или Страсть делать невозможное
Хочу - нет, не хочу, а не могу не написать о человеке, которому отчаянно завидую всю сознательную жизнь. Зависть моя нисколько не отравляет нашу дружбу, которой не страшны, как в песне, ни годы, ни расстояния - даже в половину земного шара. Помните чеховских гимназистов, собиравшихся дать деру в Америку? Представьте, что одному из них авантюра удалась. Взял и стал ковбоем или там пиратом. А второй, «Монтигомо Ястребиный коготь», побоялся и остался тянуть ординарную жизненную лямку. Понимаете? «Министр, вы юнгой мечтали в Атлантике плавать? Вечная память». Примерно так.
В сущности, это черт знает что. За тридцать с лишком лет журналистской работы - представляете, о ком я только не писал? Брал интервью у Жоржа Сименона, гулял по Дерибасовской с Уильямом Сарояном. Спасал в шторм потерпевшего аварию румынского яхтсмена вместе с чудным стариком, прототипом Гаврика из «Белеет парус одинокий» В.Катаева. Общался с дочкой гетмана Скоропадского. Катал на яхте Высоцкого с Мариной Влади. Пил аперитив с доктором Ватсоном и его братом, адъютантом его превосходительства, угощал портвейном Юлиана Семенова и основную команду «17 мгновений весны». Ел пломбир в одесской «Лондонской» гостинице с господином Суховым, приятелем Керенского и адмирала Колчака. Помог съездить за орденом Почетного легиона ветерану французского Сопротивления… А самый для меня интересный человек на Земле при этом всегда «под рукой». Стоит набрать международку, попросить Флашинг, Нью-Йоркской волости и сказать: «Лида, привет! Можно Алика?».
И я еще о нем не написал?!
Знаете, что такое популярность? Однажды заполночь в Норильске несколько бандюг сорвали с «фраера» шапку, а когда он обернулся, приставили под ребро ножи. И вдруг один из них прозрел: «Господи! Да это же наш Алик! Шапочку, братва, на место! Алик, можно пожать тебе руку? Что ж ты так поздно ходишь, родной? Давай, мы тебя проведем до дома. Чтоб спокойней…» Уголовный мир Заполярья тоже уважал лучшего ведущего местного ТВ. Да что там какая-то шпана, если я видел на фото Алика Тульчинского с самим президентом Рейганом!
Познакомились мы в Москве тридцать пять лет назад. Первый день занятий на первом курсе редакторского факультета полиграфинститута. Подошел ко мне высокий, спортивной выправки парень, спросил: «Ты с Украины? Оце добре, буде з ким погомоніти!» Алик получал уже второе высшее, был он уже профессиональным архитектором.
Зашли в столовую, Алик набрал Бог знает чего: ба-альшой любитель вкусно поесть. (При этом по сей день не выпил ни глотка спиртного и не выкурил ни одной сигареты. Может, и тут - часть его секрета?) За столом взглянул на часы. «Слушай, хочешь познакомиться с бывшим резидентом нашей разведки во Франции? Айда!».
И началось для меня удивительное, почти фантастическое существование. В течение одного дня я знакомился, благодаря Алику, со столькими знаменитостями, скольких не встречал за всю предыдущую жизнь. (Учтите, мы оба были «провинциалами»: он из Харькова, я из Одессы.) Звезды первой величины эстрады 60-х, писатели-юмористы, спортсмены, скульпторы и художники, нумизматы, зять Хрущева Аджубей в зените фавора, фотомастер Песков, только что получивший Ленинскую, прима-голос Большого театра Протопопов, школьная подруга Алика Светлана Коркошко, готовящаяся к центральной женской роли в «Братьях Карамазовых» Пырьева… Он привел меня в знаменитый Дом на набережной, где я заглянул в военный бинокль Мануильского и с трепетом ощутил сквозь дырку в стене от вынутого в «оттепель» подслушивающего устройства жутковатый дух Лаврентия Берии. Обсыпанный на нервной почве псориазом советский шпион-суперагент позорно побаивавшийся соседа, пьяницу-маляра прочитал мне лекцию об умении ладить с людьми - куда там Дейлу Карнеги! Все они встречали Алика с распростертыми объятиями, будь то у них дома или на станции метро.
Вот что важно: в случае Алика это было вовсе не праздное общение, суетное стремление потрогать крылышко чужой славы. Со всеми у него были дела. И при этом дружбой ему отвечали вполне бескорыстно. Он был - и есть - «человек-магнит».
Алик (он Альфред) Тульчинский для меня - личность почти ренессансная по дарованиям. Он позволял себе нахально дарить известным художникам свои рисунки - фломастером и акварельными карандашами, - на масло не хватало усидчивости. И принимали, с искренней радостью. Он был мастером и перворазрядником в нескольких видах спорта, одним из пионеров бадминтона в Украине. В журнале «Советский Союз», у Аджубея, он печатал слайды, снятые на Чукотке и в среднеазиатской пустыне. Фоторепортажи из самых неожиданных географических точек, вплоть до опустевших недавно объектов ГУЛАГа, печатала вся московская и украинская пресса.
А вот на постоянную работу Алика не брали никуда. Причина веская - еврей.
Именно тогда - в бездомности и безработице - в нем родилась Мечта. Сродни неясным грезам авантюристов, завоевывавших Мексику и Перу, Американской мечте пионеров «фронтира», сумасшедшим планам основателей Голливуда и полиграфических империй Херста и Шпрингера. Он хотел, во-первых, объездить весь мир, а во-вторых, издавать СВОЙ ЖУРНАЛ. Это в хрущевско-брежневские времена!
Поучаствовав в создании харьковского ТВ (за что спустя десятилетия ему, американскому гражданину, только теперь присвоили звание заслуженного телевизионщика Украины), он с джеклондоновским романтизмом отправился в Заполярье, где вел невероятно популярные передачи. Для северян он был культовым «имиджем». Бездари-коллеги этого не простили. Однажды он обнаружил, что какие-то сволочи сожгли его многолетний архив фотопленок и драповым напильником изуродовали безумно дорогую бельгийскую фотооптику. Прощай, Заполярье. Гуд бай, Джек Лондон!
…Недавно в тишайшем моем Ирпене зазвонил телефон. Возбужденно-заинтригованная телефонистка сказала: «Будете зараз говорити з Америкою!». И очень будничный голос, очень ясный, будто из соседней квартиры: «Привет, Витюша! Алик. Послезавтра в три буду в Борисполе…»
За прошедшие полтора десятка лет Алик Тульчинский совершил подвиг. Вполне достойный книги Гиннесса.
Телевизионный интервьюер в Харькове его спросил: «Сколько людей в мире делают то, что делаете вы?» Он ответил: «Не знаю».
А я скажу совершенно уверенно: «Никто». Потому что делать это по всем соображениям не-воз-мож-но.
…Когда он приехал в Америку, в кармане было ровно 195 долларов. стандартная «стартовка» для сусального сюжета о чистильщике ботинок, ставшем миллионером. Миллионером он не стал, да и не собирался. Он отправлялся за океан не для этого, а для того, чтобы осуществить Мечту.
- Я покидал Союз в поисках самого себя, - сказал он мне в Киеве. - Я ни от кого и ни от чего не бежал. Более того, я уезжал, будучи почти благополучным человеком. У меня были удостоверения, начиная от АПН и кончая «За рулем» (узбекский «гаишник», увидев последнее, встал на колени: «Не губи, начальник!» - В.С.). Тут был элемент спорта. Я хотел - осуществиться.
Он не знал языка. Устроился работать… в сумасшедший дом. Учил больных рисовать, а они - учили его английскому.
Вся жизнь его отныне была построена на невероятной дисциплине. Он увидел пример других: литераторы и журналисты из «Раши», попав в Америку, непременно основывали издательства, газеты, журналы. Но работали не по-западному, а «по-нашенски». Поболтать, повитийствовать за пол-литра виски, построить из себя «жертву режима», поклеветать на собрата, а делать дело - некогда. И прогорали, и сгорали, и спивались, и нечисто умирали, как умер живший с Аликом на одной лестничной клетке Сергей Довлатов.
Пробовал сотрудничать в эмигрантской прессе: «Атмосфера - омерзительная!». Почти год нечего было есть. Никаким бизнесом заниматься не пытался. «Я буду делать только то, что умею!»
И он решил все же издавать свой журнал.
«Ты сумасшедший!» - сказал Довлатов.
Остальные хихикали.
Первый номер «Калейдоскопа» вышел в начале 1983 года.
- Уже вышли первые десять номеров, а меня все спрашивали: «Когда ты загнешься?». А я - тренировался…
Больше пятнадцати лет (768 номеров к моменту нашей киевской встречи) Тульчинский один (!), без всякого штата сотрудников, издавал еженедельный (!) журнал на русском языке. И издает до сих пор. (Все киевские журналисты в один голос заявили мне: «Это невозможно!». Но у меня есть 500-й, юбилейный, и последний на тот момент, 768-й номера! - В.С.) Сам писал, фотографировал, набирал на компьютере. Печатали в китайской (!) типографии (без опечаток - В.С.).
Уникальный случай - он не прогорел. Четырехэтажный дом (под ссуду на 20 лет) во Флашинге, конечно, свидетельство определенного достатка. Но деньги он тратит только на первую часть Мечты. Объездил, делая репортажи, 48 стран мира. (Уезжая, оставлял в типографии материалы на два-три номера вперед). За что был принят во всемирный клуб путешественников, возглавляемый покорителем Джомолунгмы и исследователем Антарктики Э.Хиллари. (Правда, с клубом Алик поссорился. Они решили наградить подводников, первыми побывавших подо льдами Северного полюса. Алик достал адреса наших подводников, добравшихся туда раньше американцев. Но клубмены сделали вид, что впервые об этом слышат.) В пути-дороге, на пароходе, плывшем по Енисею, нашел себе жену, Лидию Ивановну. Теперь она ему помощник и соредактор.
«Калейдоскоп», между тем, - не какое-нибудь мелкое, «кустарное» издание. Не случайно Алик был единственным «нашим» (не считая, конечно, дипкорпуса), приглашенным на банкет по случаю инаугурации Рейгана. Испанская ассоциация писателей и журналистов наградила его премией «Хумана валорес» («Человеческие достижения» за 1986 год. Московский гуманитарный университет, отпочковавшийся от МГУ, присудил ему заочно ученое звание доктора философии за многолетнее исследование темы выживания и ментальности бывших советских граждан в эмиграции. Выставка его фоторабот была организована не где-нибудь, а в штаб-квартире Организации Объединенных Наций.
Отдельный номер любой газеты или журнала сродни… концерту. В одних концертах участвуют десятки артистов, и тогда его называют «сборной солянкой». При большом числе участников кто-то позволяет себе выступить плохо, потому что у него меньше ответственности. Другое дело концерт сольный, где вся ответственность ложится на одного исполнителя. Да и идут обычно зрители и слушатели не просто на концерт, они идут на имя.
Алику пишут и чаще звонят со всех концов Америки и Канады, даже из Австралии. (Письмо из Северной Осетии - вообще из области фантастики.) Причем, большей частью - просто за каким-нибудь сугубо житейским советом, как близкому человеку. Трудно, ох трудно бывшим «совкам» в Новом свете! Но звонят и коренные американцы: «есть проблемы» с бывшими «нашими» женами и мужьями. Эти звонки его нисколько не раздражают - знал, на что шел. Назвался груздем… Хочет кто-то разыскать друга, подругу, замляка, а в Штатах в адресный стол не обратишься, прописки там - йок. Ищут через журнал: «Где ты, Саня, Мойша, Любочка?!» И находят.
В Квинси, в школе, на углу
64-й авеню он создал воскресный клуб для эмигрантов. Зал ломился от зрителей, желавших пообщаться с живым генералом Григоренко или «электрическим человеком» Иегудой Иском, а главное - друг с другом. Случалась и эмигрантская чушь: один рассказывает, как писал программы для Райкина, а другой кричит из зала: «Да ты же Райкина видел не ближе, чем из тридцатого ряда партера, брехло!» Стиснув зубы, Альфред расширял круг незнакомых, уходя из общения бытового в общение через слово.
Счастлив ли он, осуществив Мечту? Да. Но счастье не исключает печали.
- С нами случилось нечто опасное, - признается он. - Мы так и не стали Общиной. У нас общим осталась только строка в американском паспорте, указывающая страну рождения. Вот почему мой журнал - нужен. Хотя бы тем десяти тысячам душ, которые его получают с еженедельной почтой.
«Дорогая редакция! Я приехала в Америку 30 мая 1992 года из Киева. Мне 58 лет, я за границей впервые. Случайно познакомилась с вашим журналом и была беспредельно счастлива, что есть с кем поговорить по душам…
Вы пригласили к разговору и поэтому я пишу вам мои первые впечатления об Америке. Буду очень счастлива, если мне повезет и вы их напечатаете…»
- Я своим читателям ни разу не изменил, - как-то очень буднично сказал мне Алик в Борисполе. Если бы мы все, журналисты, живущие на родной земле, могли бы сказать о себе то же самое!
За годы выхода «Калейдоскопа» в Америке открылись и закрылись одиннадцать журналов, в том числе восемь - еженедельных. Люди, бравшиеся за дело и губившие его, фактически совершали преступление перед читателем, они убивали идею русскоязычной зарубежной прессы. Сейчас стало очень трудно: в Америке, представьте себе, тоже растут цены на все. Тульчинский не может себе позволить повысить цену на журнал - это заведомая потеря подписчиков. «Что делаю? Затягиваю пояс потуже».
«Трое суток шагай, трое суток не спай!» - написал он мне на фотографии, присланной тридцать с лишком лет назад из Кустанайской степи.
Мы так тогда и относились к журналистике - пусть зашоренной, партийно-кондовой, отягощенной веригами запретов и «этикетом недоговаривания». Как к миссии. Что изменилось? Для многих моих коллег - все. Главное - «смачные» мелочи жизни, сенсация, скандал. Можно влезть в душу страдающего человека и вдосталь покопаться там на потребу обывателя, выдать самые сокровенные и больные тайны. Можно стибрить со стола чиновника документ, чтобы сделать «гвоздевую» статью. Можно соврать - «для дела». Раньше врали из чувства своеобразно истолкованного, «партийного» долга. Теперь врут «ради интереса». Публика, мол, это любит. Что ж, это правда. Публика заслуживает как правителей, который ею манипулируют, так и журналистов, которые ей угодливо врут.
Алик живет в мире, который у нас всегда считался империей лжи и лицемерия. И - не лжет. Репортажи, которые он делает из разных стран, отмечены, как все человеческое, субъективностью взглядов. Но никак не ложь.
Вот его «горячий» репортаж из бывшей Югославии. Из нашего далека я могу позволить себе профессиональный скепсис. Он побывал на одной стороне. Он видел в Боснии, как сербы расстреляли мусульманскую свадьбу. Он видел многажды изнасилованную 17-летнюю девочку. Он приводит жуткий случай, когда снайпер, выстрелив в боснийские похороны, попал в тело мальчика… убитого два дня назад другим снайпером… Я могу сказать: побывай Алик на сербской стороне, он, наверняка, узнал бы о таких же случаях, где виновной была противная сторона. Пусть так. Главное, не кто виноват, а Что виновато. И пусть, поддавшись первому свежему впечатлению репортера, он не совсем объективно расставляет акценты. Но выводы делает точные: «Я сейчас пишу не о той войне, в которой теряют города, территории и боевую технику. Я - о войне, в которой человек убивает в себе все человеческое».
А я о другом. О друге. О человеке, который в нашем, и там и здесь во многом изувеченном, искаженном, мутировавшем мире пытается делать ЧТО-ТО, что в его силах (и на полной отдаче сил), чтобы где-то приостановить победное шествие Зла и где-то в чем-то, помочь упорному, трагическому сопротивлению Добра.
Спасибо, Алик! Будь здоров! Cheer up friend! Щасти тобі!