У Соединенных Штатов сегодня четыре приоритета: наука, наука, наука и наука.
Нэнси Пелоси, спикер Конгресса США, 2009 г.
Одной из самых серьезных, не исключено — главной, преградой на пути развития нашего государства является хроническое непонимание ее вождями, да и всем украинским обществом, роли и места науки в современном мире. И, как это ни парадоксально, такое происходит в стране, действующий президент которой имеет звание профессора, премьер-министр — члена-корреспондента, а спикер парламента еще выше — академика НАНУ!
Если послушать некоторые заявления наших государственных мужей или перечитать отдельные абзацы из их речей, в которых наука все же упоминается, то легко убедиться, что подчеркивается только один аспект современной науки — ее прикладное значение, или ориентация на жгучие проблемы сегодняшнего дня, связанные с конкретными разработками. Фундаментальная же наука, направленная на получение нового знания, не интересует никого — ни государство, поглощенное заботами о текущих проблемах, ни частный бизнес, сконцентрированный только на так называемых быстрых деньгах. Когда же спросишь у должностных лиц, в чем причина такого положения вещей, услышишь в ответ, что фундаментальные исследования могут себе позволить только зажиточные страны.
С таким мнением ни в коем случае нельзя согласиться, потому что, если оно победит окончательно, наше общество ожидает умственная деградация и существенное снижение качества жизни. Фундаментальная наука как компонент цивилизационного развития не сводится и не может сводиться к меркантильным общественным потребностям — новым технологиям, новым методам лечения, новым изделиям широкого потребления.
Получение ранее неизвестных данных об окружающем мире само собой является базовым элементом для построения современного, самодостаточного общества, способного развиваться и отстаивать свои интересы. Развитие науки и сохранение фундаментальных исследований требует, как правило, достаточного количества квалифицированных кадров для ведения разносторонней научно-технологической деятельности. При этом и преподаватели вузов могут подготавливать высококлассных специалистов только в том случае, если сами привлечены к таким исследованиям. Поэтому все взаимосвязано: наука поддерживает на надлежащем уровне образование, а последнее, в свою очередь, позволяет развиваться науке. Только в таких условиях страна может строить экономичные и безопасные ядерные реакторы, производить экологичные транспортные средства, синтезировать эффективные лекарства, изобретать продуктивные сорта семян и породы домашних животных и т.д. С такой страной в мире считаются, ее уважают.
Кроме того, сообщество ученых в любой стране выполняет крайне важную миссию — быть экспертами по самым сложным для жизнедеятельности вопросам, к которым, в частности, относится оценка перспективности и безопасности тех или иных дорогостоящих проектов, предвидение последствий больших строений, осмысление тенденций человеческого развития, в конце концов, когда возникает потребность, — прогнозирование значимых событий. Если же этого нет, страна становится «второсортной» (что означает получение научно-технологической информации из других — развитых — стран) и, как следствие, экономически и политически зависимой. И мы знаем, как некоторые сильные страны ограничивают свой экспорт, касающийся высокотехнологичных и оборонных товаров. Понимая такую опасность, многие государства, ранее не имевшие значительного научно-исследовательского потенциала, начали его ускоренно развивать. Вспомните хотя бы Японию, Республику Корею, Финляндию, Австрию, а в последнее десятилетие — Бразилию, Индию и Китай. Их руководство, скорее всего, глубоко прониклось пониманием, что вопросы науки — первоочередные, а жесткие приоритеты в ней — вредны, поскольку то, что кажется далеким от практики и сегодняшних потребностей, может быстро превратиться в безотлагательное для безопасности страны дело.
Пример нашей страны ярко свидетельствует, что такое действительно может произойти: в 30-е годы прошлого века ядерная физика, развивающаяся, в частности, в Харькове, многими считалась ненужной для народного хозяйства и советских людей, — а уже через десять лет достижения в этой сфере стали основой проекта, который, без преувеличения, спас и наше государство, и мир от возможной ядерной войны. Разгром генетики дорого стоил биологическим исследованиям и сельскому хозяйству СССР, что мы ощущаем до сих пор. Это касается также кибернетики, определенное отставание в которой сопровождает нас уже полстолетия. Между тем математика, физика, материаловедение, химия, некоторые другие науки так надежно соответствовали мировому уровню, что большинство граждан стало принимать это как неизменную данность, которая будет существовать всегда.
Экономическое или технологическое развитие Украины (вернее — отставание) отражается в многочисленных наукометрических данных, в соответствии с которыми публикационная активность украинских ученых за годы независимости не только не выросла, но и заметно уменьшилась. Разве что на некоторых направлениях математики, физики и материаловедения удалось удержаться на прежнем уровне, а во всем остальном мы сдаем позиции, особенно там, где речь идет об экспериментальных исследованиях. При этом, анализируя сравнительные результаты развития тех или иных научных направлений в различных странах мира, замечаешь такую закономерность: независимо от политического строя, культурных особенностей, вероисповедания, географического расположения или площади, быстрый экономический рост демонстрируют те страны, в которых наблюдается рост науки, измеряющийся двумя основными показателями: процент ВВП, израсходованный на науку и образование, и общий рост количества публикаций в ведущих мировых профессиональных изданиях. То есть увеличение количества публикаций однозначно свидетельствует об улучшении экономического благосостояния.
А что же у нас? Если за последние 10—12 лет Южная Корея увеличила количество научных публикаций в 12 раз, Китай — в 11, Бразилия и Португалия — в семь, Греция — почти в пять, Польша — в четыре, Испания — в 3,8 раза, Австрия — в 2,8, Италия — в 2,6, Япония — в 1,6 раза, — то в Украине (как, впрочем, и в России) этот показатель составляет 0,7—0,8. Конечно, одна из причин спада — выезд из Украины большого количества научных работников (что также показательно), хотя причины «оттока мозгов» (этот процесс, к сожалению, продолжается) системные и требуют отдельного разговора. Но в значительной степени этот упадок связан с «поддержкой» собственной науки со стороны правительства Украины. Стоит напомнить, что научный бюджет США со-ставляет 3% ВВП, Китая — 2%, России — свыше 1%, НАН Украины — 0,4%.
Дошло до того, что если условно представить исчезновение Украины с карты мира, то, боюсь, мировая наука этого почти не заметит.
Ситуация, сложившаяся в украинской науке, требует немедленного вмешательства на государственном уровне. Необходимо разработать комплексный план стабилизации и развития в стране фундаментальной науки и естествоведения. В случае бездеятельности высока вероятность того, что украинская наука исчезнет, а Украина останется на обочине цивилизационного прогресса и ей придется забыть о намерении попасть в «двадцатку», что как цель своей деятельности обозначил В.Янукович в речи по случаю первых 100 дней на посту президента Украины.