Недавно я натолкнулся на статью, напечатанную 25 лет назад в журнале Science, где исследовалось состояние тогдашней украинской науки. Мне стало грустно и страшно.
Неужели именно такие эмоции может вызвать статья в этом самом известном в мире научном журнале? Желающие могут найти ее, она вышла под заголовком "Отрезанная от основного пути дрейфует украинская наука" (Science, том 258, с. 24–26, 1992 г.). Откомандированный тогда в Киев корреспондент Science брал интервью у ведущих украинских ученых, пытаясь оценить проблемы, стоявшие перед ними, а именно: оторванность от мирового научного прогресса из-за ненадлежащего доступа к потокам информации, низкий уровень контактов с иностранными коллегами, отстраненность от вызовов, стоящих перед Украиной как государством. Уже тогда стало понятно, что немало "выдающихся" научных достижений были выдающимися лишь в условиях замкнутого информационного пространства бывшего СССР, а многие научные разработки могли быть введены в практику только в условиях низкого технологического уровня нашей промышленности.
Все это нашло отображение в упомянутой статье. Один из американских бизнес-консультантов, который тогда находился в Киеве, пытаясь найти технологические разработки, достойные того, чтобы быть внедренными на Западе, утверждал: "Украинцы думают, что если они создали новый продукт, какой-либо продукт, то его можно будет продать. У 80 процентов из них полезные для рынка идеи находятся только в их голове, поскольку они не знают, что уже есть на рынке. Что касается других, то у пяти процентов из них есть хорошие идеи, но они ставят такие условия, что договориться с ними невозможно". И это при том, что технические дисциплины доминировали (и сегодня доминируют) в деятельности НАНУ. Такое положение вещей было результатом провинциальности и второстепенности НАНУ по сравнению с "большой академией" - АН СССР. Все другие направления, в частности те, что определяют научный и общественный прогресс (биология, гуманитарные науки), находились тогда и остаются до сих пор в упадке. Для преодоления проблем не хватало и понимания, и организационных предпосылок.
Но не жалкое финансирование украинской науки, а его распределение было в этой статье предметом особого внимания. Мои слова "Маленькие доступные средства распределяются без учета научных достижений" были вынесены в подзаголовок, а далее из интервью было процитировано: "Мы понимаем, что страна бедная, и мы не просим много. Но если эти небольшие средства распределяются без учета научных достижений, то это смущает".
Грустно и страшно, что ничего не изменилось. Эти 25 лет стали для нашей науки, как и для государства в целом, годами утраченных возможностей.
Руководство НАНУ несет огромную моральную ответственность за то, что за 25 лет так и не создана стратегия развития нашей науки, с которой можно было бы выйти к обществу. Успехи мирового уровня небольшого круга ученых не могут замаскировать крайне неэффективную работу научного сообщества. А отсюда и ответ самого общества, государства, его законодательных и исполнительных органов, что нашло отображение в драматическом сокращении финансирования науки - таком, которое ставит под угрозу именно ее существование. Условия выживания не содействуют научному творчеству. Катастрофических масштабов приобрел отток кадров. В научных учреждениях остаются те, кому некуда податься, - преимущественно ученые пенсионного возраста. Им трудно интегрироваться в современный научный и технологический прогресс, и они действуют простейшим способом: выходят на уличные протесты с единственным требованием - увеличить финансирование. Так ученые становятся нищими, и уже в этой непривлекательной роли их воспринимает общество.
Близится катастрофа. Руководство НАНУ абсолютно беспомощное, оно ничего не может предложить. Продолжение практики неполной занятости, отмена вакантных должностей, чтобы молодежь, работающая за границей, не могла вернуться - разве это не сползание в пропасть? К такому ужасному состоянию мы шли 25 лет. Как из него выйти? В поисках ответа может помочь анализ организационных основ науки.
Наука многоцветна и неповторима в стремлении познать новое и неизвестное, донести свои открытия и достижения к обществу. Она делает как большие, так и маленькие шаги в неизвестное. Но большие шаги очень рискованные, поскольку ни сам ученый, ни те, кто финансирует и обеспечивает его работу, не гарантируют ожидаемого результата. Суть в том, что финансировать и обеспечивать надо то, чего еще нет. И поэтому возникли две концептуально разные системы организации и финансирования научных исследований, отбора тех, у кого будут основания для проведения исследований. Первая из них охватывает все научно и технологически развитые государства мира, а вторая из научно развитых стран осталась только в Украине.
Первую часто называют грантовой, хотя она может включать не только гранты, т.е. средства, выделяемые на определенный срок без требования их возврата для выполнения научных исследований, предложенных самим ученым. Здесь могут быть и задача государственных организаций на проведение исследований, и создание разработок общественного значения, и предложения частных фирм на создание новых технологий. Основной принцип - привлечение максимального количества претендентов и предложенных ими идей с максимально жестким отбором наиболее весомых и перспективных.
Из своего опыта эксперта по многим международным проектам на уровне Евросоюза и частных фондов приведу основные критерии такого отбора.
Во-первых, это новизна и амбициозность самого проекта. И поэтому надо не просто изложить идею исследования, но и продемонстрировать четкое представление о путях ее реализации с оцениванием возможных рисков.
Во-вторых, должны быть авторитетными лицо заявителя проекта и его основные участники. Взвешивается, насколько успешными и весомыми были результаты их предыдущих проектов, какой был уровень их патентных заявок и публикаций, как эти результаты были реализованы и насколько эффективно введены. Далее следует доказать, что для проведения предложенных исследований необходимые условия действительно существуют (с оцениванием кадрового потенциала, инфраструктуры, оборудования и т.п.).
С проектами, где можно ожидать практической значимости результатов, - еще сложнее. Необходимо привлечь частную фирму, которая бы гарантировала внедрение результатов (если они будут достигнуты), - с оцениванием социального эффекта, возможности создания рабочих мест и т.п.
Такая система не только обеспечивает конкурентные условия для исследователей, она ломает ведомственные барьеры. Примеров много. Одной из самых крупных в мире грантовых организаций является Департамент энергии США. Ему подчинена сеть национальных лабораторий (аналогов наших НИИ), которые были созданы во время войны для разработки нового оружия. Сейчас они продолжают существовать на началах государственно-частного партнерства, и их сотрудники должны выдерживать конкуренцию за финансирование с коллегами, работающими в университетах, при условии общенациональных конкурсов. Другой пример - национальные институты здоровья США. В отличие от нашей Академии медицинских наук, они, получая государственное финансирование и осуществляя на грантовой основе собственные исследования, большую часть полученных средств выделяют на гранты ученым, работающим в университетах и частных фирмах.
Обратите внимание на некоторые интересные особенности. Ученый может работать в академической структуре, в учреждении, финансированном государством, в университете, частном секторе или даже быть ученым-одиночкой и конкурировать на равных за конкурсное финансирование из государственных фондов. Не всегда, но есть даже возможность при получении гранта перейти со своим финансированием в другое учреждение, где условия для проведения исследований лучше. Научное и научно-образовательное учреждения борются за самых лучших исследователей, которые приносят и славу, и значительные средства.
Но есть и другая система, которую можно назвать распределительно-ведомственной. Это когда выделенные из государственного бюджета средства на науку распределяются сначала между министерствами и ведомствами, имеющими отношение к науке, а также теми, кто нуждается в научном сопровождении. Определенную часть этих средств получают НАНУ и отраслевые академии. Далее происходит распределение средств между научными учреждениями, а в них - между подразделениями и коллективами исследователей. Ученые, как и весь вспомогательный персонал, являются штатными работниками учреждения. Только они имеют право на государственное финансирование своей плановой научной темы, даже если известно, что в другом учреждении эти исследования могли бы быть выполнены значительно эффективнее. Фактически ученые находятся на государственной службе, их трудовые обязанности регулируются законами о труде. Уволить научного работника можно только за систематические нарушения трудовой дисциплины. А если он исправно ходит на работу, то и исправно будет получать зарплату, даже если его научный задел равняется нулю. Спросите, как же так, ведь раз в пять лет проводится аттестация научных работников. По традиции в НАНУ никого не увольняют, и аттестацию проходят все.
Рассмотрим, как работает эта система на уровне научных коллективов. Ученый, генерируя научную идею, для ее реализации сам себе ставит задачу и фактически сам перед собой отчитывается. Конечно, есть формальные процедуры, такие, как отчет перед советом научного учреждения с обнародованием рецензий, но эти рецензии всегда одобрительные. После этого переплетенный отчет подается в президиум НАНУ, где хранится. Именно он является основанием для начисления зарплаты и осуществления всех затрат научного коллектива за время выполнения "плановой" темы (три–пять лет). Но за 50 лет своего пребывания в науке я не знаю ни единого случая, чтобы научный отчет не приняли. Помню один случай, когда коллега отчитывался о результатах работы, которые были явно сфальсифицированы. Я предложил отчет не утверждать. Но ученый совет его утвердил. Просто никто не знал, что делать, если отчет будет отклонен, поскольку ни один документ не предусматривал такого. Это пример того, что при такой системе неминуемы затраты не только на забюрократизированное управление наукой, но и на бесперспективные, а иногда и бессмысленные исследования. Бюрократическому аппарату их трудно отличить от настоящей науки, а у научного сообщества нет для этого эффективных рычагов. И не только рычагов, но и четкой мотивации.
Система, названная "совковой", унаследована со времен СССР и до сих пор остается без изменений. В тогдашних условиях она оптимально соответствовала государственному устройству с его плановой экономикой и отсутствием конкуренции, а также тогдашней разрушительной для свободного развития творческой личности идеологии. В этой системе все по-социалистически равны - и те, кто самоотверженно работает на передовых рубежах науки, и те, кто приходит на работу, чтобы отоспаться. Она не только пережила крах СССР, она без существенных изменений существует до сих пор. Есть у нас выдающиеся ученые, которые невероятными усилиями добились участия в международных научных проектах, но есть и бездари. И те и другие в нынешних реалиях при дефиците средств вынуждены трудиться неполную рабочую неделю, получать меньшую зарплату. Для одних это просто больше свободного времени, а для других - крах надежд и возможностей получить результаты мирового уровня. Но только при "совковой" системе ее "выдающиеся организаторы" в НАНУ могут игнорировать объективные критерии эффективности исследований и принимать волевые руководящие решения. Сохранять хоть какую-то дееспособность в прошлом такая система могла только при условии увеличения финансов и количества научных кадров, поскольку на запросы общества на новые открытия могла реагировать лишь созданием новых научных коллективов. А что со старыми коллективами? Они продолжали и продолжают существовать, потому что в НАНУ не существовало и до сих пор не существует действенных механизмов их перепрофилирования или закрытия. Если так, то при этой системе можно игнорировать объективные критерии эффективности ученого, распыляя государственные средства на создание неконкурентных продуктов, и даже просто видимость хоть какой-то научной деятельности. Сегодня пустая растрата денег перешла критическую черту. В условиях сокращения государственных затрат на науку, подорожания коммунальных услуг и падения курса гривни эта система демонстрирует свою полнейшую недееспособность. Она не только несовершенна, она становится убийственной и разрушительной для науки. Именно это сейчас и происходит.
Страны Восточной Европы дублировали систему организации науки, существовавшую в СССР, но им удалось пройти мучительный период реформирования. Результатом стали полная интеграция в мировое научное пространство и радикальное улучшение финансирования и условий труда ученых. Игнорировать эти процессы нашим "выдающимся организаторам науки" было непросто. Здесь пошли в ход слова о научных традициях, наследственности, разумном консерватизме и т.п. Президенту НАНУ Борису Патону пришлось приложить немало сил, чтобы "объединить ученых СНГ", создав Международную ассоциацию академий наук и став ее постоянным президентом. Однако и здесь его постигла неудача. Неожиданно она пришла именно со стороны России, на которую он равнялся. За прошлые годы российское правительство провело радикальную реорганизацию научной сферы, лишив руководство своей академии наук права свободно и бесконтрольно распоряжаться ее имуществом, финансами и кадрами. Подражать уже было некому. И вот, работая на несовместимых со всем научным миром организационных основах, НАНУ постепенно превратилась в изгоя. Да, для видимости, происходят какие-то зарубежные визиты, подписываются какие-то бумаги. Но суть остается неизменной. Дают о себе знать и низкий профессиональный уровень руководства НАНУ, и его возрастное несоответствие. Ведь в странах Европы даже нобелевские лауреаты выходят на пенсию после достижения соответствующего возраста.
Решая подобные нашим сложные организационные и социальные проблемы, научные организации в соседних странах отказались от прямого финансирования научных учреждений и перешли на систему финансирования конкурсных научных проектов. И поскольку эти факты уже невозможно было игнорировать, в НАНУ нашли ответ - такую систему следует дискредитировать. Как именно? А очень просто.
Тематические конкурсы на научные проекты все еще объявляют - как дополнительные к "плановой" тематике. Но соответствующую информацию рассылают иногда с таким опозданием, что ученый просто физически не может подготовить качественный проект. Далее в закрытом режиме принимают решения, которые приводят к распылению средств, после чего на каждый проект остаются буквально крохи. Более того, и эти выплаты осуществляются не в начале, а в конце выполнение работ. То есть средства не оправдывают даже усилий на их получение. Но самое интересное то, что руководство НАНУ не считает нужным даже информировать авторов проектов, которым было отказано. Я не знаю ни единого случая, когда с результатами экспертизы с критическими замечаниями ознакомили бы заявителя проекта. Создается впечатление, что экспертиз вообще не проводят, а деньги делят между теми, кто принимает решение.
Поэтому нужны не выборы нового президента НАНУ, а полный отказ от услуг президиума НАНУ в управлении наукой. Как во всем цивилизованном мире, академия наук должна стать не органом государственного управления недвижимым имуществом, финансами и кадрами, а авторитетным элитарным клубом ветеранов науки, способным прогнозировать ее развитие, формировать научно обоснованные предложения для решения государственных задач. Хотя и здесь возникнут проблемы с самой НАНУ. Просмотрите список из наиболее известных в мире ученых Украины, составленный по объективным наукометрическим данным. Не так много найдете в нем действительных членов НАНУ, хотя некоторые из них не упустят возможности приписаться автором к трудам своих подчиненных и таким образом поднять собственный рейтинг. Скажем прямо, авторитет академика в нашем научном сообществе и так довольно низкий и с каждыми выборами падает еще ниже. Но ведь и возможности влиять на решение президента и президиума НАНУ у академиков практически нет. Они лишь исполняют роль статистов, принимая на общем собрании сводный научный отчет, и время от времени избирают себе подобных. Все остальное происходит за закрытой дверью - это такой способ управлять наукой.
Кому передать управленческие функции? Здравый смысл и мировой опыт подсказывают, что управлять наукой совершенно не надо. Ученые - люди творческого труда, руководить ими излишне. Надо только оказывать организационные, управленческие и финансовые услуги. А государственная политика может осуществляться путем приоритетного финансирования самых нужных государству научных программ по результатам открытых конкурсов проектов. В мире эти функции чаще всего выполняет государственная структура. Но есть и другие варианты. Они описаны в интересной книге Габовича, Кузнецова и Семеновой "Українська фундаментальна наука і європейські цінності" (Изд. дом "Киево-Могилянская академия", 2015). В Германии, например, научная политика осуществляется при участии научных обществ Фраунгофера и Макса Планка. Следует четко понять, что евроинтеграция украинской науки - это гибель НАНУ как управленческой структуры.
Уже более года мы живем по новому Закону "О научной и научно-технической деятельности". Пусть в меня бросит камень тот, кто ощутил положительные последствия действия этого закона.