами, причем лучшими из них. Для большинства в их возрасте деньги не так важны. Главнее - интерес, ощущение причастности к большому настоящему делу. С этим-то и проблема.
Миф пятый. Это даже не миф, речь идет о смешении понятий. Интересы науки, интересы сотрудников Академии наук и интересы ее руководства - это, разумеется, не одно и то же.
В заключение два факта из Википедии.
Академия служит «советником нации в вопросах науки, техники и медицины». Члены академии работают на общественных началах (из устава Академии наук США).
Лондонское королевское общество, будучи частной организацией, действует как совещательный орган при решении основных вопросов научной политики, выступая в качестве национальной академии наук.