Есть у меня подозрение, что Святославу Пискуну в очередной раз не по заслугам подфартило: отставка Турчинова вынудила Виктора Ющенко срочно заполнять вакансию председателя СБУ, для чего пришлось «пожертвовать» в прокурорской кадровой партии фигурой Игоря Дрижчаного. Это не значит, что Игорь Васильевич стремился занять место Генпрокурора. Это значит, что из всех претендентов, находящихся в поле президентского зрения, именно он имел самые высокие шансы быть выбранным главой государства для работы во главе Генпрокуратуры.
Однако для юриста и сотрудника органов прокуратуры с 20-летним стажем спецслужба — не терра инкогнита. С 1987-го по 2000-й год Игорь Дрижчаный работал в отделе по надзору за следствием в органах Госбезопасности сначала Прокуратуры УССР, потом Генеральной прокуратуры Украины. Многих из оставшихся в СБУ зубров он знал еще капитанами и лейтенантами. Непосредственно на работу в Службу пришел с поста зама генпрокурора заместителем Игоря Смешко. Свое место сохранил и при Александре Турчинове, но это не означает, что они были командой.
43-летний генерал-лейтенант юстиции — фигура широко известная в очень узких кругах. В связи с чем это интервью можно считать попыткой познакомиться и познакомить читателей с новым обитателем властного олимпа. Осторожный человек, предпочитающий четкую формулировку доказанного факта полету оперативной фантазии и интуиции. В экстремальной ситуации способен занять гражданскую позицию. В повседневной работе это делать гораздо сложнее... Поживем — увидим.
— Игорь Васильевич, готовясь к интервью, узнала о том, что якобы вы были автором основы заявления офицеров СБУ, которое 25 ноября со сцены Майдана зачитали Александр Скибинецкий и Александр Скипальский. Это так?
— В определенном смысле это заявление можно называть моим, потому что я собственными руками набирал его на своем компьютере. Но единоличное авторство я ни в коем случае не могу себе приписать, поскольку в тот момент в кабинете было много людей. Среди них и Александр Скибинецкий, а также действующие сотрудники СБУ. Я сохранил в памяти компьютера и финальный, и рабочие варианты этого текста.
— Какие психологические сложности были на пути появления этого документа? Ведь очевидно, что сотрудникам спецслужб нужно было в себе что-то поломать, чтобы сказать, что они не с президентом, а с народом. Легко ли это было, сложно ли, на каком этапе это стало возможным?
— Заявление уже стало результатом. Не стану скрывать, сотрудникам спецслужбы психологически было сложно определить свою позицию. Я не могу говорить о ком-то и тем более обо всех. Я могу сказать о себе: с одной стороны, по разным причинам, в которые я сейчас не хотел бы вдаваться, вопрос выбора для меня не стоял, он был сделан; с другой стороны, для меня, как и для всех офицеров, не являются абстрактными такие понятия, как присяга, долг, в конце концов — Главнокомандующий. В тот момент эти стороны находились в противоречии друг с другом и нужно было мужество для того, чтобы сделать свой выбор. И в Службе людей, обладающих этим качеством, было много. Они подходили и говорили: «Мы так больше не хотим и так мы больше не будем». Некоторых даже приходилось удерживать от каких-то радикальных шагов. Произошло изменение коллективного сознания.
Любые действия руководителя страны материализуются в каких-то распоряжениях и приказах. Конституция запрещает исполнять незаконные приказы. И Служба безопасности в этом — не исключение. В тот момент эти вопросы мучили многих моих коллег, и каждый искал для себя возможность поступить по совести, понимая, что рамки служебных обязанностей, возможно, потребуют от него другого. И тогда была найдена формула: «Мы служим не государству, не президенту, а народу Украины». И вы помните, что в заявлении были слова о том, что никто не может направлять силу и оружие против собственного народа. Эта формула работала не только в Службе. Она применялась в самые трагические моменты осенних событий и работала в общении и с милицией, и с военными. Люди были готовы выполнять приказы и выдвигаться в сторону Майдана, но на вопрос: «Готовы ли вы применить силу против женщин и детей, которых встретите на Майдане?», они отвечали: «Нет». И это «нет» было результатом этой формулы.
Каждый из офицеров СБУ шел к своему выбору индивидуальной дорогой. У многих на Майдане были дети и жены. В партиях и движениях — друзья. Но объединяло всех, чьи взгляды отразило заявление, одно — никто не хотел смириться с тем, что нас обманули. Многие даже готовы были расстаться с привилегиями карьеры и интересной работы, которую дает Служба.
— И все это ради принципов? Потому что обманули?
— Почему нет?
— Прошло восемь месяцев. Что изменилось в Службе? Сегодня себя никто не чувствует обманутым?
— Во всяком случае, люди сегодня совершенно четко знают, что они могут бороться и так просто их не обмануть. Это однозначно другие люди.
— А почему вы не вышли на Майдан со Скибинецким и Скипальским зачитать заявление?
— Все выйти не могли, хотя желающих было много.
— Игорь Васильевич, вы уже сняли генеральские погоны?
— Нет, а почему я должен?
— Но ведь президент обещал, что все силовики будут гражданскими. Он не требовал от вас в момент назначения уйти с воинской службы?
— Нет, но после ваших слов я об этом подумаю.
— Вы себя чувствуете техническим председателем СБУ или собираетесь работать после выборов?
— Я рассчитываю работать столько, сколько смогу, и столько, сколько мне позволит президент. Я буду работать и надеюсь, после выборов — тоже.
—Восьмого сентября, в день отставки правительства, глава секретариата президента Олег Рыбачук перезвонил Турчинову и предложил написать заявление об отставке. Александр Валентинович тут же его и написал. Через три часа вы были назначены указом президента на пост председателя Службы безопасности. Появлению указа о вашем назначении предшествовал какой-то разговор с президентом, включающий в себя постановку первоочередных задач? Или действительности соответствует другая информация, согласно которой назначение для вас стало полной неожиданностью?
— Предварительного разговора у меня с президентом действительно не было. Я был приглашен к Рыбачуку и узнал, что указ о моем назначении уже подписан.
— Вы с Ющенко близко знакомы?
— Я не могу так сказать. Мы виделись с Виктором Андреевичем до моего нового назначения дважды: один раз, когда он еще был главой Нацбанка, и тогда мы общались лично; второй раз — в мае на Банковой, когда я докладывал президенту свое видение реформы СБУ и правоохранительной системы Украины.
— Почему президент так молниеносно заполнил брешь, образовавшуюся в руководстве Службы, назначив именно вас не колеблясь и ургентно?
— У меня нет ответов на все ваши вопросы. Почему выбор пал на меня? Возможно, я соответствовал каким-то критериям. Насколько я понимаю, председателем должен был стать человек, который знаком не понаслышке с деятельностью Службы, но не связанный с ней с младых ногтей. Возможно, сыграл роль тот факт, что я юрист по образованию и имею 20-летний опыт работы в прокуратуре. Но что мне абсолютно понятно, так это то, что решение о назначении председателем СБУ было принято так быстро из-за того, что в стране происходил политический кризис, кризис власти.
— Как мог Виктор Андреевич, обжегшись на Турчинове, назначить на пост главы СБУ человека фактически незнакомого и при этом даже не посмотреть ему в глаза? Это ж чье такое колоссально-авторитетное поручительство имело место?
— Ну, очевидно, у него были возможности получить какую-то информацию обо мне, да и посмотреть мне в глаза он мог во время нашей встречи.
— В мае?
— Да, в мае. А вы считаете, что руководителем спецслужб можно назначать только человека, с которым связан долгим знакомством?
— Я считаю, что в наше тяжелое время людей, которым доверяешь ответственные посты, нужно хорошо знать и с профессиональной, и с моральной, и с политической стороны. Либо принимать решения, получив рекомендации от тех людей, которым ты максимально доверяешь.
— Полагаю, что если президент меня назначил, значит он мне доверяет. Я постараюсь это доверие не обмануть. А дать рекомендацию и поручиться за мой профессионализм могли сотни людей: и по старому месту работы, и в Службе, и в Верховной Раде. Если честно, я не знаю конкретно, кто дал президенту эту рекомендацию. Во всяком случае, я не знаю адресата, которому я должен быть обязан.
— Еще во времена «злочинного режиму», когда оппозиция, и в первую очередь бизнесмены, поддерживающие Виктора Ющенко, подвергались репрессиям со стороны правоохранительных органов, я слышала о вас отзывы как о порядочном человеке. Причем от тех людей, которые находились в эпицентре давления. Означает ли это, что вы тогда помогали людям, подвергавшимся экономическим репрессиям, а сейчас они, будучи близкими к президенту, пролоббировали ваше назначение?
— Вы хотите спросить, помогал ли я Порошенко, Третьякову и Мартыненко? Нет, не помогал. С Николаем Мартыненко мы познакомились незадолго до моего ухода с поста заместителя генерального прокурора. С Петром Порошенко — во время мукачевских событий. Александра Третьякова впервые увидел в середине сентября прошлого года, когда он занимался организацией лечения Виктора Ющенко. Так что в прокуратуре я никакой помощи этим людям оказывать не мог. Но если бы знал, что она им нужна, и они с этим ко мне обратились — то при наличии предусмотренных законом оснований, безусловно, оказал бы, как оказывал ее многим.
— Предлагая различные варианты «Закона об оппозиции», авторы предусматривали возможность обязательного избрания на пост главы парламентского бюджетного комитета, комитета по СМИ, а также на пост генпрокурора представителей оппозиции. Турчинов, будучи верным соратником Юлии Тимошенко, изначально находился во внутренней оппозиции к окружению Ющенко. Может быть, с точки зрения санитарии властного леса в этом тоже был смысл?
— Глава спецслужбы не может быть оппозиционером. Вот я о себе читаю: то я «человек Медведчука», то я «человек Порошенко». Это вообще как-то совмещается?
— Если безотносительно, то вполне совмещается. История отношений этих двух политиков, знаете ли, долгая…
— …если говорить об интенсивности общения, то кто-то может сказать, что я «человек Зинченко», поскольку с Александром Алексеевичем мы находились в тесном контакте долгое время, особенно много контактировали во времена Майдана.
Может быть, отсутствие однозначного ответа на вопрос «чей я человек» само по себе является ответом? У меня есть друзья практически во всех политических течениях, но я не принадлежу ни одному из них. Возможно, поэтому вполне комфортно чувствую себя, работая в правоохранительных органах.
— А правда, что Обиход ваш друг?
— Правда.
— И никаких ценностных или моральных нестыковок у вас нет?
— Не было и нет.
— Вы будете предлагать вашему другу вернуться в СБУ?
— Об этом разговора не было.
— По поводу ЕЭСУ Служба проводит какие-то расследования?
— Никаких уголовных дел по этому поводу в Службе нет. Все в Генпрокуратуре.
— Есть у вас информация о том, что экс-премьер Юлия Тимошенко или члены ее команды во власти — Юрий Сивульский и Александр Турчинов — были замечены в коррупционных действиях или злоупотреблениях властью?
— Информацию такого рода Служба безопасности не может обнародовать, она должна либо принимать меры к привлечению виновных к ответственности в административном порядке, либо передавать в прокуратуру.
— Вы передавали подобную информацию в соответствующие инстанции?
— Честно говоря, это уже служебная деятельность, вмешиваться в которую никому не позволено.
— Игорь Васильевич, так Игорь Смешко является советником председателя СБУ или нет?
— Нет.
—Реформа СБУ, какой она должна быть: вариант Порошенко, вариант Турчинова, вариант Радченко или вариант Дрижчаного?
— В подходах к реформированию есть три уровня.
Первый — ведомственный. Речь идет об эффективности управления самой структурой. С этой точки зрения естественным является желание любого руководителя эту структуру усиливать.
Второй уровень — общегосударственный. И тут необходимо, чтобы СБУ была органичной частью некой системы, а не набором шестеренок, в беспорядке брошенных в мешок с надписью «Правоохранительная система».
К сожалению, сегодня в Украине полноценной рациональной системы правоохранительных органов не существует. Есть несколько органов, которые имеют абсолютно одинаковые функции, и есть проблемы, которые практически не охвачены деятельностью ни одного правоохранительного органа. Эту систему необходимо выстроить.
Планируя жизнедеятельность этого механизма, необходимо видеть четкую роль каждого органа, в том числе и СБУ. С этой точки зрения некоторые функции СБУ подлежат уточнению, а от некоторых со временем придется отказаться. Как быстро это будет сделано, зависит не от нас. И абсолютно прав тот, кто считает, что СБУ должна реформироваться не руководством Службы, а кем-то, кто создает систему правоохранительных органов и смотрит на процесс интеграционно.
Но есть и третий уровень — международный. Мы должны четко знать, куда мы движемся, и проводить любые внутренние реформы с учетом интеграционных задач и процессов. Если мы идем в НАТО, то мы должны быть адаптированы к стандартам альянса. А Брюссель четко говорит, что одним из условий вступления является совместимость принципов деятельности спецслужбы с теми принципами и правилами, которые существуют в НАТО. И у Евросоюза есть свои четкие рекомендации, что должна делать спецслужба, а что она ни в коем случае делать не должна. Например, она не может совершать аресты, обыски и заниматься правоохранительной деятельностью. Для этого существует полиция и другие органы.
Я считаю, что подходы к реформированию следует определять с учетом как общегосударственных, так и международных приоритетов — без этого у Службы нет серьезной перспективы развития.
Я сторонник той концепции, реализация которой в перспективе позволит СБУ быть не силовой структурой, не правоохранительным органом, а именно спецслужбой. При этом я вполне отдаю себе отчет в том, что сегодня Служба безопасности должна заниматься всеми угрозами общенационального уровня. Поэтому если сегодня коррупция — это общегосударственная угроза, то мы должны этим заниматься. Если оргпреступность угрожает населению и экономике в целом, то это наш вопрос. Другое дело — какими способами мы должны решать эти вопросы и на каких уровнях бороться с этими проблемами. Я уверен, что у СБУ гораздо меньше шансов, чем у УБОПа, бороться с оргпреступностью на уровне выявления фактов преступления. Но я также убежден, что у милиции нет таких возможностей, как у нас, для того, чтобы выявлять коррупционные связи, в том числе в высших эшелонах власти. Отсюда вывод: необходимо определить приоритеты в нашей деятельности и в работе наших коллег. При этом необходимо наладить обмен информацией между ведомствами с обязательным условием: за этой информацией должен быть контроль, дабы она «по случайности» не пропала. Как это сделать, мы знаем. Есть и мировой опыт. Мы уже договорились с Юрием Луценко о принципах взаимодействия с разделения сфер деятельности, призванных избавить нас от необходимости толкаться на одном поле. В принципе, все очень просто — нужно определить круг угроз, разделить его на секторы ответственности, и при этом ни в коем случае не должно остаться белых, не взятых «под колпак» пятен. Но при этом и дублирования быть не должно, поскольку соцсоревнований между правоохранительными органами быть не может. Ибо конкуренция между ними порождает коррупцию. Все знают, как могут быть использованы соответствующие «нахлесты» в сфере ответственности: одни наезжают, другие — крышуют.
— А вы не считаете, что монопольная ответственность за происходящее под колпаками разных ведомств — это еще более питательная среда для коррупции — ведь твои действия никто не контролирует?
— Такой опасности нет, поскольку в системе, которая должна быть создана, важное место занимает прокурорский надзор, охватывающий не только работу каждого из секторов, но и взаимодействие между ними. Нужен и эффективный парламентский контроль, важна и общественная активность, в том числе и работа СМИ.
Сегодня мы говорим о борьбе с коррупцией. Но гораздо важнее попытаться создать систему контроля за коррупцией. И только одним из ее элементов будет борьба правоохранительных органов по выявлению конкретных фактов взяточничества или злоупотребления служебным положением. Это очень нужное дело, но опыт многих стран, решавших и решивших проблемы, подобные нашим, свидетельствует о том, что противодействие коррупции является эффективным только тогда, когда в обществе удается выстроить систему контроля за коррупцией. В этой системе чрезвычайно важна роль власти, особенно на местном уровне. Но не менее важна и роль населения, которое, собственно, является таким же участником коррупционных процессов, как и власть. В этом необходимо активное участие общественных организаций, отечественных и международных, которые готовы не только мониторить ситуацию, но и оказывать реальную поддержку построению системы. И, конечно же, необходима система правоохранительных органов, подчеркиваю — система, а не набор разрозненных инструментов, которые есть сегодня.
— А вы не пробовали в этой связи проанализировать законодательную, нормативную базу, определяющую действия власти? Ведь именно эта база, предполагающая наличие лишних звеньев, множество субъективных разрешительных и запретительных систем, создает коррупционный чернозем.
— Мы обязательно попробуем. Уже состоялось обсуждение этих проблем с руководством Главного управления по борьбе с коррупцией и организованной преступностью СБУ. У нас есть специалисты очень хорошего уровня, способные предложить системные решения проблем, в том числе и связанных с коррупцией. На разработку таких предложений и нацелен главк.
Разговор с секретарем СНБОУ Анатолием Кинахом показал общее видение необходимости создания системы правоохранительных органов, участвующих в контроле за коррупцией и факторами, ее порождающими. Среди факторов в качестве примера упомяну один — длинные бюрократические цепочки с огромным количеством промежуточных инстанций, которые и запрос не формируют, и решения не принимают. Они только высасывают деньги за возможность тому или иному документу преодолеть свой уровень. И таких примеров, создающих питательную среду, масса.
Но знаете, я, возможно, скажу слишком откровенную вещь, и все же: если взять и отменить в одну секунду коррупцию в Украине, то все остановится. К сожалению, коррупция заменила нам механизм нормального решения вопросов, основанного на законе и даже на справедливости. Ведь для того, чтобы добиться результата, как минимум надо принести бутылку коньяка и коробку конфет, и если сегодня это перестанут делать, то многие процессы просто остановятся. Это страшно, но это так.
Поэтому нам мало констатировать факт, что мы там на таком-то месте по коррупции в мире, и это наша проблема, которую можно решить, наглядно посадив кого-то в тюрьму. Посадить-то посадим, но этим, среди прочего, мы расчистим место для нового потенциального взяточника. И так будет до тех пор, пока будет сохраняться сама по себе возможность привязки поста к доходам. Нужно анализировать причины, порождающие коррупцию, делать невыгодной коммерческую эксплуатацию постов и параллельно повсеместно на всех уровнях возрождать уважение к закону.
—Игорь Васильевич, вы зачем следите за Литвином?
— Да не следим мы за Литвином! Вот смотрю вам в глаза и то же самое повторю глядя ему в глаза: «Мы не следим, не слушаем, не смотрим». Но я понимаю, что слов мало. Необходимо предпринимать шаги, которые убедили бы политикум и общество, что это так. Я думаю, что в ближайшее время мы пойдем на расширение рамок некоторых процессов. Мы уже обратились к Верховной Раде с предложениями о введении некоторых новых форм парламентского контроля за оперативно-технической деятельностью. У нас есть предложения расширить сферу полномочий и уполномоченного президента по контролю над деятельностью СБУ (есть ведь согласно закону такая должность).
Мы будем благодарны за любые предложения, которые помогут эту сферу сделать…
— …более прозрачной и при этом не выплеснуть ребенка.
— Именно. Второе особенно важно. Не нужно забывать, что это оперативная деятельность и она ведется способами, знать о которых всем не нужно, иначе она перестанет давать результаты, очень важные для эффективной борьбы с преступностью.
Исключить злоупотребления можно при помощи жесткого судебного, парламентского и общественного контроля. Это наш шаг навстречу.
— Прослушивание городских телефонов без санкции суда — это уголовное преступление; прослушивание частных мобильных телефонов — тоже. Но, оказывается, никакая ответственность не предусмотрена за мониторинг эфира, поскольку он ничей и в нем по ключевым словам или конкретному голосу можно вылавливать любые разговоры, не неся за это никакой ответственности. В суд с этими записями не пойдешь, но и без этого многие планы разрушить можно. Например, политические, коммерческие или криминальные. Я правильно понимаю или это бред?
— Нет, это не бред, тут есть проблема. Мониторинг эфира разрешен законом в двух случаях: из всего эфирного массива и по голосу, и по ключевому слову можно осуществлять поиск в случае террористической угрозы или проведения антитеррористической операции. В этих случаях полученные данные можно использовать в качестве доказательств в суде. Все остальное законом не урегулировано.
Мы живем в информационном обществе, и защита информации становится одной из наиболее насущных проблем и потребностей общества. Вместе с тем существуют угрозы, ликвидировать которые, не посягая на право информационной защищенности, нельзя. В первую очередь это терроризм и преступность. В некоторых странах эти обстоятельства признаны и урегулированы законными актами. Известный пример — Америка. Евросоюз меняет законодательство в сторону расширения прав правоохранительных органов. А вот в Британии соответствующая поправка к закону не прошла.
В Украине народными депутатами Кармазиным и Лебедивским в Раду внесены два альтернативных проекта. В них речь идет о мониторинге телекоммуникаций или перехвате информации в телекоммуникационной сфере. Необыкновенно важно принять этот акт. К сожалению, подобные законы очень быстро принимают после того, как что-то происходит. У нас пока идут длительные технологические дискуссии, но вопрос нужно решать по сути. Если этот закон примут, мы сможем эффективнее выполнять работы, связанные с антитеррористической деятельностью, борьбой с преступностью и контрразведовательные функции.
— Какой будет судьба подразделения, отвечающего за оперативно-технические вопросы?
— Шестого сентября тема прослушки была главной на заседании СНБОУ. И окончательное решение Совета нацбезопасности не было оформлено по причине разногласий по вопросу работы службы специальной связи и информации. Сейчас этот вопрос очень интенсивно прорабатывается всеми заинтересованными субъектами. Это происходит под эгидой СНБОУ. Нужно исходить из того, какая задача ставится при поддержке идеи выделения этого органа в самостоятельный. Мы понимаем так, что это защита прав граждан и контроль за деятельностью, которая направлена на ограничение прав граждан. Президент ставит именно такую задачу.
Создать этот орган сразу, не дав законодательного обеспечения, будет ошибкой: возникнет вакуум, в котором и мы не сможем выполнять свои функции, и вряд ли это поможет обеспечить защиту прав граждан. Поэтому принято решение еще раз вернуться к этим вопросам и внимательно отработать концептуальные основы создания и функционирования такой службы.
— А как СБУ сможет функционировать без оперативно-технической базы?
— Ни в коем случае речь не идет о том, что спецслужба лишается оперативно-технической базы. Речь идет о создании структуры, технического подразделения, которое будет в интересах всех правоохранительных органов и спецслужб выполнять все соответствующие задания.
— То есть одна прослушка на всех?
— Ну, примерно.
— А кому это будет подчиняться?
— Это должен быть самостоятельный орган исполнительной власти и называться «Службой специальной связи и информации». Алгоритм создания такой: разработка соответствующего законопроекта, принятие закона с одновременным подписанием указа президента о создании службы.
Там ведь возникает огромное количество социальных проблем. Например, сейчас соответствующие работы выполняют военнослужащие. Но, наверное, было бы правильно говорить о том, что эта служба должна состоять из гражданских людей…
— То есть, все казенные прослушки сдают «оружие» и с момента создания СССИ милиционер, разведчик, налоговик, сотрудник разведки Минфина или ваш сотрудник получают разрешение у судьи и с этим ордером идут в новосозданную службу, регистрируя соответствующий заказ на прослушивание конкретного человека. И там его обслуживают, так?
— Да, но при этом тот, кто это будет технически реализовывать, понятия не имеет, откуда к нему пришел этот заказ и кто является объектом оперативно-розыскной деятельности.
— Но голоса первых лиц страны технари узнают.
— Допустим, но механизм контроля будет таким, что использовать это будет невозможно.
— И Виктор Ющенко, и Петр Порошенко, и другие представители окружения президента с разной степенью открытости давали понять, что убеждены: Александр Турчинов, используя возможности СБУ, прослушивал телефонные разговоры и следил за представителями президентского окружения и членами семьи президента. Вы уже три недели находитесь на этом посту. Получили ли вы подтверждение того факта, что Турчинов это делал?
—Во-первых, я не имел поручения от президента это проверять. Во-вторых, думаю, что Турчинов этого не делал. Никогда не слушалась президентская семья силами СБУ! В-третьих, могу вам точно сказать, что сейчас Служба безопасности не слушает ни этих лиц, ни каких-либо других, если на это нет санкции суда.
—Чем вызваны столь масштабные чисткив отряде замов председателя СБУ?
— Кадровые изменения не более масштабны, чем те, что произошли в феврале. Заменены три заместителя председателя СБУ. Новые люди подбирались по трем основным признакам: все — исключительно профессиональны, все равноудалены от каких-либо центров политического влияния и все имеют высокую репутацию. Уверен, что подобрана очень сильная команда, способная решать самые серьезные задачи.
— Знаете, Игорь Васильевич, я не могу в полной мере принять эпитеты, такие как «эксперт мирового уровня по борьбе с терроризмом», которые Александр Валентинович применял к своему первому заму Василию Крутову. Наверное, Василий Васильевич действительно мог бы хорошо руководить «Альфой».
Я не знакома еще с одним экс-замом Турчинова Андреем Кожемякиным. Известно мне о нем лишь то, что он потомственный спецслужбовец в третьем поколении. И от его коллег Кожемякина, возможно, отличала неуемная энергия в реализации наивных представлений Майдана. Я не спорю с тем, что в СБУ могут быть люди более высокого профессионального уровня, чем эти два человека. Но дело в том, что именно они занимались расследованием коррупционных дел и дел, касающихся злоупотребления служебным положением представителями новой власти. Поэтому их отставка вполне может восприниматься как удар линейкой по рукам. И теперь уже у их сменщиков не возникнет желания даже посмотреть в сторону Печерских холмов. В связи с этим интересно было бы получить ответ на вопрос: отставка Кожемякина и Крутова — это ваше решение или это требование президента?
— Хорошо, давайте так. Я думаю, мы прекрасно понимаем, в какой период входим. Это будет период очень тяжелой политической борьбы, роста социального напряжения. Я не хочу сказать, что эти обстоятельства снижают приоритетность борьбы с такими проблемами, как терроризм, коррупция и организованная преступность. Но эта ситуация выводит на передний план такие вопросы, как защита конституционного строя и, соответственно, укрепление деятельности тех подразделений, которые отвечают в СБУ за это направление. Поверьте мне, в руководство СБУ пришли высокопрофессиональные люди, и я верю в то, что это те люди, которые смогут не только хорошо организовать процесс, но и создать в этой непростой ситуации в коллективе здоровый рабочий климат.
Теперь насчет «линейкой по рукам». Ни одно из дел, которые курировали Кожемякин или Крутов, не то что не остановлено, наоборот, работа по целому ряду позиций активизирована. После разговора с заместителем генпрокурора, который ведет известные пять дел, возбужденные по результатам работы межведомственной следственной комиссии, мы еще усилим эту группу. Дело, которое возбуждено по НАКу в привязке к «РосУкрЭнерго» и расследуется следственным управлением, никто не собирается класть под сукно. На сегодняшний день по нему допрошено 60 свидетелей. Более того, я дал указание дополнительно усилить эту группу следователей.
—Я слышала, что в ближайшие дни президент имеет намерение сдать анализы, согласно выписанной в законе процедуре. Я понимаю, что дело ведет прокуратура. Но СБУ осуществляет оперативное обеспечение и поэтому как бы пребывает в курсе. Поэтому вопрос и к вам: почему до сих пор президент не сдал анализы?
— Оперативное обеспечение не может влиять на подобные вещи.
— Я это понимаю, и все-таки, Турчинов заявлял, что неоднократно предлагал президенту пройти эту процедуру. Есть ли документально подтвержденное обращение Турчинова к президенту или информация об этом?
— Я вам могу сказать следующее: когда я обратился с подобным вопросом к президенту, он в присутствии нескольких человек, среди которых был и генеральный прокурор Святослав Пискун, сказал, что готов хоть сегодня сдать образцы. При этом он настаивал на проведении экспертизы как можно быстрее и по возможности открыто. Сейчас Генеральная прокуратура определяется с тем, кто будет делать эту процедуру. Они ищут соответствующие медицинские учреждения, в том числе и за рубежом. Поскольку в Украине если и наличествуют лаборатории с необходимым оборудованием, то их методики не имеют сертификата, требуемого для проведения подобных процедур. Большего я вам сказать не могу.
Известно, что в ходе лечения у президента неоднократно отбирались какие-то образцы, но, к сожалению, они не могут быть использованы для проведения экспертизы, порядок которой определен Уголовно-процессуальным кодексом Украины. В соответствии с ним, необходимо взять образцы и при этом засвидетельствовать происхождение этих образцов от конкретного субъекта; описать весь путь, которым эти образцы попадают к эксперту; затем эксперт описывает контейнер, в котором он получил эти образцы, ну например: «Пакет с двумя печатями, целостность упаковки не нарушена» и т.д. И только после этого он проводит исследование и делает заключение.
Насколько мне известно, в данной ситуации речь идет о комиссионной экспертизе, когда в комиссии будут участвовать несколько специалистов, возможно, из разных стран. По закону, при проведении экспертизы может находиться либо сам потерпевший, либо его представитель.
Насколько мне известно, мнение президента состоит в том, чтобы все, что связано с исследованием, проходило гласно и публично. Однако открытость будет в той степени, которую определят сам эксперт и следователь.
—Председатель ЦИК Ярослав Давидович заявил, что с установкой нового дорогостоящего оборудования система данных Центризбиркома полностью защищена от внешних воздействий и всяких транзитных серверов. Вы можете это подтвердить?
— Я не могу ни подтвердить, ни опровергнуть эту информацию, пока не будет создана и сертифицирована у нас в Службе система комплексной защиты. Есть закон, в соответствии с которым каждый субъект, создающий или владеющий информацией, являющейся собственностью государства, обязан ее защитить. И не так, как ему нравится, а так, как это укажет сделать специально уполномоченный для этого законом орган. В данном случае — департамент специальных телекоммуникационных систем и защиты информации СБУ.
Иными словами, владелец должен создать за свои деньги систему, защищающую информацию, потом позвать нас и спросить: «Как вы думаете, эта система должным образом обеспечивает сохранность информации или нам нужно что-то изменить?».
— Но вас еще в ЦИК не звали?
— Более того, около месяца тому мы письменно предложили ЦИК это сделать. Мы настаивали на сертификации системы и в диалоге с предыдущим составом ЦИК, но остались неуслышанными. Таким образом, и прошлая система не была нами сертифицирована, и эта пока тоже. Но, слава Богу, у нас еще есть время и закон, обязывающий подобную сертификацию произвести.
— Нам предстоит пережить непростую избирательную кампанию с принципиальными для дальнейшей судьбы страны результатами. Какой вы видите роль Службы в выборах?
— Роль Службы безопасности определяется задачей по защите государственности и конституционного строя. В этом непростом процессе мы должны быть равноудалены от всех политических центров, всех сил, которые, возможно, и хотели бы влиять на эти процессы, используя Службу. Мы не должны быть участниками, мы должны отслеживать ситуацию. И влиять на нее таким образом, чтобы она оставалась максимально стабильной. В самом худшем для нас случае мы можем взять на себя роль посредников между сторонами конфликта для того, чтобы сделать его менее жестким, менее радикальным и ни в коем случае не допустить проявление экстремизма или чего-то такого, о чем потом могут пожалеть все.
— Игорь Васильевич, российский фактор в украинской внутренней политике переоценить сложно. В какой-то момент показалось, что он может быть ограничен определенными рамками. Сейчас уже так не кажется. Не беспокоят ли вас многочисленные визиты лидеров ведущих политических сил Украины в Москву, их встречи с руководством соседнего государства либо с его уполномоченными представителями, раздача обещаний по поводу слонов? Не усматриваете ли вы здесь фактор угрозы национальной безопасности с проекцией на предстоящие выборы?
— Контакты политиков — это один вопрос, а вмешательство — другой, хотя вещи эти, несомненно, связаны. Любое вмешательство в наши внутренние дела нас беспокоит. Особенно если иметь в виду опыт прошлых выборов и понимать, что это вмешательство предполагает серьезные ресурсные вливания. У каждого из внешних игроков есть свои цели, которые не всегда совпадают с целями нашего государства. Поэтому могу сказать, что меня это беспокоит. Но не только российское, но и любое внешнее вмешательство.
Впрочем, для дестабилизации существует немало и внутренних факторов. Так называемый электоральный процесс характеризуется сейчас не столько политическим разделением (нельзя ведь четко сказать, где заканчивается электорат Народной партии и начинается электорат Социалистической: контуры размыты, переходы плавны). А вот регионализация выборного процесса весьма четкая. Меня беспокоит то, что называется расколом. Устранение его причин сейчас востребовано жизнью. И это должно идти через позитив и результат.
— Мне кажется, что на сегодняшний день нет четкой программы «сшивания» страны.
— Но, согласитесь, есть четкое понимание ее необходимости.
—Насколько мне известно, в первые месяцы, когда массово подписывались кадровые указы, Банковая либо не запрашивала информацию о кандидатах у Службы, либо в тех случаях, когда СБУ давало упредительную информацию о наличии незакрытых уголовных дел против того или иного кандидата на пост, просто игнорировала эти данные. Так в аппарате СНБОУ появились г-н Ивченко и г-н Терещенко, например. Известны и другие случаи, в связи с чем вопрос: сегодня вашим мнением интересуются и сколько времени вам отводят на сбор информации о претенденте на должность?
— Сейчас мы получаем соответствующие запросы и проводим необходимые проверки. Но времени для этого нам отводится — три дня.
— При Кучме было две недели. Сейчас во власть приходит множество новых людей. У вас что, досье на всех жителей страны, если вам достаточно трех дней, чтобы его составить?
— Мы стараемся делать быстро, но не всегда успеваем. Методика одинакова: есть у человека родственники за рубежом? как много? где он работал? имел ли проблемы с законом? и т.д. Если человек много лет работал на одном месте — это одна ситуация, если менял много работ — другая. Иногда достаточно дня-двух, иногда не хватает и двух недель. Но мы считаем, что объективная информация важнее рамочных сроков.
— Турчинов заявил, что он с легкостью расследовал бы, куда ушли деньги с прибалтийских счетов, поступавшие от Березовского. Проводит ли такое расследование СБУ, возбуждено ли уголовное дело по факту заявлений Кравчука, Бродского или самого Березовского?
— Службой безопасности такое дело не возбуждалось и не могло возбуждаться, поскольку речь идет не о нарушении уголовного закона, а о возможном правонарушении в сфере законодательства, регулирующего избирательный процесс. По этой причине такое дело не может быть возбуждено ни одним из следственных органов.
Вместе с тем, мы сейчас по целому ряду депутатских запросов определенные проверки проводим. Но это, повторяю, не расследование.
— Экспертиза пленок Мельниченко. Что на сегодняшний день можно считать окончательно установленным: отсутствие монтажа, принадлежность голосов или то и другое?
— Ничего вам не скажу, потому что экспертное заключение является неотъемлемой частью материалов предварительного следствия, разглашение которых без разрешения следователя или прокурора — преступление.
— Тогда так: переданы ли в прокуратуру заключения экспертизы?
— Пока нет, потому что работа экспертов еще не закончена.
—Игорь Васильевич, вы часто встречаетесь с президентом?
— На этой неделе мы виделись дважды.
— Потрясающе! Как вам удалось заинтересовать президента?
— Если вы не возражаете, мы не станем углубляться в детали.
— Конечно, нет. Но я впечатлена. А какие задачи во время первой встречи поставил перед вами президент?
— Во-первых, возвращение доверия к Службе безопасности как элемент возвращения доверия к власти.
— Президентского доверия или общественного?
— Общественного. Народного.
Во-вторых, разработать комплекс мер, связанных с решением вопроса с прослушкой: мы должны доказать, обеспечив максимальную прозрачность процесса, что мы действуем в рамках закона.
В-третьих, защита государственности и конституционного строя были и остаются важнейшими заданиями, возложенными на Службу безопасности. В предвыборный период они приобретают особую актуальность.
В числе приоритетных поставлены задачи защиты экономических границ Украины, противодействие контрабанде.
Конечно же, борьба с коррупцией во взаимодействии с другими органами.
— Простите, но я должна спросить. За оппозицией следить будете?
— Об этом даже речи не было.