За последних лет пятнадцать, благодаря «гробокопательному» буму и связанному с ним антикварному, археология стала ассоциироваться в большей мере с авантюрным поиском сокровищ, нежели с поиском научным. Однако, что важнее: найти еще одну пектораль, черно-лаковую древнегреческую амфору или миллиметр за миллиметром добывать из-под толщи забвения реальный слепок когда-то полнокровной жизни? Земля — это, быть может, самый надежный и универсальный носитель информации и самая детальная топография Памяти. Думается, смысл работы археолога именно в том и заключается, чтобы развернуть перед нами нерукотворную карту истории, в которой мы можем высмотреть магистрали, тропы и тропинки, по которым двигались наши предки и к пекторали, и к той или иной модели поведения и мышления, которые и сейчас продолжают влиять на нас.
Кандидат исторических наук Сергей Лысенко с 1993 г. принимает участие в раскопках погребальных комплексов эпохи бронзы, расположенных между селами Малополовецкое и Яхны Киевской области. Этот памятник был открыт Русланом Шишкиным, археологом из Национального педагогического университета им. М.Драгоманова. С 1995-го Сергей как руководитель Фастовской экспедиции возглавляет раскопки в Малополовецком.
Уникальность этого проекта в том, что здесь несколько лет подряд исследование памятника Малополовецкое-3 осуществляется сплошным раскопом площади. Это метод так называемой скользящей траншеи, когда грунт тщательно обследуется не только выборочно на отдельных погребениях, но также «прочесывается» пространство между ними. В районе Малополовецкого археологами уже открыт участок площадью 8700 квадратных метров. До сих пор в Украине можно назвать единичные примеры подобных исследований. Одной из первых раскопки сплошной площадью в районе Среднего Днепра ввела Н.Кравченко. В течение почти 30 лет она использовала этот метод на Обуховском кусте памятников первой половины I тыс. до н.э. А эпоха бронзы названным методом у нас исследуется впервые. По словам Сергея Лысенко, это дает возможность не гадать, «может или не может быть» то или иное явление, а зафиксировать определенную историческую картину — получить отпечаток из жизни населявших эту местность почти четыре тысячи лет назад. Так в руках ученых оказывается целостный культурный текст, который можно попытаться прочесть, подобрав ключ, а в перспективе, даже и понять.
«Не каждый может себе отказать в желании поставить на серванте трипольский горшок…»
Я интересуюсь у Сергея, с какими трудностями сталкиваются археологи в процессе раскопок.
— Сейчас необходимо как минимум вывести из хозяйственного оборота ту земельную площадь, на которой ведутся исследования. Ведь черепа, украшения залегают на глубине около 70 см от поверхности и повреждаются под весом тракторов. Нередко можно видеть, как выпахивают кости. Между тем ответить на вопрос об этническом типе давнего населения конкретной местности без антропологии, которая таким образом уничтожается, становится весьма проблематично. Хорошо, что у нас неплохие отношения с руководителем сельхозпредприятия, на территории которого ведутся раскопки. Идя нам навстречу, он даже не пашет определенные участки своих угодий. А на уровне районного и областного руководства продолжается сплошная бюрократическая волокита.
Вообще же создается впечатление, что подобное отношение к академической археологии в масштабах государства — добавьте к бюрократическим преградам хроническое отсутствие финансирования — выгодно кому-то из власть имущих. Ну не каждый может отказать себе в желании поставить на серванте трипольский горшок. Археология и этнография вошли в моду, и под заказ работают целые отряды «черных» археологов. На выставках частных коллекций время от времени появляются уникальные вещи, но контекст, в котором они лежали в раскопе, навсегда утрачен. Те, кто выходит на курганы с закатом солнца (а иногда и нагло средь бела дня), конечно же, не заботятся о том, как «посадить» находку на миллиметровую бумагу.
В отличие от «археологов черного рынка», действующих, ясное дело, вне какого бы то ни было правового поля, археологи от науки, трудясь честно, становятся заложниками неурегулированности этого самого правового поля. Чиновники разных уровней не могут выяснить между собой, где чья сфера полномочий. На высшем уровне принимаются законодательные акты, противоречащие друг другу, примером чему являются закон о частной собственности на землю и закон об охране историко-культурного наследия, сосредоточенного в земле.
А что касается финансирования отечественной археологии, то тут и говорить не о чем. Да, у нас есть контакты с западными коллегами. Но в Польше, Германии, скажем, археология поставлена на коммерческий расчет. Если мы будем привлекать их инвестиции, то вынуждены будем принять их стиль работы, не соответствующий нашей научной традиции (довольно целесообразной, кстати) и нашим условиям залегания памятников в грунте. В России же археологические и этнологические исследования финансируются из Гуманитарного фонда: впрочем, он дает гранты только гражданам федерации. Наша коллега из Государственного московского исторического музея рассказывала об анализе вещей из раскопов, который они сейчас осуществляют благодаря целевому финансированию через фонды. Например, споро-пыльцовый анализ. Проанализировали вроде обычный грунт с одним погребением, где выявлены несколько сосудов, и выяснилось, что между ними... букет цветущей полыни. Конечно, экспертиза показала только пыльцу и следовой остаток того, что прежде было растением. Но сила метода — в точности идентификации растения и его возраста. Относительно упомянутого объекта выдвигается предположение, что это могла быть ритуальная «кукла» из цветов. Последнее удалось «прочесть» благодаря сложному химическому и биологическому анализу грунта. Нам о таком уровне исследований остается лишь мечтать…
«…Как по форме венцов определить корневые гласные...»
Мне хотелось услышать от Сергея Лысенко, как он относится к проблеме интерпретации, рано или поздно возникающей перед археологом, и что ему удалось прочесть в земле без того хитроумного инструментария, о котором только что шла речь.
— Большинство археологов действительно пытаются устраниться от момента интерпретации. Исследование, как правило, заканчивается на первой стадии — добывании артефактов. Считается, что на этом исчерпывается задача археологии. Но существует, например, концепция Владимира Генинга, который полагает, что археология должна изучать закономерности опредмечивания социальных и культурных отношений. Человек овеществляет себя в результатах своего труда. Наша задача заключается в том, чтобы понять эти закономерности.
И кроме серьезного поиска существует еще мифология от археологии, активизирующаяся в периоды политических трансформаций и смены идеологических парадигм. Главным образом мифология начинается тогда, когда речь заходит о конкретных этносах: индоевропейцах, славянах, финно-уграх. Происходит подмена понятий, ведь главный предмет археологических студий — это археологическая культура. С этим потом работают историки, а не археологи. Мы получаем определенный керамический тип (глиняные изделия относятся к самым стойким материалам). Но тут и случаются некорректные обобщения — ареал распространения определенных горшков, к примеру, объявляется культурой, все остальное дополняет керамические находки. А дальше эту «культуру» объявляют этносом и идут рассуждения о мнимом «этническом» взаимодействии. Но конкретный памятник, взятый как целостность, обычно развеивает подобные мифы.
Когда у нас рядом идут находки срубной керамики (распространенной в степи и лесостепи от Днепра до Урала) и тшцинецкой (лес и лесостепь от Одера до Днепра), то есть вещи разнесенные в пространстве, — возникает проблема: к какой культуре отнести это конкретное погребение. На сегодня, к сожалению, нет механизмов сопоставления материалов археологии и лингвистики. Ответить на вопрос, как по форме венчика вывести корневые гласные, мы не можем. К этому добавьте еще такую вещь, как самосознание, — кем, собственно, сами себя считали носители культуры? В определенной мере самосознание отражается на погребальном обряде и орнаментации ритуальных вещей.
На памятнике Малополовецкое-3 с самого начала исследований был выделен так называемый малополовецкий тип керамики. То есть по пропорциям, по форме венчика это типично тшцинецкий сосуд. Но отдельные элементы обработки поверхности, орнаментация представляют собой пережитки культуры многоваликовой керамики юго-востока Украины. В чем суть? Тшцинецкая культура в обобщающих исследованиях рассматривается как протославянская, а керамика многоваликовая — как индоиранская. Когда на одном сосуде обнаруживается сочетание черт двух культур, возникает вопрос: каким образом на основе индоиранских племен вдруг появляется тшцинецкая керамика? Историки же, а особенно писатели, берут отдельно выдернутые реконструкции и начинают тасовать эти кирпичики, как им заблагорассудится. На сегодняшний день определить, протославянами или индо-иранцами были племена, оставившие Малополовецкий могильник, практически невозможно. Не исключено, что мы имеем здесь следы этнической группы, которая в языковом плане не сохранилась. Хотя со временем, конечно, эти племена были втянуты в процесс славянского этногенеза. Обобщая, можно констатировать, что четыре тысячи лет назад здесь, в Поднепровье, фактически встретились Восток и Запад, вошли во взаимодействие два крупных ареала цивилизации. Соседство двух этнических групп (протоэтносов?.. субэтносов?), судя по структуре памятника, было продолжительным и преимущественно мирным.
…Материалы раскопок дают возможность говорить о существовании здесь непрерывных поселений с XXI века до н.э. до VI века н.э. То есть почти три тысячи лет. Весь комплекс включает 19 памятников: это могильники, путь, проходящий через погребальные комплексы, переправа через реку Суботь, система из двух мощных поселений, ряд небольших выселков. По мнению исследователя, жители этих поселений в эпоху бронзы контролировали дорогу и обслуживали переправу, выполняя хозяйственные и ритуальные функции на могильнике. На протяжении всего времени функционирования могильник сохранил целостную структуру: имеется центральный курган, вокруг него наращивание более поздних погребений. На сегодняшний день на местности еще читаются ряды параллельных «борозд», образованных рядами погребальных комплексов, идущих с юго-запада на северо-восток.
Кроме материалов эпохи бронзы, на могильнике обнаружены также погребения кочевников ХІІ в. н.э., времен Киевской Руси.
Кстати, у современных жителей села Малополовецкое сохранился довольно интересный локальный антропологический тип. Украинские исследователи фиксируют в пропорциях и форме лиц черты, присущие тюрко-язычной группе народов.
Да, Украина — государство с чрезвычайно богатыми археологическими ресурсами. Практически вся гидросистема украинских территорий потенциально является сетью давних поселений, а водоразделы многослойно насыщены погребальными комплексами. Но позволить себе значительные инвестиции в такую фундаментальную науку, как археология, могут лишь развитые во всех отношениях государства. Еще каких-то полвека назад археология оставалась прерогативой империй. Сейчас отношение к подобным исследованиям в мире, особенно в Европе, меняется, ведь борьба за собственную историю — это больше, чем познание прошлого. Интеллектуальная жизнь современной нации требует мощного «фонда культурных воспоминаний», откуда творческая личность черпает материал для новейших мыслеформ.