Прочитав интервью академиков О.Крышталя и В.Лишко («ЗН», «Академия в ожидании евроремонта?», №18, 2006 г.), хотелось бы высказать свое мнение по теме, которая постоянно присутствовала на страницах «ЗН» в течение последнего года, — о будущем науки в Украине.
С глубоким уважением отношусь к Олегу Александровичу и Валерию Казимировичу. Все соображения, которые они высказали, абсолютно правильны и справедливы. Однако они совершенно бесперспективны с точки зрения руководства к действию. Это как читать Томаса Мора — очень справедливо и умно, но «что делать?», как говорили классики. С моей точки зрения, все рассуждения на научные темы последнего года страдают одним недостатком — телега ставится впереди лошади. А именно: вопрос о том, как делить деньги (этот вопрос основной при всех склоках, сопровождающих спектакли типа академических выборов), совершенно не связывается с вопросом — что будем делить?
Где те средства, на которые предполагается развивать науку? Я сознательно не затрагиваю тему о том, кто является хорошим ученым, а кто плохим. Кого нужно выбирать в академики, а кого нет. Это все второстепенные вопросы. Основной вопрос — где средства на науку и сколько их? С этого вопроса — о средствах — и начнем. Кто финансирует науку? Государство, частные компании и благотворительные фонды. Так это делается везде, включая Америку, в которой те же недостатки, что и везде, но они не так заметны — страна богаче и денег, в том числе на науку, больше. С благотворительными фондами понятно — своих в Украине пока нет, а международные могут быть лишь вспомогательным источником средств. С частными компаниями казалось бы тоже все понятно: они сами быстро сообразят, кому можно платить, а кому нельзя, и тут их академическими регалиями не проймешь. К сожалению, в Украине еще не в полной мере созрело то частное предпринимательство, которое понимает, что прибыль можно получать, честно вкладывая деньги, в том числе и в научные исследования. А денег надо вкладывать много. Например, выход на рынок одного популярного лекарства оценивается затратами в сотни миллионов долларов. Понятно, что значительно легче «пролоббировать» финансирование, то есть урвать государственные средства с помощью связей и пр. Сознательно не развиваю эту тему (каждый может ее развить до бесконечности) и употребляю термин лоббировать, хотя с точки зрения налогоплательщика в этом контексте уместнее употребить слово «украсть».
Таким образом, сегодня остается лишь один реальный источник средств на развитие науки — государство. И вот здесь возникает вопрос: сколько готово выделить государство на развитие науки? Допустим два-три процента годового дохода. В относительном смысле это неплохо, так как реально таких средств на науку никогда не давали. В абсолютном же исчислении этих средств бесконечно мало. Но пусть мало — важно назвать цифру точно и выделить эти средства реально. И вот когда такая цифра будет названа, станет ясно, что все разговоры о плохих ученых и хороших ученых, о достойных и недостойных академиках теряют смысл. Потому что не только организовать полноценные научные исследования, но и прокормить всех, кто претендует сегодня на звание ученого, невозможно.
Представим ситуацию: семья покупает дом, машину или планирует отпуск. Сначала нужно определить, какие средства есть в наличии, а потом их тратить. А не так, чтобы на имеющиеся деньги купить билет на курорт, а остальное рассчитывать украсть на месте, на пляже. А ведь именно так, по большому счету, происходит с финансированием науки. Вначале выделяются заведомо недостаточные средства, а затем происходит закамуфлированное жульничество в течение года. И главное в этом жульничестве — девальвация слов, понятий. То, что написано в научных отчетах институтов, зачастую совершенно не соответствует действительности.
Итак, деньги определены и нужно их разделить. На всех, понятно, не хватит. Вот это и нужно обсуждать. Первый вопрос: какие темы и отрасли финансировать? Второй вопрос: кого финансировать? Ответ на первый вопрос, конечно, целиком зависит от дефиниций. То есть от того, что считать наукой, а что нет (например, сварочное производство или производство тракторов — это наука?), и начать финансировать некоторые вполне уважаемые отрасли по другим, более свойственным этим отраслям, статьям бюджета. Это значит снять с научного бюджета непосильную нагрузку волюнтаристски приписанных разделов и учреждений, поглощающую львиную долю этого бюджета. Ответ на второй вопрос тоже несложен и вполне очевиден — необходимо прекратить финансировать институты, а начать финансировать конкретных ученых, на конкурсной основе. А они уже сами будут создавать лаборатории и финансировать институт, в котором работают, отчислять фиксированный процент на общие нужды. При этом исследователь вместе с деньгами должен иметь право уйти в другое учреждение, где ему обеспечат условия для работы. Именно так (с вариациями, конечно) работают успешные научные институты во всем мире. Хочу также добавить, что отождествление науки с академией наук абсолютно неправомерно. На этом пути тоже можно многое обнаружить.
Итак, какими мне видятся необходимые стратегические меры:
1. Ликвидировать привлекательность административных постов для людей науки.
2. Вывести из состава НАНУ те научные подразделения, которые занимаются прикладными разработками.
3. Стимулировать возрождение научных центров.
На роль последних уже есть готовые кандидаты — университеты. Роль университетов особенно привлекательна в переходный период, так как их основной продукт — образование — всегда востребован. Привлечение же новых средств и, как следствие, новых кадров (из той же НАНУ и других академий) может лишь улучшить этот продукт.
Теперь главное — возможна ли реконструкция имеющейся системы функционирования науки, частью которой является НАНУ, на основе вышеизложенных принципов? Об ответе нетрудно догадаться — конечно невозможна. Слишком много интересов здесь затронуто. Пойдут ли государственные лидеры на такой шаг? С учетом количества людей в системе и их сращения с властью (можно упомянуть хотя бы некоторых новых лидерах академии в качестве примера), государственные лидеры на такой шаг не пойдут.
Таким образом, вновь остается тот же сакраментальный вопрос «Что делать?». Что делать не для сохранения академии в ее теперешнем виде, а что делать ради спасения научной и в широком смысле интеллектуальной жизни в Украине? Ответы на этот вопрос существуют. При желании можно обсуждать варианты. Но при этом следует не забывать о главном: вещи нужно называть своими именами, и если денег, выделяемых на развитие, скажем, проекта «Геном академика НАНУ», может хватить только на пенсию этому академику, то проект так и нужно назвать «Пенсия академика». В этом случае работающие над этим проектом сотрудники хотя бы не смогут называться специалистами по геному человека. А это уже большой плюс для начала.