Страсть к расстановке многоточий стала своего рода визитной карточкой постреволюционной украинской политики. Нюансы и нестыковки начинают всплывать сразу же после публичного объявления проблемы окончательно решенной и закрытой. Проблема и ее решение начинают жить каждое своей жизнью, сосуществовать независимо друг от друга. Причем происходит это так часто, что данный метод ведения государственной политики уже впору запатентовать.
Именно так сегодня обстоит дело и с газовой проблемой, и с вопросом о судьбе политической реформы, и — что наиболее раздражает бизнес — с проблемой реприватизации.
Как известно, «точка» в реприватизации была поставлена лично президентом в конце осени прошлого года. Именно тогда Виктор Ющенко заверил французских (а вместе с ними — и всех остальных) инвесторов, что «Криворожсталью» реприватизация завершилась. Потребовалось немного времени для того, чтобы эта «точка» превратилась в многоточие. Сегодня, на исходе зимы, уже ясно, что реприватизация не просто не закончилась, а идет чуть ли не в «плановом режиме».
Процесс подписания мирового соглашения между государством и «Лукойл-Нефтехимом» по вопросу создания ЗАО «Лукор», по всей видимости, зашел в тупик. Хотя еще полгода назад его положительное решение виделось абсолютно реальным.
После включения в список подлежащих приватизации предприятий СГПП «Азот» вновь обострилась проблема ЗАО «Северодонецкий «Азот». Инвесторы получили очередной повод для беспокойства, хотя им наверняка казалось, что проблема уже разрешена главным арбитром страны — Верховным судом.
Наконец — как-то уж совсем неожиданно — всплыла тема реприватизации Макеевского меткомбината. Стремление ФГИ забрать и выставить на торги предприятие, поднятое инвестором в буквальном смысле слова из экономической и социальной пропасти, вряд ли можно назвать примером разумной государственной политики.
Однако ключевым моментом в данном вопросе до сих пор остается Никопольский завод ферросплавов. Во-первых, потому, что реприватизация НЗФ — наиболее активный процесс. А поэтому доведение его до «победного конца» (то есть, в полном соответствии со значением слова «реприватизация», до последующей повторной продажи отобранного пакета другой компании) будет означать нарушение данного президентом обещания завершить реприватизацию и забыть о ней как о страшном сне.
Ситуация усугубляется еще и тем, что на всех этапах в процессе реприватизации НЗФ активно принимала участие конкурирующая бизнес-группа. С сотен бил-бордов и на десятке пресс-конференций ее представители прямо указывали государству, что, как и когда ему следует делать. Действия чиновников, политиков и судей подвергались осуждению или одобрялись — в зависимости от того, соответствовали ли эти действия интересам конкурентов нынешних собственников, не скрывающих своего желания приобрести спорное предприятие.
Самое скверное здесь даже не в том, что государство так и не смогло четко отделить свои интересы от олигархических, а в том, что в результате поставлен знак равенства между государственной и откровенно рейдерской политикой. Сколько еще прецедентов передела собственности, прикрытого «народными» интересами «восстановления справедливости», теперь можно ждать, не возьмется спрогнозировать никто.
Во-вторых, дело НЗФ приобрело устойчивый привкус «показательной порки» олигарха, в силу своего семейного положения ставшего «символом минувшей эпохи». С точки зрения древней римской политической технологии «хлеба и зрелищ», расправа над «наследием темного прошлого» выглядит и естественно, и эффективно. К сожалению для Украины, с точки зрения столь же древнего, но для Запада вечно молодого римского права, эта же забава может расцениваться как репрессии, основанные на двойных стандартах. Так ли это на самом деле — вопрос, достойный отдельного рассмотрения.
Но этот вопрос уже задается украинской власти. Американский посол Джон Хербст недавно высказался достаточно ясно: «США считают, что широкая реприватизация — это серьезная ошибка. Ведь инвесторы не хотят вкладывать капиталы в страну, где они не могут опираться на стабильные законы. Мы считали, что реприватизация «Криворожстали» была правильным шагом. Но затем последовало решение о следующей реприватизации — это было нам непонятно. К тому же возникает вопрос, почему только один украинский олигарх сталкивается с подобными проблемами. На наш взгляд, лучше было бы дать понять и сегодняшним, и будущим инвесторам, что они смогут защитить свои капиталы. А политика реприватизации этому, скорее, мешает».
То, что в этих словах дипломата сквозит отнюдь не дипломатический холодок, должно заставить украинскую власть произвести некоторую рефлексию своих действий, если не взглядов. Впрочем, пока власть предпочла скорее оправдываться, причем довольно оригинальным способом, в народе формулируемым коротко: «Сам дурак».
Именно об этом, по мнению экспертов, свидетельствует возбуждение прокуратурой уголовного дела по приватизации НЗФ и «Криворожстали». Раньше здесь фигурировал мотив «искусственного ограничения количества участников конкурса». Теперь же речь идет о том, что «Криворожсталь» и НЗФ были приватизированы в результате коррупционного сговора. «Это лишает возможности оспорить решение в европейских судебных инстанциях», — считает аналитик консалтинговой компании R&J Investments Владимир Плотников.
Неизвестно, какое впечатление произведет на Европейский суд попытка украинских властей доказать факт наличия существенных нарушений при продаже НЗФ после окончания рассмотрения дела в украинском судопроизводстве. Но вполне понятно, какое впечатление на иностранных инвесторов уже произвела активность Генпрокуратуры, стыдливо не замечающей десятки предприятий, условия приватизации которых можно действительно назвать дискриминационными. Как там у читаемого и почитаемого американцами Оруэлла? «Все животные равны, но некоторые равнее». А ведь о необходимости руководствоваться при пересмотре приватизации ясными, четкими, прозрачными, а главное — равными для всех критериями украинское руководство предупреждали не один десяток раз.
При этом власть не останавливает даже четкая угроза полной монополизации отрасли. И возможность ценового шантажа металлургических предприятий вследствие сосредоточения в руках этой ФПГ всех отечественных мощностей по производству ферросплавов и сырья для них.
Зато в Кабмине начали говорить о благостной перспективе «иметь структуру на ферросплавном рынке, которая бы вышла на мировой рынок как единое целое». Снова-таки непонятно, о чем речь. Ведь «единым целым» может быть только абсолютная монополия. Соответственно, у государства два пути: либо реприватизировать все три ферросплавных завода (кстати, основания для реприватизации остальных двух имеются — хотя бы пресловутая «заниженная» цена), либо позволить приватизировать третий завод структуре, владеющей первыми двумя (т.е. группе «Приват»). Если понимать такие планы буквально, получается полный и неприкрытый лоббизм.
Можно, конечно, понимать по-другому: Украина должна стать игроком на ферросплавном рынке мира. Цель хорошая. Но для ее достижения повторную приватизацию как раз проводить и нельзя. Ибо в случае победы монополиста или любой транснациональной корпорации Украина вообще перестанет быть игроком на мировом рынке ферросплавов — игроком будет и останется компания-покупатель. Сегодня, кстати, благодаря НЗФ в его нынешнем виде Украина уже является значимым игроком на ферросплавном рынке мира.
Состоит ли государственный интерес в продаже лучшего ферросплавного завода, ежегодно приносившего в бюджет десятки миллионов долларов налоговых отчислений, группе, ставящей во главу угла своей деятельности оптимизацию налогов, — вопрос риторический.
Но и другие варианты ничуть не лучше. Приход мировой ферросплавной компании типа Eramet или BHP маловероятен из-за значительного ухудшения конъюнктуры на мировом рынке. Даже если это произойдет, на НЗФ не исключено снижение объемов производства вплоть до консервации части мощностей. А победа транснациональной металлургической компании вроде Мittal Steel грозит переориентацией товарных потоков от отечественных, но «чужих», к зарубежным, но «своим» предприятиям.
Самое малое, что может ожидать отечественных металлургов в этом случае, — «выравнивание» внутренних цен на ферросплавы с европейскими или мировыми. Если бы не значительное подорожание газа, такой удар по экономике производства металлургия, возможно, и выдержала бы. Но поскольку цена на газ не обсуждается (по крайней мере, ее уменьшение), выводы более чем очевидны.